Шах и мат

Приходить в «Хоккейный город» было отвратительной идеей. Если бы не внезапно зарядивший как в последний раз ливень, я хотя бы отстоялась в сторонке, а так пришлось забежать внутрь и вздрагивать от каждого шага, который раздавался за спиной. Черт бы побрал Никиту Гусева за дурацкое предложение увидеться после тренировки и его телефон, который сразу же стал недоступен, как только я начала перезванивать, чтобы упросить встретиться где-нибудь в другом месте. Которое не имело бы никакого отношения к Артемию Панарину. Теперь мне оставалось только молиться про себя о том, чтобы Никита вышел раньше, и мне удалось бы избежать максимально неловкого контакта. Стараясь унять волнение и колотившееся как сумасшедшее сердце я мерила бесконечными шагами холл спортивного комплекса, наверняка вызывая у охранников головокружение и приступы тошноты. Взгляд то и дело падал на наручные часы, и казалось, что секундная стрелка движется в несколько раз медленнее обычного. После десяти минут ожидания и обзывания себя на чем свет стоит за привычку всегда приходить раньше назначенного времени я наконец отбросила попытки изобразить заводной паровозик и примостилась рядом с выходом, удобно облокотившись спиной о простенок. Двери начали часто открываться, впуская влажный воздух, пахнувший озоном, и мальчиков, с трудом справлявшихся с огромными баулами на плечах и клюшками в руках. Я, как завороженная, провожала взглядом молодое поколение петербургских хоккеистов и невольно улыбалась каждый раз, когда ребята проходили мимо огромных букв, складывающихся в аббревиатуру СКА. Зарождающееся внутри чувство гордости за этих мальчишек запустило по телу волну мурашек, и на какое-то мгновение я забыла о своих переживаниях. — Алиса? — я не сразу обратила внимание на то, что меня окликнули по имени. — Алиса Анисимова? Я резко повернула голову и столкнулась с полными удивления глазами Леры Кетовой. Девушка тут же одарила меня широкой улыбкой и потянулась вперед, чтобы обняться. Я не стала сопротивляться и подалась навстречу, на секунду утопая ладонями в мягкой ткани ее свитера. — С ума сойти! Я уже думала, что вообще никогда тебя больше не увижу, — Лера осмотрела меня с ног до головы и вынесла свой вердикт: — Ну ты и исхудала. — Брось, — я покачала головой и с нескрываемым удовольствием добавила: — Я очень рада тебя видеть. — А я-то как рада. Ты здесь… — она сделала паузу, явно обдумывая все возможные варианты моего появления в «Хоккейном городе», которых, к слову, было не так уж и много, — ждешь кого-то? — Да, — я кивнула, желая поскорее внести ясность, чтобы не дать Лере задать тот вопрос, который уже крутился у нее на языке. — Никиту Гусева. — А, они уже закончили. Только что говорила с Женей, — и в подтверждение своих слов девушка потрясла передо мной своим телефоном. Ей явно хотелось спросить меня о том, о чем мне хотелось говорить в последнюю очередь. И я упрямо молчала, надеясь на то, что Лера не станет затрагивать тему наших с Панариным отношений. Но Кетова решила все же удовлетворить свое любопытство. — С Артемом уже виделись? — Угу, — буркнула я куда-то в сторону, тут же отводя взгляд и всем своим видом давая понять, что не хочу продолжать разговор в таком русле. — Ладно, я надеюсь, в этом-то сезоне ты вернешься в большой хоккей? — Лера осторожно сжала мое плечо. — Вообще-то я из него и не уходила, — я усмехнулась. — Всего лишь поменяла свое место в «Ледовом» на уютный диван и телевизионную трансляцию. — Самое настоящее хоккейное кощунство! — возмутилась Кетова, и мы обе рассмеялись. — Я требую, чтобы ты пошла со мной на первый домашний матч в этом сезоне. Не часто бывает такое, что на трибунах сидят девушки, которые в этом же тандеме поддерживали одну команду еще три года назад. — Вряд ли мне теперь есть место рядом с тобой, — я намекнула на ложу для жен и девушек петербургских армейцев, чем вызвала у Леры недоумение. — Ты серьезно? Не думаю, что у той, кто ждет после тренировки Никиту Гусева, могут возникнуть с этим проблемы. — Лер, ты понимаешь, я… я не очень хочу туда, — к горлу подкатил ком, и я шумно сглотнула. — Это… немного тяжело. Ощущение всеобъемлющего счастья, распространяющееся по арене «Ледового» раскатистыми возгласами болельщиков. Звуки барабанной дроби, отбивающей ликование и эхом отдающейся от стен. Здесь всюду царит дух непобедимости. Пронзительная сирена, превращающая волну эмоционального напряжения в самое настоящее цунами. Я вскакиваю со своего кресла с громкими криками, его фамилией на спине и вышивкой «Семья СКА» на груди клубного джерси. Меня окружают безумно красивые девушки — обладательницы самых лучших мужей и молодых людей, которым выпала честь представлять хоккейный Петербург. Чувство гордости усиливается в разы. От него распирает. Его невозможно сдержать. Им хочется поделиться со всем миром. Я вижу, как на него