Суррогат

Сегодня льет как из ведра, Смотрю на стрелок разворот. А мне дожить бы до утра, Уйти за первый поворот. И ход часов хочу сломать, Ты для меня один на свете. Я не желаю ждать, За моей спиной лишь ветер.

Маринетт нежно, лаская, проводит пальцами по буквам, давно сложившимся в слова, принесшие так много боли и мучений. На ее левом запястье проступили несколько слов, вплетаясь в столь желанную фразу — страна, город и улица. Небо хмурится, а она еще гуляет, разглядывая дома и особенно окна, пытается издалека заглянуть в них, узнать, кто живет, как. Девушка мечтает. Что вот в этом или том живет ее судьба, родственная душа. На их запястьях их адреса, встреча и любовь с первого взгляда. Кожа снова противно заныла, отзываясь на стылый ветер и сырость приближающего дождя. Маринетт отчаянно идет в тот самый дом, внимательно разглядывая прохожих, пристально всматриваясь в открытые руки. Она присматривается к парням, оценивает их и думает, что будет, появись у нее их адрес? Ей бы самой заметить этот капкан, установленный собственноручно, но куда там. На ее глазах огромные розовые очки. Она достает зонт, зажатый под мышкой, и раскрывает его. Запрокидывает голову, смотря в серое и тяжелое небо. Моросящие капли дождя падают на лицо, укутывая его в свое холодное и почему-то противно липкое покрывало, оседают росой на волосах. Маринетт выпрямляется и, тряхнув головой, прячется за зонт. Ей не хочется идти домой, отголоски ссоры тихим звоном сопровождают ее. Девушка не хочет ждать ни секунды, ей нужно все и сейчас — полный адрес и обязательно любовь с первого взгляда. Иначе быть просто не может! И в доказательство к этому тысячи прочитанных реальных историй любви соулмейтов. И не меньшее количество проигнорированных, ушедших от внимания рассказов об обратном. Она просто не хотела видеть их, верить. Родители просто не понимают ее. Лишь квами иногда растерянно шепчет: «Маринетт…» и надолго замолкает. Девушке после этого становится неуютно, муторно. Дождь становится сильнее, а ей некуда идти. Никому она не нужна. Маринет тяжко вздыхает и, оглушенная барабанящими по зонту каплями, понуро возвращается домой. В теплое помещение, наполненное сладчайшими ароматами и вкуснейшей выпечкой. Запястье ноет сильнее, тянуще, давяще, распирающе. Она кусает губы, но своевольные слезы срываются с глаз и стекают по мокрым щекам. Что за глупость, мол, слезы можно спрятать в дожде? Глаза безоговорочно выдадут с головой. Маринетт стучится, и ей тут же открывает чуть бледная мама, она отстраняется, пропуская дочь в дом. Неуютное, тяжелое молчание можно резать ножом. — Прими душ, милая, — чуть натянуто улыбается Сабина, — а я пока заварю чай. Маринетт, мы переживали… Девушка находит в себе силы лишь кивнуть и уходит вглубь дома, в ванной она стягивает мокрые вещи, неаккуратно запихивая их в свою бельевую корзину. Голое тело покрывается мурашками. Она не чувствует пальцев ног и рук. Неловко регулирует температуру воды, выжидает, когда стечет холодная, и встает под тугие струи горячей. В тело возвращается тепло, кожа чуть розовеет, и становится как-то легче дышать. Квами молчит. Тикки прячется в сумочке и отказывается выходить даже на любимое лакомство, пока Маринетт не помирится с родителями. Вода стекает, унося с собою в канализацию всю тяжесть случившейся размолвки. Девушка со вздохом поворачивает сместитесь и выходит из душа — невозможно вечно прятаться за этим щитом из капель. Она вытирается большим махровым полотенцем, затем кутается в любимый халат из велсофта и улыбается — как же дома все-таки хорошо. Запястье снова простреливает боль, Маринетт морщится, опускает ниже рукав и возвращается в кухню. Смотрит на маму и не может сдержать слез, прося прощение. Боже, как же больно. Они стоят, обнявшись, и молчат. Дом погружен в полумрак. В нем тихо-тихо. За окном бушует непогода. В голове промелькает непрошенная разрушающая момент мысль — а ведь ее первым противником была именно Непогода. Как забавно. Маринетт отстраняется и уходит в свою комнату. Она бы заперлась на все замки, но нельзя. Портить отношения с родителями ей не хочется. — Молодец, — улыбается Тикки, а девушку внутренне передергивает — глаза квами всегда пустые, ненастоящие. Эмоции редко получают отражения в их взгляде. Обычно она старается это не замечать, игнорировать. Чтобы отвлечься, девушка начинает преувеличенно внимательно изучать запястье. Красное, опухшее. Проступившие буквы пепельно-серые, чуть размытые. Какие-то немного неправильные, неуверенные. Их проявление было тяжелым, изнурительным. Одни буквы проступали нормально, другие — гноились или кровоточили. Сейчас с неясным контуром появилась первая цифра. Маринетт охватил трепет. Стало так легко-легко, что она не смогла сдержать тихий и счастливый смех. Еще немного, и счастье будет у нее в кармане. А на душе нет-нет