***
Тео оправился даже быстрей, чем предсказывал Дитон, и появлялся всякий раз у меня дома за отсутствия шерифа. Мы занимались жарким животным сексом, наверстывая упущеное. В перерывах мы болтали, в основном я, или спали. Тео взял за привычку почти что насильно меня кормить, поэтому хотя бы раз в два дня я питался, и обмороков больше не случалось. Я бы солгал, сказав, что внезапно пропавший аппетит меня не волнует. Но, так как, были и дела по-важнее, я этим не заморачивался. По крайней мере, благодаря Тео, я хоть и не поправился, но перестал худеть. А так как вещи всё ещё висели на мне, то я больше смахивал на бомжа в чужих шмотках, чем на сына всеми уважаемого шерифа. Жизнь вошла в свою колею, со скрипом и скрежетом, но вошла. Единственной проблемой оставался Дерек: он знал про мою слабость к боли и догадывался про Тео. Но, к счастью, оборотень был слишком занят разборками с конкурируещей стаей, так что какое ему дело до подростка, которого он и раньше не особо замечал, а теперь - и подавно? Но так хорошо не может продолжатся так долго. Не со мной. Не с нами. Кстати, о нас. Отношения превращались в какую-то манию, болезнь, гангрену. Мы ссорились, когда не трахались, и даже умудрялись обзывать друг друга последними словами, занимаясь любовью. Тео первым начал. Он ревновал меня ко всему живому и не живому: к Дэнни, тренеру, стенам и паркету. А стоило мне вспомнить кого-то из Хейлов и секс превращался в потасовку, а болтовня - в ругань. Когда я был лишен возможности огрызатся, делая минет, Тео винил меня во всех смертных грехах, направляя руками. А потом он извинялся, оставив засосы и царапины, и всё сначала, всё по кругу. Иногда я сам специально раззадоривал его, подливая масла в огонь, за что получал такую офигетительную порцию боли и унижений, что приходилось отлеживатся в кровати, ссылаясь на плохое самочувствие. Отец ничего не спрашивал. Он думал я боюсь осуждения и косых взглядов, а я позволял ему так думать. На самом же деле, ещё никогда чужое мнение не было мне так по барабану, как сейчас. Есть и плюсы быть одиночкой: ты ни за кого не в ответе. Ни за Скотта, ни за его стаю. Я заплатил за это жуткую цену. И назад дороги нет, сколько не оглядывайся. Сейчас я думаю, что был беспечен. Даже не так. Я был конченым слепым идиотом. А ещё глухим и легкомысленным. Это я должен был умереть. Но я жив, как все плохие парни. И Питеру есть чему завидовать: в отличии от него я пережил уже, как минимум, трое смертей, и не собираюсь останавливаться. Смерть постучала не сразу. Когда я закрыл глаза, рот и уши, погрузившись в сладкий самообман. Я позволил отраве заполнить легкие, и сейчас она булькает и пузырится под кожей, выжигая все чувства, страхи и мысли. Мой мир***
Я лежу на кровати, уставившись в потолок, привыкая к чувству пустоты. Опекуны? Приют? Мне плевать. Пусть сам ад поглотит мою душу, чтоб сварить в собстенном отчаянии. Ах да, у меня нет души. Уже нет. Её высосал Тео с первым поцелуем и спрятал глубоко внутри, так, что не вырваться. Ничего не чувствую. Боль, ненависть. Всё кажется неважным. Я на дне. Уже не барахтаюсь и не задыхаюсь, пытаясь пробить лёд. Я утонул. Провалился. Меня засосало в чёрную дыру. Туда, где боль не ходит в одиночку. Где, я, возможно, наконец, умру. - Ты доволен, Тео? Я сломан, как ты и хотел. Я - воск, расплавь меня. Больше нет смысла жить. - Я не виноват, прости. Клянусь, я не хотел этого. Ты бы никогда не извинился просто так - Пули с аконитом. Я всё думал: откуда простой полицейский мог знать о том, что ты - оборотень. А ещё не мог понять, как стая, которая искала Хейлов годами, внезапно так легко напала на след. Т ы вывел их на Дерека. А я попал под огонь, когда искал последнего. Ты не расчитывал, что я вмешаюсь. Я не должен был возвращатся. Думал: одного предупреждения достаточно? Не для них. Твои пёсики сорвались с цепи, верно, Тео? Оборотням не нравится, когда их используют в своих целях. Так что они захотели убрать тебя. И убили бы. Но я спас тебя. - Ты спас меня. - Они разозлились ещё больше. И воплотили угрозу в реальность. Только ты мог им сказать, что я ценю жизнь отца намного больше своей. И ради него готов сбежать с тобой хоть на край света. Я отдал тебе всё. Так П о ч е м у? - Я должен был убрать Дерека Хейла. За которым ты увивался хвостом. Всегда за ним. Не за мной. Глаза Тео опасно-золотые; они ищут в моем выражении хоть капельку здравого смысла, но его нет. И вряд ли скоро вернется. Я должен злится. Должен сорватся, иначе крик раздерет мою грудь изнутри. Но я бросаю короткое: - Ясно. Словно мы говорим о погоде. Наконец-то, правда. Пусть и с огромным опозданием, она всплывает наружу. Мои внутренности ссохлись, сжались в тугой комок, кровь застыла, а нервы разорваны к хуям. Внутри я пуст, как и бутылки отцовского виски, разбросанные по полу. - Я ненавижу тебя, Тео Рейкен. - Неправда. - Но я должен. Лучше бы я позволил тебе тогда умереть. - Лучше бы позволил. - Я никогда себе этого не прощу. - Я знаю. Я тоже. На следующее утро Тео, грязный и избитый до полусмерти, бросает мне под ноги голову вожака, убившего моего отца. Но убийца в этой комнате может быть только один. И он сейчас безразлично отталкивает голову ногой, позволяя откатится, оставляя на полу кровавый след. Вожак - лишь орудие. А я - всего лишь монстр, потерявший якорь. И боль уже не помогает мне забытся. Мне уже ничего не помогает.***
Кровь не смыть. Хотя я уже почти поселился в душе. В мокрой одежде, с лезвием в руке, пытаюсь отскребти их кровь с ладоней вместе с кожей. Всех, кого я убил. Кого ещё убью. Но тёмные пятна разползаются дальше по телу, так что приходится рвать одежду и волосы. И я срываюсь на крик, зажимая руками рот и нос, надеясь задохнутся. Но воздух проникает через дыры в легких и я продолжаю существовать. Потому что жить уже не получается. Чьи-то заботливые руки выключают воду и вытаскивают мое тело с ванной. Я не сопротивляюсь. Я жду, когда эти руки сломают мне позвонки и вцепятся в горло. Но ничего не происходит. Дерек вытирает меня полотенцем. Я не вижу его лица, но чувствую, что я ему омерзителен. Иначе быть не может. Крики застряют в горле, вызывая кашель, и Дерек заставляет меня выблевать всю воду на пол. Она прозрачная, но я знаю, что теперь она тоже стала ядовитой, как и всё к чему я прикасаюсь. Мне холодно, жутко холодно, и я жмусь к источнику тепла. Руки трясутся, зубы цокотят. Я пытаюсь найти в его глазах презрение, но вижу только себя, настолько низко падшего, что даже не жаль. Я противен сам себе. Кого ты пытаешся спасти, Дерек? Разве ты не видишь, что я - уже не я, и то же самое сделаю с тобой. Намного хуже пыток. Намного хуже смерти.