напрыгивают партнеры, хлопают по шлему, обнимают и подталкивают к скамейке. Он, выпятив грудь вперед, не спеша катит вдоль борта, выставив в сторону кулак, в который друг за другом прилетают поздравления от остальных армейцев. И лучшее, что только могло случиться со мной в жизни — воздушный поцелуй, прилетающий ко мне прямо с площадки под ласкающее слух объявление диктора. Шайбу забросил Артемий Панарин, номер семьдесят второй. — Тогда придется мне поменять локацию, — я подняла глаза на Леру, не совсем понимая, что она имеет в виду. — Попрошу Женю достать нам два билета в какой-нибудь сектор. — И смотреть матч в окружении простых смертных? — я приложила руку к груди и наиграно изумилась. — Вот это решительность. — А я и забыла, какая ты юмористка, — несмотря на пропитанное сарказмом последнее слово, добрый смех Кетовой звучал вполне естественно. — Зато получилось в разы эффектнее, — я подмигнула. Тут за нашими спинами раздались голоса, и мы, как по команде, развернулись. Хоккеисты СКА медленно тянулись к выходу, негромко переговариваясь друг с другом. Впереди всех шагали активно жестикулирующий Гавриков и спрятавший руки в карманах клубных штанов Зуб, которому приходилось время от времени кивать и что-то отвечать товарищу. За ними следовали Тихонов, Плотников и Каблуков, чуть позади держались Хелльберг и Херсли. Витя и Илья, завидев нас, тут же подошли поздороваться. Тихонов в прямом смысле налетел на меня с вопросами, и я едва отбилась от его напора. Однако я даже словами не могла передать то, как я рада была их видеть. Через несколько минут небольшая часть хоккейного клуба СКА превратилась в клуб ОМП — обрадованных моему появлению. В этот момент я готова была благодарить небеса за то, что за все время моей самоизоляции большая часть состава обновилась. Помимо Тихонова и Каблукова, лично меня знали только Шестеркин, Барабанов, Рукавишников, Хафизуллин, Белов и, конечно, Кетов с Гусевым, которые, как назло, не особо торопились спасать нас с Лерой от армейского нашествия. — Ладно, признаюсь, мне этого не хватало, — мою капитуляцию встретили громким смехом. — Очереди из горячих хоккеистов? — пошутил Антон. — Их скромности, пожалуй, чуть больше, — парировала я, чувствуя, как стремительно поднимается настроение. — Заглядывай почаще, у нас этой скромности столько, что хватит на тебя, твоих детей, внуков и еще на правнуков останется, — Саша ухмыльнулся. — Знаешь, чем меня завлечь, — я одобрительно кивнула и снова рассмеялась. Атмосфера вокруг была теплой и уютной, какая обычно витает на вечерах встреч выпускников или старых университетских товарищей. Улыбка никак не сходила с лица. Тот самый случай, когда вроде бы разговоры ни о чем были такими важными и безумно приятными. Но я слишком быстро расслабилась и потеряла бдительность. — Ну, вот, назначаешь девушке свидание, а эти коршуны уже тут как тут, — я увидела Никиту, который по-хозяйски отпихнул Барабанова и протиснулся между ним и Шестеркиным. — В большой семье клювом не щелкают, — осадил его Хафизуллин. — Адекватные люди поговорками не разговаривают, — не растерялся Гусев, и Динар закатил глаза. — Рад тебя видеть, Алиса, — Женя Кетов слишком неожиданно появился за нашими спинами и обнял меня за плечо, прилично напугав. — Прости, я не хотел, — он улыбнулся и потянулся к Лере, чтобы поцеловать жену в щеку. — Все нормально, я тоже очень рада тебя видеть, Жень, — и тут я почувствовала на себе этот взгляд. Он не выходил из-за спин ребят, и многие до сих пор его не заметили. Я напряглась, мысленно умоляя его просто уйти, чтобы никто из здесь присутствующих не почувствовал себя неловко. Пожалуй, о том, что мы встречались, не знали только Никита и Саша Барабанов. И это меня порядком удивляло. Либо Гусев предпочел не трепаться о нашей с ним дружбе, либо все остальные — о моем прошлом. Но судя по тому, что никто особо не удивился той фразе, с которой Никита эффектно появился среди нас, логичным представлялся именно второй вариант. И это было единственное, что меня радовало, ибо Панарин продолжать буравить мой висок, а я тратила все силы на то, чтобы не смотреть на него. Зачем ты пытаешь меня? — Могу я уже забрать тебя, в конце концов? — я почувствовала, как Никита обхватывает мое запястье и тянет к выходу. — Гусь, у тебя вообще-то жена, — решил напомнить Игорь. — Ничего, мы давно собирались переехать в Швецию, — очередной раскат смеха прокатился по стенам комплекса, и я подхватила Гусева под руку, утыкаясь носом в его плечо и боясь обернуться. — Увидимся, Алиса, — Витя Тихонов махнул мне рукой, и остальные последовали его примеру. — До встречи, парни, — я все же решилась поднять взгляд, и он сразу же выхватил в толпе его глаза. Сердце пропустило удар. Воздуха стало не хватать. Панарин смотрел на меня со смесью раздражения и грусти. Я смотрела на него со смесью страха и боли. К