After the rain

Моё лицо уже выглядит немного лучше: только губа не заживает из-за постоянного кусания. Я даже не помню из-за чего мы поссорились. Возможно, нам надоело общество друг друга и постоянная смена мест, да и быть в розыске - романтики не добавляет. Мы уже неделю снимаем квартиру в очередном гнилом городке, где все улицы похожи, а люди - одинаковы. Слишком трудно слиться с массой, оставаясь личностью. Вчера я отказался от ужина, приготовленного Тео. Хотя его навыки готовки улучшились за эти месяцы, я был не настолько голоден, чтобы пропустить разочарование в его взгляде и раздражение, которое он не преминул выплеснуть на мне в эту же ночь. Как бы там ни было, я проснулся раньше, и сразу же отправился на кухню. В холодильнике пусто и в желудке - тоже. Поскольку, в последнее время, я очень люблю находиться рядом с Тео, то решил пройтись в самый дальний магазин. Возможно, мне повезёт, и хлеба у них не будет, и тогда придеться пройтись ещё. Телефон, я, конечно же, возьму. Я не настолько рисковый парень, чтоб потом попасть под горячую руку Тео, который проснется - а меня в квартире и след простыл. Замкнув дрерь, я пошагал вперёд, включив наушники и выключив бдительность, погружаясь в собственные мысли. И думая о том, что бы я ответил тогда, зная, как всё обернется сейчас. - Тео, что ты здесь делаешь? Мы договаривались о встрече на следующей недели. Тебе подарить календарь? - Стайлз, у них новые улики. В деле Донована. Твой отец отстранён. Он говорит спокойно, но его спокойствие мне не передаётся. У меня паника, и каждое слово - как выстрел в висок. Мой отец отстранён, а значит, я - подозреваемый. Главный. - Я должен признаться. - Ты - придурок? Во-первых, в этом был смысл, пока мы не спрятали труп; во-вторых, ты так прекрасно замёл следы, что доказать твою невиновность - будет весьма трудно; а в-третьих, Донован заслужил сдохнуть, в конце концов. - Возможно. Но мой отец достоин лучшего, чем сын-убийца. Я должен признаться: для него, для себя, для всех. - Всех? А обо мне ты подумал? Я тупо уставился на Тео. У него - нечитаемый взгляд. Чёрт, Тео, улыбнись. Дай понять, что это шутка. - Только не говори, что тебя заботит тот факт, что я сяду в тюрьму. Пощёчина. Как предсказуемо. Я оседаю на пол, держась за щёку. Так больно, что даже приятно. - Тогда что ты предлагаешь? - Бежать. Я предлагаю: бежать. - Я вернулся! - Мечислав Стилински? Вы задержаны по подозрению в убийстве. Вы имеете право... Б л а-б л а-б л а. Мы с Тео сидим на полу, друг напротив друга, закованные в наручники. По квартире шарят люди в форме. Парочка полицейских совсём потрепаны, видимо, Тео зря времени не терял. Один из них подвигает стул и садится рядом, так, что мы вынуждены смотреть снизу-вверх. Я замечаю кровь на рубашке Тео и дыры от пуль, и в груди щемит. Конечно, не от жалости. По крайней мере, ни к нему. А себя жалеть сейчас не время. - Ваши соседи сообщили в участок о домашнем насилии. Мы ожидали парочку сумасшедших молодоженов, но такого... подозреваемый в убийстве и его подельник! Это действительно очень смешно: когда серъезные преступники попадаются на мелочёвке, только не тогда, когда ты - один из таких оленей. Это же надо было скрываться три месяца и налажать на бытовой ссоре. Получаю дубинкой в висок, но продолжаю улыбаться, как психопат. По сравнению с тем, что делал Тео, это всё равно, что погладить