Шах и мат

То, что я не угробила нас обоих, сидя за рулем огромного панаринского внедорожника, я, несомненно, запишу в архив своих личных достижений. Потому что в моем состоянии, я уверена, это удалось бы далеко не каждому. Сконцентрироваться на дороге стало для меня настоящей проблемой, благо в ночное время движение было не столь плотное и пробок не предвиделось, иначе я бы точно спровоцировала какое-нибудь ДТП. На глаза наворачивались слезы каждый раз, когда я бросала взгляд в зеркало заднего вида, и лицо Темы с многочисленными царапинами, синяками и кровоподтеками тут же расплывалось, пока я не смахивала непрошенную влагу ладонью. Я порывалась то и дело увеличить скорость, чтобы поскорее привезти Панарина к себе домой, оценить масштабы повреждений и оказать хотя бы первую помощь, но, как только правая нога сильнее надавливала на педаль газа, мне становилось страшно. Руки начинали дрожать, и это грозило мне высокой вероятностью заноса. Открытый навигатор в телефоне, закрепленном поверх панели управления, отсчитывал расстояние, оставшееся до пункта назначения, и никогда еще дорога от работы до дома не была для меня такой долгой, если учесть то, что на такси этот путь занимал всего лишь около двадцати минут. Нормально припарковаться у меня получилось не сразу — с первого раза управиться с таким крупногабаритным автомобилем для человека, не имеющего постоянной практики вождения, в принципе невозможно. Параллельная парковка всегда давалась мне проще, и наверное только поэтому я промучилась меньше, чем могла бы. И когда колеса наконец встали ровно, я заглушила мотор и облегченно выдохнула. Оставалось надеяться, что Панарин, когда будет возвращаться домой с утра, не помрет со смеху, увидев свою тачку так нелепо припаркованную вдоль поребрика почти вплотную к высоким кустам, ветви которых стучали в окна, едва ветер начинал дуть чуть сильнее. Хотя пусть радуется, что я вообще доставила его живым. И к себе домой. Но это не потому, что я сильно соскучилась по присутствию Панарина в своей квартире. Просто ехать было в разы ближе. Я обернулась и обнаружила, что Тема до сих пор без сознания. Щелкнула креплением, мгновенно освобождаясь от ремня безопасности, и вышла из машины, сделав пару шагов к задней двери. Открыла ее и принялась тормошить Панарина, периодически хлопая его по щекам, отчего его голова безвольно болталась из стороны в сторону. Когда я уже умоляла его очнуться, а левая рука хаотично металась по дну сумки в поисках телефона, чтобы вызвать скорую, он открыл глаза. Закашлялся, проморгался, возвращая себе отчетливость зрения, и приподнялся на локтях, морщась от боли, вспыхнувшей во всем теле. — Где мы? — прохрипел Панарин, пытаясь развернуть корпус и сесть. — Я привезла тебя к себе, — я осторожно придержала его за поясницу на случай, если Тема вдруг не удержит равновесие или снова начнет терять сознание. — Я, конечно, рад потеплению в наших отношениях, но мне кажется, нам пока рано съезжаться, — он усмехнулся, вызывая у меня огромное желание добавить к его коллекции фонарей на лице еще один. И тогда хоккейной площадке «Ледового» вообще не понадобится никакого освещения. — Не дождешься, — фыркнула я, замечая, как скривились его губы в очередной ухмылке. — Сам идти сможешь? — Думаю, да. Я кивнула и снова вылезла из автомобиля. Когда Панарин последовал моему примеру, я не удержалась и подхватила его под локтем, но этим, кажется, только вызвала новые болевые ощущения. Однако Тема не сказал ни слова, лишь нахмурился и позволил мне помочь ему добраться до подъезда, на ходу попросив меня вернуть ему ключи от машины, как только я щелкнула брелоком. Наверняка ужас ледяными волнами сковывал его внутренности от одной мысли, что я уселась за руль его полноприводного друга. Мотнув головой и выбросив из головы бредовые мысли, я открыла дверь и пропустила Панарина вперед себя. Он самостоятельно преодолел несколько ступенек и, дойдя до лифтов, нажал на кнопку вызова. Я молча приблизилась к нему и встала прямо за спиной, наблюдая за тем, как вздымаются и опадают его плечи. В