счастью, наши гляделки были быстро прерваны все тем же Гусевым, которому явно не терпелось остаться со мной наедине. Мы вышли на улицу и направились в сторону парковки. Никита тараторил что-то о том, что я не имею права так долго динамить его со встречами, параллельно хлопая по карманам в поисках ключей от машины. Я слушала его краем уха. Просто не могла сосредоточиться. Его взгляд все никак не шел из головы, и я не могла сопротивляться этому наваждению. Почему судьба продолжает сталкивать нас лбами? Ведь если он — мое прошлое, то логичнее было бы ему таковым и остаться. Меня заметно потряхивало, и хотелось плакать как глупой девчонке. Тыльной стороной ладони я смахнула с уголка глаза непрошенную слезинку и тут же споткнулась о некстати попавшую под ноги ветку. — Эй, осторожнее, — Никита придержал меня за локоть, а затем обхватил за плечи и развернул к себе, слегка наклоняясь и заглядывая мне в глаза. — Что с тобой такое? — Я в порядке, — я покачала головой и постаралась улыбнуться как можно естественнее. — Ты же знаешь, что я ходячая катастрофа. — Да уж, за тобой глаз да глаз нужен, — Гусев, кажется, поверил мне, но отпускать не торопился. — Иногда мне кажется, что ты возишься со мной как с ребенком, — я закатила глаза. — Колись, это ведь мой брат попросил тебя присматривать за мной, поэтому ты ко мне в друзья и напросился. — Шерлок из тебя фиговый, — Никита поморщился, и я с наигранным возмущением шлепнула его по козырьку бейсболки, едва не сбив ее с его головы. — Это еще почему? — Вообще-то с тобой я познакомился быстрее, чем с Артемом. Мы, конечно, пересекались на льду в КХЛ — если я не ошибаюсь, когда он последний раз бегал за «Локо», я еще играл в «Амуре» — но там вообще ни о каком общении речи не шло. А в сборной мы оказались только на этом чемпионате мира, и Темыч порядком обалдел, когда узнал, что я подружился с его маленькой сестренкой. — Да, он не привык к тому, что я могу дружить с хоккеистами, — непроизвольно ляпнула я, и мне тут же захотелось вырвать свой язык. Ну, кто просил меня это говорить? Что он теперь подумает? — Конечно, какому хоккеисту только в голову придет связываться с такой неуклюжей девчонкой? — если Гусеву моя фраза и показалась странной, то он решил не подавать виду, и я облегченно вздохнула, решив не сдаваться без боя. — Ты же связался, — и я сложила руки на груди с видом, а ля «и что ты на это скажешь?». — Я в душе мазохист, — заговорщицки прошептал Никита, склонившись над моим ухом, и я ударила его в плечо, чем только вызвала смех у одного из самых перспективных нападающих российского хоккея. Наконец мы добрались до машины. Гусев галантно открыл передо мной дверь со стороны пассажирского сидения, и я, присев в изысканном реверансе, уже хотела было забраться в салон, как тут вдруг услышала голос где-то рядом с багажником. — Гусь, не подбросишь до дома? Почему-то я рассердилась. Нет, ну сколько можно? Если бы ситуация позволяла, я бы, конечно, пошутила о том, как сильно Панарина ко мне тянет. Но если Никита не пошлет его прямо сейчас, я отправлюсь туда, где и планировала провести сегодняшний заслуженный выходной — домой. А еще переименую Гусева в телефоне на «говнюк» и буду называть так до конца своих дней. Или его дней, что более вероятно, потому что так просто он не отделается. — А что такое? Ты же с утра вроде на колесах был, — Никита не отходил от моей двери, облокотившись на нее, и я сверлила взглядом его профиль, заклиная сесть уже, в конце концов, в гребаную машину. — Какого-то хрена заглохла, никак не могу завести, — а метро на что придумали, мажор недоделанный? Или твоя пятая точка приемлет только кожаную обивку кресел в дорогих иномарках? — А телефон забыл на хате, так что пусть вечерок постоит здесь. Завтра вызову эвакуатор, и надо будет гнать тачку в сервис. — Падай. Гусев тэкси, домчим с ветерком, — с этими словами Никита ухмыльнулся, наконец захлопнул дверь, и я несколько раз чертыхнулась, наблюдая за тем, как он обходит автомобиль спереди. Обстановка внутри накалилась ровно в ту же секунду, как Тема оказался в салоне. Я не могла сказать, какой была его реакция, когда он обнаружил меня на переднем сидении, но одно я знала точно — ему любопытно. Мне даже не нужно было смотреть на него через зеркало заднего вида, чтобы понять это. Меня трясло. Я обхватила колени, сцепив пальцы в замок, и упрямо пялилась в окно, всем своим видом давая понять, что не намерена даже поприветствовать его. Жалкая трусиха. Пошел к черту, Панарин! Может, я и была трусихой, но сейчас я не собираюсь и дальше примерять на себя эту роль. — Привет, — если его взгляд я еще могла игнорировать, то голос, к сожалению, нет. Поэтому оставалось просто притворяться, будто Панарина здесь и вовсе нет. Я даже не шелохнулась, продолжая молча гипнотизировать Гусева, который какого-то лешего остановился поболтать по