меня по голове. Кстати о Тео: его явно раздражает эта ситуация. Ударь он его - я бы и бровью не повёл, но Тео зол настолько же, как и бессилен что-либо сделать. - Пакуйте их в участок. В участке ещё хуже. В каждом полицейском мне чудится мой отец, и, если бы не рука Тео, сжимающая мою, то я бы точно свихнулся. Первым допрашивали меня. Тео научил, что говорить в подобной ситуации. Он подготовил текст с ответами, которые втрахивал в меня в буквальном смысле этого слова. Я знаю, что Тео сбежит. Возможно, ночью перед судом проберется ко мне в камеру увидеться в последний раз и насладиться моим отчаянием. Которого, естественно, я не позволю ему лицезреть. А затем он скроеться в темноте и я останусь один. Разбитый, сломанный, вывернутый наизнанку. Наедине с кошмарами и бесконечным чувством вины. Как я того и заслужил. Я повернулся к мужчине, готовя в уме заученый текст. А затем секунда переросла в вечность и я утонул, захлебнувшись воздухом, как кислотой. Такой до боли знакомый голос: - Здраствуй, сын. Выстрел. Мои мозги на стене. Я не могу быть жив. Только не после этих слов. Только не после этого голоса. Это происходит не со мной. Я умер, а мой труп сидит в допросной и сейчас он должен выдержать самую ужасную каторгу - взгляд отца. Я хочу ослепнуть. Оглохнуть и онеметь. Я хочу провалиться сквозь землю в самые пучины ада, потому что даже там не может быть так жарко, как здесь. Но, к моему ужасу, я остаюсь на стуле, всё также прикован наручниками к столу, а напротив меня - всё тот же полицейский. - Шериф. - приветствует он моего отца. Который даже не смотрит на меня. Который проходит мимо, становится сзади и не смотрит на меня. Несмотря на то, как я боялся встретиться с ним взглядом, меня трясет. От разочарования и злости на себя. Я хочу, чтобы он ударил меня. Не так как Тео. А чтобы действительно больно. Чтобы он кричал на меня. Ругался. Чтобы он уничтожил меня здесь и сейчас. Но шериф спокоен. По моим ощущениям, в комнате минус тридцать. - Я бы не вызвал вас, но парень несовершеннолетний, и присутствие опекунов на допросе просто необходимо... - Я знаю законы. - уставший голос отца. Вот оно как. Верно. Так и должно быть. Только законы. Он уедет, как только кончатся вопросы. Вопросы... Вся та лапша, которую старательно готовил Тео, которую я битый час вешал на уши всему их участку, выветрилась из головы. Я не смогу лгать. Не сейчас. Не отцу, которого я не видел примерно вечность. Такую долгую, что он успел отпустить щетину. И обзавелся сединой. Меня о чём-то спрашивают. Я разбираю слова, как сквозь вату. В ушах - вода, и я просто киваю на всё утверждения. Тайком рассматриваю отца: каждое изменение, каждую морщинку. И где-то мимо проплывает страж порядка со своими расспросами, словно я смотрю фильм про самого себя, скучный до дремоты. Меня отпустили примерно через три-четыре часа. Шерифа я больше не видел. Я был очень рад, что не успел поесть, иначе сейчас бы выблевал всё, вместе с желудком, прямо в камере. Мне стало так дурно, что я рухнул прямо на пол в шаге от лавочки. И, нет, я не забылся сном. Я бредил наяву, уставившись в потолок, но видя отца. Его образ отпечатался на сетчатке глаз, как некогда и труп, нанизаный на арматуру. Я укусил палец до крови, и боль немного отрезвила мой разум. Я захотел умереть, в который раз за сегодня, и всё о чём я мечтал: чтобы завтра никогда не наступало.

