Встреча

Я шел по коридору. Коридор был темный, а впереди маячил светлый выход. Мне хотелось побыстрее выйти из темноты на свет, но, когда я встал на пороге, свет оказался слишком ярким, он слепил глаза, как будто я смотрел на солнце, и я остановился, не решаясь выйти. Постепенно глаза привыкли, и я разглядел очертания женщины, поджидавшей меня на той стороне от входа. Сердце пропустило удар, а потом забилось часто-часто. - Падме. Ты здесь… - Я все еще не решался сделать шаг из коридора. Что-то меня останавливало. Словно кто-то из темноты придерживал за плащ. – Я умер? Падме покачала головой и серьезно посмотрела на меня. Между бровей залегла такая до боли знакомая и родная мне морщинка. - Нет, Эни. Твое время еще не пришло. – И вдруг улыбнулась. Ласково и открыто. Так могли улыбаться на свете только два человека: она и Люк. - Ты так изменился! Расскажи скорее, как ты жил без меня? Я растерялся. Разве можно в двух словах уместить всю прожитую без нее жизнь? Словно подвести итог. Было всякое: и хорошее, и плохое. Но… - Падме, Люк, наш сын, уже совсем вырос. Падме вдруг снова нахмурилась и торопливо заговорила, шагнув мне навстречу: - Эни, я должна сказать тебе: у нас есть… «Отец! Отец! Ну возвращайся наконец! Я тебя жду!» - Кто-то тормошил меня, не давая сосредоточиться на любимой, кто-то… Люк! Падме вдруг стала как будто прозрачной, она вся истончилась, и я уже угадывал только ее смутные очертания, а ситхов сын все теребил меня и требовал вернуться. Да что ж он так?! В гневе я обернулся и шагнул в темноту. - Тебе кто-нибудь говорил, что нельзя прерывать медитацию?! – рявкнул я, но почему-то очень тихо. Голос не слушался. И я вдруг понял, что не медитирую у себя в каюте, а лежу в медицинской палате, рядом сидит мой сын и, напряженно сжав губы, смотрит на меня. Что происходит?! Я попытался приподняться на подушке, но паршивец не позволил, осторожно прижимая рукой за плечи к постели, одновременно пытаясь заблокировать удар моей Силы. Мысли теснились в голове, превращаясь в бессмысленные догадки, тело, накачанное обезболивающими, было словно ватным. Сила, успокоенная присутствием сына и взбудораженная моим бессилием, заворачивалась нетерпеливыми вихрями. И тут я все вспомнил. На станции вовсю надрывались тревожные сирены. Металлические голоса дикторов предлагали укрыться немедленно в спасательных капсулах и покинуть объект. Особенно точный удар лазера уронил несколько раскаленных капель металла нам на головы, заставляя пригнуться. Мы шли на прорыв. Это был наш шанс. Тяжелых раненных оставили в укрытии. Если вырвемся – они уцелеют. Если нет… Короткими перебежками от укрытия к укрытию, прикрывая друг друга мы продвигались к небольшому пролому в стене, образовавшемуся на месте технических дверей. Все были ранены не по одному разу, но, хвала Силе, легко. Меня тоже зацепило несколько раз, но все это была ерунда, по сравнению с тем, что лишившись поддержки Силы, в бою я чувствовал себя очень неуверенно, словно у меня внезапно, ухудшилось зрение, и почти пропал слух. Рядом охнул и повалился на колени Корен, я машинально приостановился, подхватывая его и заставляя идти, даже не замечая, что делаю это раненной рукой. С другой стороны советника подхватил Каэта, и мы побежали, почти неся раненного на себе. Останавливаться было нельзя. И тут что-то ухнуло снаружи, сверху, в ответ вздрогнул пол, покосились и начали складываться, словно стекая на пол, металлические колонны, поддерживавшие потолок. - Они все-таки обрушили крышу! - Заорал Каэта отчаянно, заворожено глядя на летящие на нас балки потолка. Не думая, что делаю, я развернулся и автоматически выставил руку в защищающем жесте, останавливая летящую на нас тяжелую конструкцию. Абсолютно бессмысленный жест сейчас, и вдруг… Сила! Ее ощущение пришло внезапно и обрушилось на меня как ливень в засушливый день. Подчиняясь посылу, обломки потолка улетели в противоположном направлении, и рухнули на пол, вышибая облако пыли и мелких частиц. Меня сильно шатнуло. Я чувствовал себя пьяным, не способным адекватно оценивать окружающую обстановку. Очертания окружающих предметов стали зыбкими, они двоились и перемещались. В ушах стоял какой-то противный звон, как после контузии. Каэта вдруг рванулся в сторону, хватая