телефону. Они оба явно надо мной издеваются. Я услышала его усмешку. — Можно уже повзрослеть? Нет, ну это возмутительно! — А я повзрослела, — я резко дернула на себя ремень безопасности. — Если ты не заметил, прошло три года. Ах да, ты же был так занят со своей новой пассией, — мне все никак не удавалось попасть пряжкой в замок. Пальцы не слушались. — Я уже и не знаю, что тебе на это ответить. — Так соври, — я решила отбросить попытки закрепить ремень и откинулась на спинку, сжав руки в кулаки. — У тебя хорошо получается. — А у тебя плохо получается скрывать ревность, — его дыхание внезапно обожгло шею, и я замерла, почувствовав, как холод сковывает все внутренности. Панарин не отстранялся, а я не могла отпрянуть. Не могла пошевелиться, отвернуться или даже врезать по его наглой физиономии. Хотя очень хотелось. Но поскольку я решила не давать ему ни малейшего повода снова считать меня трусихой, то пришлось искать в себе смелость дерзко парировать его выпад. — Как и у тебя, — я развернула корпус и наконец посмотрела на Тему. Весь его вид говорил об одном — он даже не догадывается, что конкретно я хочу этим сказать. — Надуть Гусева, чтобы забраться в его машину и не дать нам спокойно уехать — это же максимум уровень старшей школы, — я охотно помогла ему прояснить ситуацию. — Нет, уровень старшей школы — это прыгнуть в машину к Гусеву, чтобы кому-то что-то доказать, — Панарин явно намекал на себя. Внутри меня уже разгоралось пламя. — Боже, какой бред! — Идеальная оценка твоей предыдущей неудавшейся клоунаде. — Пошел на хер! — Почему ты так бесишься? — Тема прищурился и откинулся на спинку сидения, не сводя с меня глаз. Его напускное спокойствие хотелось выбить из него кулаками. Не имеет он права вот так просто сидеть и смотреть, как я теряю над собой контроль. Не имеет он права быть тому причиной. Он вообще не имеет права быть здесь. — Потому что в городе, где проживает более пяти миллионов человек, я постоянно сталкиваюсь с тем, кто превращает мою жизнь в ад! — выкрикнула я, сама того не ожидая. Дыхание сбилось, и я закрыла глаза. Панарин не успел ничего ответить — дверь со стороны водительского сидения распахнулась, и Никита уселся за руль, тут же вставляя ключ в замок зажигания. Скользнув взглядом по мне, а затем направив его на Тему через зеркало заднего вида, Гусев нахмурился и решил не медлить с выяснением причин повисшего в его автомобиле напряжения. — У вас все нормально? — Да, не парься, — ответил Панарин, не подавая никаких признаков рассеянности. — Правильно, ты же никогда не паришься, — буркнула я себе под нос так, чтобы никто, кроме меня самой, не смог разобрать ни слова. — Что? — Никита наклонился ближе ко мне, но я только помотала головой и указала на бутылку воды, покоящуюся между нашими креслами. — Можно попить? — Конечно, могла бы не спрашивать, — Никита потянулся к солнцезащитным очкам, которые лежали там же, где и вода, и нацепил их на глаза, после чего сразу же завел машину. Некоторое время мы ехали в молчании — салон наполняли только негромкие звуки радио. Спустя пару минут ребята начали обсуждать прошедшую тренировку. Я старалась не слушать, о чем они говорят, поэтому часто пропускала мимо ушей попытки Никиты втянуть меня в разговор, отчего бедному Гусеву все приходилось повторять по два раза. Видимо, посчитав, что бороться с моей погруженностью в себя бесполезно, он оставил это гиблое дело. Однако Панарин весьма успешно пришел ему на помощь. — Гусь, как вы с Лисой познакомились? Я повернула голову на Никиту. Тот улыбнулся, не отводя взгляда от дороги, и мне не оставалось ничего, кроме как испепелять взглядом Тему через все то же несчастное зеркало заднего вида. — До того момента, пока мы не встретились, я думал, что завязать знакомство с девушкой, попавшей под колеса твоей тачки, можно только в кино. — Хорош заливать, — Панарин явно не поверил товарищу, но Гусев и не думал сдаваться. — Я серьезно. Оказывается, больничные коридоры сближают людей, — он посмотрел на меня с широкой улыбкой на лице, и я покачала головой. — После этого случая я три года не появлялась в Ледовом, — я попыталась отшутиться, но тут же поняла, что этой фразой вызвала напряжение у сидевшего позади меня Темы. И поэтому поспешно добавила: — Мало ли еще в СКА хоккеистов, калечащих своих бедных фанаток. — Не вздумай рассказать об этом ребятам, иначе я не доживу до матча открытия, — Никита засмеялся, и я не смогла сдержать улыбку. И хотя намерение переименовать в телефоне его контакт никуда не исчезло, я пообещала себе подумать над более мягкой версией его нового прозвища. — И сильно он тебя? — этот вопрос был обращен уже ко мне. — Как видишь, жива и здорова, — я постаралась, чтобы голос звучал как можно более непринужденно, и им обоим было не представить, сколько сил я к этому приложила. — А вы как познакомились? — видит бог, у