***

- Почему я всё ещё жив? - Потому что ты нужен мне? Звучит, как вопрос, а не утверждение. Я не знаю сколько пролежал в отключке, но очнулся уже глупой ночью. Моя голова покоилась на коленях Тео, пока его пальцы гладили мои волосы. - Когда ты пришёл? - После тебя. Очевидно же. Не хочешь - не отвечай. Словно меня заботит сколько времени они тебя пытали. - Как раны? - Волнуешься за меня? Очень мило. - Просто ответь. - Заживут. В камере темно и холодно. На душе - ещё хуже. Очень хорошо, когда под рукой обогреватель в виде оборотня. Под головой - в моем случае. - Я видел твоего отца. Как кувалдой по груди. Я так старательно склеевал маску на лице, чтоб не выдать себя, а теперь она трещит по швам. Он видел моего отца. Мою слабость. Мою горечь. Мою боль. Меня прошибает насквозь, словно молния ударила в грудь. И я чувствую соль на губах. Чёрт. Я не плакал тогда, при шерифе, так почему я не могу удержаться сейчас? Первая немая слеза стекает по губам до подбородка. - Ты чего? Плачешь, Стилински? Чёрт бы побрал оборотеней с их ночным зрением. Я не смог сдержаться и всхлипнул вслух. Меня розрывают изнутри невидимые когти, соскребая остатки души от внутренностей. Я никогда не позволял себе плакать при Тео. Я вообще никогда не позволял себе плакать. А сейчас вся скопившаяся боль рвется наружу потоком рыданий, и я чувствую себя школьницей, которую бросил парень. Тео прижал меня к себе, пытаясь успокоить. И я ненавижу его за это. Потому, что он действительно успокаивает. - Тише, тише. Всё будет в порядке. Я не дам тебя в обиду. С утешением замечаю в его голосе панические нотки. И я сдаюсь. Я вжимаюсь в него, оставляя мокрые следы на рубашке, обхватив его руками и ногами, словно больше ничего не существует в этом мире - только он, я и безграничный океан. А потом Тео целует меня и приступ прекращается; мы больше не тонем: камера возвращается на место. Ему так легко. Управлять мной. Я целую его в ответ, как пьяный. Поцелуй выходит ласковым и шальным одновременно. Он снимает мою одежду в темноте, расстегивая каждую пуговицу. Я так не могу, поэтому медлю. Расправившись с моей одеждой, Тео помогает снять свою, из-за чего мне неловко-приятно. Его руки блуждают по телу, и в холодной камере становится жарко, как на сковороде. Он кусает мои губы, оттягивая нижнюю, и меня ведет. Он опускается ниже, кусая соски, а я сжимаю его волосы, подставляясь под ласки. Тео облизывает каждый по очереди, и я не видерживаю: - Возьми меня. Сейчас же. Возьми.. Голосом капризного ребёнка. Тео ухмыляется на мою просьбу, но поворачивает меня спиной к себе и целует там. Я всхлипываю. На этот раз по-другому. Тео готовит меня пальцами, шепотом произнося мое имя, выцеловывает спину до копчика. А затем входит. Даже не наполовину. Второй толчок - намного сильнее. Я сжимаюсь, я чувствую его в себе и этого достаточно, чтобы кончить прямо сейчас, но почему-то держусь. Его руки впиваются в бёдра. Без когтей. Обычные человеческие теплые пальцы. И это с нами впервые. Потому что Тео не бывает так нежен. Никогда. Не со мной. Но мне впервые всё нравиться. Без боли. Словно, мы никогда раньше не знали друг друга, а вот теперь доверились и решили заняться любовью. Любовью, а не диким трахом, больше похожим на драку. Впервые Тео кончил, не обратившись. И я впервые перестал чувствовать себя зоофилом. Я кончил сразу после, излившись ему в руку, которую он заставил меня облизать. А потом поцеловал меня, не скривившись. Кто ты и что ты сделал с Тео? Только что. У меня. Был первый секс. На полу камеры. В полицейском участке. С человеком, которого я ненавижу почти так же сильно, как самого себя. Тео. Я шепчу его имя после оргазма и ему нравится. Я сказал "первый секс" потому что всё, что у нас было до этого поблекло на фоне случившегося. Я уснул в его объятиях, впервые жалея о том, что рано или поздно Тео меня бросит. Скорее, рано. Спасибо за всё, Тео, и будь ты проклят.