меня за руку и падая вместе со мной. Наверное, это меня и спасло. Боли я не почувствовал. Только сильный удар в плечо и …. Все. Где-то в темноте сознания таяло затихающим криком отчаяние сына. В медотсеке было светло и тихо. Я лежал весь утыканный какими-то иглами и опутанный проводами и шлангами. Интересно, все так плохо? Судя по облегчению, проскользнувшему на лице мальчишки, видимо – плохо. Было, по крайней мере. Я скосил глаза, осматривая комнату. Обычная, скудно обставленная палата, - немного выделялась разве что кушетка с валявшимися на ней подушкой и пледом. Рядом стояла подставка для капельницы, на которой висела обыкновенная вешалка с кителем. Люк надел форму? Сам? Что бы это значило? Перехватив мой удивленный взгляд, сын быстро пояснил: - Пришлось. Так проще. Что проще, я не понял. Ясности эта фраза не добавила. - Империя? Что происходит?! - взорвался я. Ужасное состояние беспомощности. Еще и перед сыном. Наверное, опираясь на Силу, я смогу уже с этим покончить. А долечусь потом, на ногах. Как уже не раз бывало. Некогда разлеживаться! И стал подниматься. Люк поспешно придержал какой-то шланг. - Да лежи ты спокойно! Что ты дергаешься, как не знаю кто?! – в сердцах выпалил он. – Все в порядке. Никто ничего не знает и не догадывается. Я связался с Пестажем и директором СИБ. Все под контролем! - закончил он решительно. И, подумав, добавил, как будто это все объясняло: - Тебе еще пару дней лежать. Успокоения мне эта фраза не принесла. Попался как зеленый падаван! Позор! И снова попытался приподняться, но сын нагнулся ко мне и, твердо глядя в глаза, произнес: - Это все ничего, главное, что ты жив. Это главное. Как ни странно, его слова подействовали, не сказать, чтоб успокаивающе, но отрезвляюще. - Давно я здесь? – поинтересовался я уже спокойнее, откидываясь на подушки и пытаясь унять бешенную пляску предметов вокруг, вызванную резким движением. – О чем ты разговаривал с директором? - Неделю, – тихо сказал Люк по-прежнему не отводя глаз, и я почти почувствовал, как и сам он успокаивается, - И день в бакте. Надо было сохранить в тайне твое ранение. Мы обговорили возможности для этого. Потом еще посовещались с Пестажем. Вернее, сначала с Пестажем связался я, как только понял, что ты… выбыл на какое-то время. Главное, чтобы никто ничего не разнюхал. Я перекрыл все возможные пути утечки информации со станции. Для этого пришлось задействовать начальника разведки на флагмане. - И что? - Пока все тихо. По версии для печати ты, не встретившись с Каэтой, улетел встречаться с гранд-моффом третьего сектора. Даже голофото подрихтовали. Третий сектор был один самых лояльных мне секторов. - Он в курсе? - Конечно. Пестаж провел с ним переговоры. Так что пока ты в третьем секторе. Да… Люк сильно потер лицо ладонью левой руки, и я заметил, что на правой руке у него лангетка. - А с рукой что? - А… пустяки. Заживет. Я машинально потянулся проверить, но паршивец поставил блок. - Да говорю же, ничего страшного! Ты, главное, лежи спокойно. Врачи говорят… Я не стал дослушивать, что там врачи говорят. – Каэта? Корен? - Лежат этажом ниже. Я уговорил Каэту воспользоваться медцентром флагмана из-за секретности. - Ясно, - протянул я, обдумывая информацию. - Ты взорвал зверьков. Сын коротко взглянул на меня и кивнул. - А мой приказ? Ты в принципе не можешь выполнять, что тебе говорит отец? Я даже не злился. Мне просто было интересно, как он отреагирует. Но вместо ожидаемой реакции в виде взрыва возмущения, Люк вдруг улыбнулся и пожал плечами. - Не сердись. Хочешь, я отсижу на гауптвахте, когда ты поправишься? - Ладно, - пробормотал я, немного удивленный его реакцией. Ругать мальчишку расхотелось. Отругаю потом. Ему и так досталось. - Разберемся. - И чувствуя, что силы на исходе, добавил: - Потерпи еще, очухаюсь, будет легче. Люк заторопился: - Лежи сколько потребуется. Я сделаю все, что надо... – он хотел добавить еще что-то, но смутился и замолчал. Мысли теснились в голове, превращаясь в бессмысленные догадки, все тело, накачанное обезболивающими, было словно ватным. Сила, успокоенная присутствием родного, лениво кружила легким ветерком вокруг, и я погрузился в целительный транс. Пследней осознанной мыслью было: «Что же все-таки хотела сказать мне Падме…»