Гусева был шанс избежать своей незавидной участи. Я смерила его таким сердитым взглядом, что его аж передернуло. — Это что, какая-то тайна? — он на секунду повернул ко мне голову, а затем вновь уставился на дорогу. — Нет никакой тайны. Мы встречались. Твою мать. Из какой резины сделан его мозг? Я закрыла глаза ладонью, и Никита расценил этот мой жест по-своему. — Панара, если ты не поверил, что я сбил Алису в день нашего знакомства, то это серьезно так и было. Не обязательно выдумывать что-то в ответ. — А почему, по-твоему, ее знает половина команды? Причем та, что играла в СКА вместе со мной перед тем, как я уехал в НХЛ. Да что он за человек такой? Неужели нельзя было притвориться и сделать вид, что действительно пошутил? Ставить меня в неловкое положение явно стало для Артемия Панарина любимым хобби. Никита какое-то время молчал, пока пазл в его голове не сложился окончательно. Время от времени я ловила на себе его короткие взгляды, он несколько раз открывал рот, чтобы что-то сказать, и почти сразу же закрывал его, не находя подходящих слов. — Ты не говорила мне об этом, — Гусев выбрал самое нейтральное, что только можно было озвучить в данной ситуации. — Не посчитала нужным, — отчеканила я, намеренно утирая Панарину нос. — Ну и ну, — только и ответил на это Никита. Меньше всего я хотела, чтобы он узнал об этом так. Понимала, что с возвращением Темы дальше скрывать наши прошлые отношения будет невозможно. Но Панарин выставил все так, что я чувствовала себя виноватой. За то, что не сказала раньше. Конечно, мне не за что было оправдываться, ведь мы с Гусевым были всего лишь друзьями, но легче от этого не становилось. Я опустила взгляд на свои коленки и принялась теребить края юбки, мечтая сделаться невидимой. И если бы цвет кожи наших сидений был красным, мне бы это без труда удалось. Но уже через несколько минут я поняла, что все происходящее напрягает только меня, а парни снова что-то обсуждают, прерываясь только на то, чтобы отдышаться от смеха. Разве можно чувствовать себя еще большей идиоткой? Наконец Никита свернул с дороги и покатил по двору в сторону многоэтажек, возвышавшихся над детскими площадками и бесконечно ровными рядами припаркованных вокруг автомобилей. Все здесь было мне до боли знакомым, и, куда бы я ни посмотрела, воспоминания всплывали в голове, сменяя друг друга, как кадры киноленты. Круглосуточный магазин в углу, рядом с въездными воротами с противоположной стороны двора, куда мы с Панариными бегали по ночам, когда в наши безумные головы приходила мысль что-нибудь приготовить. Продавщица, миловидная женщина лет шестидесяти, всегда угощала нас свежим печеньем, которое, по ее словам, пек ее муж, и каждый раз восклицала с рукой на сердце о том, какая мы красивая пара. В нескольких шагах от магазина — детские качели, с которых однажды я бы обязательно навернулась, если бы не вовремя подхватившие меня сильные руки. Тема часто шутил, что с моей неуклюжестью мне даже от скамеек стоит держаться подальше. А я всегда затыкала его, с пеной у рта доказывая, что раз я неплохо справляюсь с работой официанта, то все не так плачевно, как он думает. Правее, примерно посередине двора — трансформаторная будка, и спиной я будто снова ощущаю прохладную, шероховатую каменную поверхность, а в ушах гудит от звуков бегущего по проводам тока. В его поцелуях можно было раствориться. Напряжение, царившее там, внутри будки, но накалу было абсолютно тем же, что и страсть, внезапно обрушившаяся на нас, когда мы возвращались домой из кино. Смотрели какую-то любовную белиберду, но подействовала она на нас получше любого афродизиака. Я почувствовала, как все в области живота сворачивается в тугой узел. Я сама не поняла, как успела возбудиться, и теперь внутри все предательски трепетало, а тело кричало о том, как ему не хватает его ласк. Губы горели, словно поцелуй, который я только что прокрутила в голове, случился в реальности. Вот дерьмо. Автомобиль плавно притормозил напротив нужного подъезда, и я про себя взмолилась, чтобы Панарин вышел прямо сейчас, иначе я больше не смогу выдерживать это давление, которое он оказывал на меня одним своим присутствием. Никита развернулся и протянул Теме руку, прощаясь. — Увидимся на тренировке, бро, — Панарин хлопнул по раскрытой ладони и открыл заднюю дверь. — Спасибо, что подбросил. — Всегда пожалуйста. Помогать бедным и обездоленным — мое призвание, — Никита широко улыбнулся, и я не сдержала смешок. Лучше бы мне было не высовываться. — Пока, Лиса. Береги свои нервы, побольше общайся с друзьями, — Тема с нажимом произнес последнее слово и затем обратился к тому, кого непосредственно имел в виду. — А ты пошел в жопу. И вышел на улицу, оставив меня багроветь от ярости в присутствии Гусева. Никита, не убирая с лица ухмылку, слегка качнул головой и вновь завел машину. Я покорно ждала, пока он