да скребутся черные кошки — с ее адресом определенно что-то не так. Череда последующих дней промелькает, растворяясь в тумане серых и пасмурных дней. Запястье нещадно крутит, рвет болью от проступающих последних двух слов — фамилии (Агрест) и имени (нечеткие белые пятна). Маринетт старается возвращаться домой, проходя по именно тому кварталу, задерживая взгляд на огромном особняке — тут живет ее судьба. Из информации в Интернете она узнала, что тут живет известный модельер Габриель Агрест с женой и сыном. Маринетт о нем слышала постольку поскольку, краем уха, ведь девушка абсолютно не интересовалась высокой модой. Ее потолок — модные тренды сезона. Она мечтала перенять дело своего отца. Наверное, ее родственная душа — Адриан. Больше некому. Маринетт мечтает об их встрече, любви, свадьбе, детях и домашних питомцах. Ей так хочется быть счастливой. Ей хочется доказать, что родственные души — не пустяк, не глупый рандом, а дар свыше. Из прострации девушка выпадает столь неожиданно для себя, словно ее ледяной водой окатили. Да, последние пару дней Хлоя сходила с ума больше обычного, носилась с чем-то и бурчала себе по нос, Сабрина ей вторила. В классе было как-то необычно неспокойно и более оживленно, нежели всегда. Даже Алья сияла и что-то увлеченно рассказывала. Маринетт, положа руку на сердце, признается самой себе, что совершенно не слушала подругу, просто в нужные моменты кивала и поддакивала. Она сидит, не чувствуя свое тело, и ошарашенно смотрит на Адриана, неловко застывшего на пороге класса. Парень обводит взглядом помещение и расслабляется, увидев Хлою. Он проходит, кивает Нино и садится за его парту. Маринетт вдыхает аромат его парфюма, рассматривает затылок и шею, чувствуя, как плавится сердце — идеален. Совершенство. Волосы, уложенные в художественном беспорядке, отчего заставляют ее вспомнить Нуара. А ведь они оба блондины. Забавно. Один влюблен в ее альтер-эго, а второй и знать не знает ее. В классе стоит гомон, Хлоя поднимается из-за парты, закатывая рукав. Она становится перед учительским столом и, повернув запястье так, чтобы было видно его внутреннюю сторону, где четкими черными чернилами и прекраснейшим почерком был адрес. Адрес Адриана. — Девочки и мальчики, он мой, — холодный тон и стальной взгляд. С ней никто не рискнет связываться, даже дело не в том, что она дочь мэра. Хлоя сама по себе опасная стерва. И это знал каждый. Маринетт кажется, что ее мир рухнул, образовал огромную дыру, куда она падала. Как так?! Как?! Было больно и очень обидно. До потемнения в глазах, до оглушающего пульса в ушах. Розовые очки пошли трещинами, не выдержав ударов реальности. Она не знала, как справиться с собой, с этой ситуацией. Маринетт как никогда чувствовала себя потерянной. Не выдержав, девушка просто молча поднялась и ушла, сбежав с уроков домой. Было невыносимо находиться там. Она потом что-нибудь придумает, отмажется. Это все неважно. Пекарня встретила ее сладким запахом и уютом. Посетителей не было, и Сабина просто читала за прилавком какой-то роман, Маринетт не было видно его обложку. Женщина удивленно взглянула на дочь. — Я сбежала, — признается девушка и, не сдерживая слез, рассказывает все. — Мы с твоим папой не родственные души, — пожевав губами, признается Сабина. Отложив книгу, она выходит, чтобы обнять дочь. Она не видит ее лица, не понимает, что просто вбивает кол в ее сердце. — Мы встретились случайно, познакомились и поняли, что никто другой нам не нужен, не нужно куда-то ехать и искать этих соулмейтов. Его был где-то тут, в Париже, а мой — в Китае. Перед свадьбой просто свели свои адреса. Знаешь, за все это время мы ни разу не пожалели. — Но для меня это важно! — вскрикивает Маринетт и вырывается и объятий матери, — ты не понимаешь! Я жила этим. Я хочу истинного счастья! Любви. Настоящей. А может… Может… — девушка холодеет, ее губы беззвучно шевелятся, она с трудом двигает ими, но ей все же удается прошептать, — может, это ваша вина, что у меня все вот так! Ненавижу! Маринетт окончательно срывается и кричит, выливая на мать свою злость и обиду, чувствуя, как в душе становится пусто и холодно. Она замолкает и уходит, громко хлопнув дверью, просто сбегает из дому. Маринетт не приспособлена выживать в одиночку, без поддержки, документов и денег, с почти разряженной мобилкой в кармане. Сабина вытирает слезы от незаслуженной обиды и боли, причиненной дочерью. Она знает, что та вернется и скоро. Женщина простит ее, пустит, но никогда не сможет забыть всех тех слов. В пекарню вошел Том. Увидев плачущую жену, бросил сумки с покупками и бросился к ней. Обнимая, он пытался выяснить, в чем дело. Ответом ему была лишь очередная порция слез и невнятный шепот. Мужчина понимает, что все дело в Маринетт, выбежавшей из дома, даже не увидевшей его. Подробности он узнает чуть позже, когда жена успокоится.