первый что-нибудь скажет, чувствуя себя, как подсудимый перед озвучиванием приговора. Надеяться на то, что он не затронет тему Панарина, было, конечно же, глупо. — Узнаю о тебе все больше нового, — в голосе парня не было напряжения, что само по себе не могло не радовать. Однако желания обсуждать это больше не стало. — Давай не будем, ладно? Все давно в прошлом. — Плохо расстались, да? — Никита… — я устало выдохнула. — Когда-нибудь я все тебе расскажу, но не сегодня. Мы ведь не хотим испортить этот день неподходящими разговорами? — Не хотим, — охотно согласился Гусев. — Тогда сейчас едем к нам. Марина уже колдует над ужином, да и Ника по тебе соскучилась. Компании мамы с папой, да бабушек и дедушек ей уже недостаточно. — Боже, когда же я привыкну к тому, что ты уже самый настоящий папаша, — я с улыбкой посмотрела на него. — Я сам-то никак не привыкну, — усмехнулся Никита. Впервые за этот день я позволила себе полностью расслабиться.

***

— Да, Олечка, привет, — я зажала телефон между ухом и плечом, стараясь на ходу открыть дверь в квартиру с минимальными потерями — семейство Гусевых решило скормить мне все свои съестные запасы, и пакет с многочисленными контейнерами вот-вот грозился выпасть из рук. Я чертыхнулась, попытавшись поудобнее его перехватить. — Ты там что, мешки с картошкой тащишь? — подруга хихикнула в трубку. — О, даже не представляешь, насколько ты права. Радует только то, что эта картошка уже в приготовленном виде, — мне в конце концов удалось справиться с ключами, и я с диким выдохом поставила пакет на пол, как только переступила порог. — И кто же тебя подкармливает? — съехидничала Оля. — Не поверишь — хоккеист, — я ухмыльнулась, представляя, как вытягивается лицо девушки. — Точнее его прекрасная жена. — Это… тот самый? — она явно намекала на Панарина. — Не дай бог, — я поморщилась и прошла в ванную, чтобы помыть руки. — Уж от его семейства я буду держаться как можно дальше. Если оно у него, конечно, вообще будет с его-то характером. — Не исключено, что сама будешь ему носки штопать, да клюшки перематывать. — Откуда ты знаешь, что клюшки нужно перематывать? — если я и хотела возмутиться последней фразе, то ее вторая часть впечатлила меня гораздо больше. — Да так, читала кое-что. Раз уж ты теперь в хоккейной тусовке, не хочу чувствовать себя чайником, когда буду выслушивать все их скандалы, интриги и расследования. — Должна заметить, что ты сразу вдалась в нюансы. — Не люблю оставаться на поверхности. Мы обе засмеялись, и Оля тут же перевела тему. — Я тебе, собственно, не просто так позвонила. Сегодня же пришла анкета из центра качества. Выключив воду, я замерла, уставившись на себя в зеркало. Сердце забилось быстрее, и я впилась пальцами в края раковины. — И что там? — Не поверишь. Твоему Артемию Панарину надо памятник ставить как оплоту снисходительности. У нас «хорошо». Он так все расписал, что тебе премию «официант года» надо давать. Единственный косяк — с «Нисуазом», но там само фото салата говорит за себя. Таня чуть коньки не отбросила от облегчения. А все вокруг только и удивляются тому, как такое вообще возможно. — Ну, просто принц на белом коне, — фыркнула я, хоть и сама почувствовала, будто гора с плеч свалилась. — Смотрите, какие мы благородные. — Зря ты так, — упрекнула меня Оля. — Он не стал тебя топить, несмотря на целую кучу поводов, которую ты ему дала. Значит, не хочет тебе зла. — Всю эту, как ты выражаешься, «кучу поводов» он заслужил. И хорошо, что ему хватило ума это понять. Вот и вся его снисходительность, — за сегодняшний день я так устала от Панарина и любых упоминаний о нем, что хотелось просто лечь спать, несмотря на то, что на часах не было и одиннадцати. — Ладно, твоя правда, — сдалась подруга, понимая, что я не настроена сдавать позиции по этому вопросу. — Я пойду, мне еще полтора часа работать. — Закрываешься сегодня? — Ага, вместе с Семой. У вас-то завтра выходные, а мне опять какого-то хрена третью смену подряд пахать, — Оля цокнула языком, и я засмеялась. — Держись, подружка. Родина тебя не забудет. — Ой, все, доброй ночи. — Пока-пока. Я вышла из ванной и, захватив с пола пакет с гуманитарной помощью от Гусевых, прошла на кухню, чтобы выгрузить все это дело в холодильник. Нет, ну я начинаю все больше думать о том, что без вмешательства моего братца дело не обходится. Поэтому если вдруг Никита придет ко мне домой с сантиметром, весами и фотоаппаратом, мне придется серьезно поговорить с ним об этом. И не только с ним. Но я не могла не отметить, что в этом были и свои плюсы — во всяком случае, в ближайшие пару дней можно не ходить в магазин. И последний раз мой холостяцкий холодильник был так полон… Опять мысли скачут к нему. Артемий Панарин, как вытравить тебя из моей головы? Живучий, как стадо тараканов, честное слово. Я направилась в спальню, переоделась в домашнюю одежду и удобно устроилась в большом кресле, подобрав под себя ноги и включив телевизор. Шел какой-то мультфильм, и я отложила пульт на стоявший рядом столик, после чего откинула голову назад и прикрыла глаза. Тело постепенно расслаблялось, голова пустела, и спустя какое-то время я начала проваливаться в сон. Из царства Морфея, в которое я едва не попала, меня вывел звонок в дверь. Я вздрогнула и свесила ноги с кресла, чуть касаясь ступнями прохладного пола и протирая глаза. Взгляд упал на наручные часы, которые показывали без семи минут полночь. Кого могло принести сюда так поздно? Я поплелась в коридор и, подойдя к входной двери, тут же посмотрела в глазок. Это было уже слишком. Если я не могу спрятаться от него в собственной квартире, то где вообще мне искать спасение? Я твердо решила не открывать и уже хотела было пойти обратно в комнату, как тут услышала его голос, в котором отчетливо угадывалась насмешка. — Я слышал твои шаги, и я знаю, что ты дома. — Зачем ты пришел? — разговаривать через закрытую дверь было верхом глупости, но смелости во мне было больше, когда хоть что-то отделяло меня от его напористого взгляда. — Мне не нравится то, что сейчас происходит между нами, — он всегда был прямолинеен и говорил то, что думал. Но иногда это только добавляло вопросов. — Тогда я тем более не понимаю, что ты здесь делаешь, — я стояла, облокотившись на дверь спиной, чтобы не поддаваться соблазну снова заглянуть в глазок. Мне нельзя на него смотреть. Так проще представить, что я могу с ним справиться. — Может, все-таки откроешь? Твои соседи будут не в восторге, если я начну высказываться прямо на лестничной площадке. — Тем лучше, в таком случае ты здесь надолго не задержишься, — пока мне нравилась собственная стойкость. — Ты можешь сколько угодно язвить, только ведь мы будем часто пересекаться. И не лучше ли раз и навсегда решить этот вопрос, чтобы в будущем не создавать никому проблем? — но и Панарин не собирался так просто сдаваться. Он был прав. Но я до жути боялась впускать его в свою квартиру. Потому что прекрасно понимала, чем это может закончиться. Если Панарин когда и пытался мне что-то доказать, разговаривал он мало. — Если ты считаешь это классным, то у нас абсолютно разные понятия о том, что есть нормально, — едва мы переступили порог его квартиры, я решила вывалить все, что копилось внутри почти весь вечер, проведенный в компании четы Дадоновых. — О чем ты? — Тема скинул ботинки и прошел на кухню. Хлопнула дверь холодильника, и я поспешила повесить на вешалку свою куртку и стянуть туфли, после чего, оставшись в одном платье, прошагала следом за парнем. — Весь ужин трепаться о своих бывших и хвастаться, кого и сколько раз фанатки глазами раздевали, — я всплеснула руками, и Панарин в недоумении посмотрел на меня, не выпуская из рук бутылку с водой. — Вам с Дадоновым лет-то по сколько, чтобы мериться «у кого больше»? — я изобразила пальцами кавычки. — Ой, да хорош, ты чего начинаешь? — Тема отмахнулся, но меня это еще больше возмутило, и я быстро преодолела расстояние между нами. — Раз для тебя это в порядке вещей, то давай на тусовки со своими друзьями ты будешь ходить один? Не знаю, как Аня, но я больше не хочу слушать о достижениях из твоего послужного списка, — я ткнула пальчиком ему в грудь, и от неожиданности он сделал шаг назад. — Господи, да это же вообще ничего не значит. И то, что я так открыто об этом говорю, только подтверждает, что мне все равно. — Зато мне не все равно. Это мерзко и некрасиво. — Ну, все, хватит. — Я сама решу, когда хватит. — Я сказал, хватит! Спустя секунду я почувствовала спиной прохладную дверь холодильника. Его крепкие горячие пальцы обхватили мои запястья, и он завел мои руки по обе стороны от головы. Я часто дышала, не отводя от него пристального взгляда, и Тема прижался ко мне ближе, не оставляя между нами ни малейшего пространства. — Успокоилась? — его дыхание опалило щеку, и я прикрыла глаза, чувствуя, как пульсирует в висках, и слыша, как громко бьется сердце. — Запрещенный приемчик, — я попыталась снизить градус напряжения, и тут почувствовала его губы на своей шее. Ноги сразу же стали ватными, и, если бы он не держал меня, я бы свалилась прямо перед ним. — Больше не делай проблему из ничего. Он покрывал мелкими поцелуями мои ключицы и щеки, щекотал томными выдохами кожу за ухом. Я таяла под его уверенными действиями, а жар его тела опьянял, заставляя забыть все слова. Вскоре его руки легли на мои плечи, и ловкие пальцы потянули вниз бретельки платья. Должна признаться, у Артемия Панарина был отменный дар убеждения. И поэтому пальцы, едва коснувшись дверной ручки, замерли. Я не могла решиться. — Давай же, — он прекрасно чувствовал меня. Он прекрасно знал, что может додавить. И я знала. Но поделать с этим ничего не могла. Я обхватила ладонью холодный металл. Вторая рука потянулась к замку. Раздался щелчок, и я толкнула дверь от себя. Он тут же выстрелил в меня своими сумасшедшими красивыми глазами, и я непроизвольно отошла назад, вглубь квартиры, пытаясь держать дистанцию. Панарин не двигался с места, засунув одну руку в карман штанов, а второй подперев подбородок. Я наблюдала за ним, готовая в любой момент отпрянуть, если вдруг он решит резко приблизиться ко мне. — Ты боишься меня? — Тема сделал несколько шагов вперед, но в квартиру все еще не заходил. — Нет, — голос звучал нетвердо, но достаточно невозмутимо. Мысленно я поставила себе плюсик. — Тогда почему выглядишь так, будто тебя загнали в ловушку? — он с изучающим видом облокотился на дверной косяк. — Я у себя дома и в любой момент могу выгнать тебя отсюда к чертовой матери. — Я даже не переступил порог, — он учтиво обратил мое внимание на то, что формально он находился за пределами моей квартиры. — Ты издеваешься, что ли? — я начинала закипать. В какие игры он играет на этот раз? — Даже не думал, — он ухмыльнулся, и мое терпение лопнуло. — С меня хватит. Я в считанные секунды подлетела к порогу и потянулась к ручке, но Панарин ловко перехватил мое запястье, и наконец прошел внутрь, захлопывая за собой дверь. В одно мгновение я оказалась прижата к стене, а мои руки уже вовсю покоились по обеим сторонам от головы. Я злобно посмотрела на него и сделала несколько попыток вырваться, но тягаться с профессиональным хоккеистом совершенно очевидно было мне не по силам. Поэтому мне не оставалось ничего, кроме как испепелять его взглядом, надеясь, что его дурацкое тело прямо передо мной превратится в прах. — Ты же знаешь, что я всегда добиваюсь того, чего захочу. — И добиваешь всех вокруг себя. — Да что ты за заноза такая? — Занозы были у советских хоккеистов, когда те еще с деревянными клюшками бегали. — Не время для твоих глубоких познаний в хоккее. — Зато, наверное, время для твоих глубоких познаний в отношениях. Мы оба тяжело дышали. Запястья порядком затекли, но я не смела даже заикнуться об этом. Я не проиграю. Не в этот раз. Мне нужно было оставаться сильной, чтобы не позволить ему ничего лишнего. Тема не сводил с меня глаз, и в тот момент, когда его взгляд упал на мои губы, он совершенно бессовестно облизнулся. Ноги подкосились, но я устояла, почти не шелохнувшись. На какое-то время между нами повисло молчание. Из спальни все еще доносились голоса героев мультфильма. — Ты этого хочешь? — наконец спросил Панарин, и я отметила, что в его голосе появилась хрипотца. Она напрочь обезоруживала, и держаться становилось совершенно невозможно. — Хочешь, чтобы мы постоянно собачились? — Я хочу, чтобы ты как можно реже появлялся у меня на глазах, — тихо проговорила я. — Я никогда не смогу делать вид, что между нами все нормально. — Если бы ты только сделала усилие, все было бы нормально. — А с чего ты взял, что мне нужно это усилие? — я и не заметила, как Тема отпустил меня, и сейчас сложил руки на груди, все еще стоя непозволительно близко, чтобы не дать мне уйти. — Оно нужно тебе, чтобы оправдать свое вранье. Чтобы чудесным образом забыть, ради чего, а точнее, ради кого ты бросил меня, и жить дальше без каких-либо угрызений совести. Нет уж, Тем, ты взрослый мальчик. И будь добр, разгребай все то говно, которое ты сам вокруг себя развел. — Вообще-то именно это я и пытаюсь сделать, но ты упорно мне мешаешь. — Кто говорил, что будет легко? — я покачала головой и оттолкнула его от себя, проходя на кухню. Жутко захотелось кофе. Вся усталость, скопившаяся за день, навалилась на меня в двойном размере, и я, поставив греться чайник, рухнула на стул, закрыв глаза. Его неторопливые шаги было едва слышно из-за шума кипящей воды, и я буквально почувствовала, как он опустился напротив. — Тебе правда лучше уйти, — попросила я, даже не глядя на Панарина. — Уже поздно, и я очень хочу спать. — Спокойной ночи, — только и ответил он, сразу же поднявшись и направившись в коридор. Дверь захлопнулась. На глаза навернулись слезы, но я сдержала их, громко шмыгнув носом. Уходить из моей квартиры таким образом стало для Темы какой-то традицией. Я запустила пальцы в волосы и провела вдоль висков, успокаивая нервную пульсацию. И тут я поймала себя на мысли, что мне грустно. Грустно потому, что он меня послушался. Потому что так быстро ушел. Не стал больше спорить и препираться. Что же со мной происходит? Ноги сами понесли меня к окну, и я осторожно выглянула на улицу, одной рукой придерживая занавеску. Панарин вышел из подъезда спустя пару секунд, засунув руки в карманы куртки, и, проходя мимо лавочки, с остервенением пнул ее ногой. Я вздрогнула и шумно выдохнула, провожая взглядом его фигуру, пока та не скрылась в тени деревьев. Чайник замолчал. Кофе расхотелось. Я поплелась обратно в спальню, по дороге дав себе клятву провести весь завтрашний день, не вылезая из кровати.