кабине Тема посмотрел на себя в зеркало и шумно выдохнул, покрутив головой в разные стороны и исследовав подушечками пальцев все повреждения. — И как мне завтра на игру заявиться с таким боевым раскрасом? — С ума сошел? — я в изумлении вскинула брови, взглядом буравя его отражение. — Тебе не на лед надо, а в больницу. И как можно скорее. — Потом, — отмахнулся Панарин, поворачиваясь ко мне лицом. — Помоги мне все это скрыть. — Скажи мне, почему я должна напоминать тебе о том, что ты — профессиональный хоккеист? — я сложила руки на груди, демонстрируя свое решительное намерение отказать ему в этой идиотской просьбе. — К чему этот пафосный героизм? Один стык — и тебя по частям с площадки будут соскребать. — Не утрируй, — Тема закатил глаза, опираясь руками о металлический поручень. — Переломов нет, к утру я буду в норме. — Панарин, переломы — это не единственно опасная травма, не мне тебе об этом рассказывать, — я не сдавалась. Пусть сейчас мы не закадычные друзья, но если с ним что-нибудь случится во время матча, я себе этого никогда не прощу. — Уверена, что врач команды будет со мной солидарен. — Алиса, — в его голосе, произнесшем мое имя, плескались тонны мольбы, и это заставило меня опустить голову, чтобы к просящей интонации не добавились еще и тонны убеждения в сине-зеленом взгляде, — пожалуйста. Я все равно выйду на лед, с твоей помощью или без. Я молчала. Лифт остановился на нужном этаже, и я первая покинула кабину, как только дверь отъехала в сторону на достаточное расстояние для того, чтобы я смогла протиснуться в образовавшуюся щель. Сопротивляться Артемию Панарину невозможно. Особенно в замкнутом пространстве. Я слышала его шаги за моей спиной. Почувствовала, как он остановился позади меня в тот момент, когда я достала из сумки ключ и вставила его в замок. Панарин проследовал за мной в квартиру и нагнулся, шикнув от боли, чтобы развязать шнурки на своих кроссовках. Я повесила куртку на вешалку, скинула ботильоны и стала терпеливо ждать, пока он закончит. Наконец Тема разулся и уставился на меня в ожидании дальнейших действий. Я кивнула ему на ванную и бросила по пути на кухню: — Иди умойся, я за аптечкой. Захватив с собой все необходимые медикаменты и достав из морозилки небольшой кусок мяса, я по дороге заскочила в спальню и вытащила из шкафа чистое полотенце, услышав шум включенной воды. Прежде чем направиться в ванную, я притормозила у двери и прикрыла глаза. Чего я боялась? Не съест же он меня в самом деле. Нужно просто с врачебной хладнокровностью обработать все его раны и положить спать, а там уж утром он свалит отсюда, и не мои проблемы, что он будет со всем этим делать дальше. Только вот сердце забилось с бешеной скоростью, едва я представила, как прикасаюсь к его коже. В крайнем случае, брошу Панарину аптечку, запру и спрячусь в спальне. Первое, что открылось моему взору, едва я переступила порог ванной — мускулистая спина. Обнаженная мускулистая спина, покрытая россыпью багрово-фиолетовых синяков. От этой картины у меня сперло дыхание, и вновь вспомнилось, как Тема, мужественно вынося каждый удар, кривился от боли, но не издал ни единого звука, чтобы не позволить избивавшим его уродам наслаждаться своим мнимым триумфом. Я открыто пялилась на него до тех пор, пока Панарин не обнаружил мое присутствие и не обернулся, тем самым заставив меня тряхнуть головой и настолько уверенно, насколько позволяла внезапно обрушившаяся на меня усталость, пробормотать: — Держи, — и, обмотав замороженное мясо полотенцем, я протянула его Теме. — Спасибо, — поблагодарил он, наблюдая за тем, как я непослушными пальцами пыталась открыть флакончик с раствором перекиси. — Если хочешь, я могу сам. — Насколько мне известно, в хоккее один волшебник, и это Дацюк. А вот ты вряд ли сможешь одновременно и прикладывать холод, и обрабатывать раны. Панарин ничего не ответил, но хмыкнул вслед моей попытке пошутить и хоть как-то расслабиться, потому что проклятый колпачок все никак не откручивался, а я слишком откровенно из-за этого психовала. Наконец у меня получилось, и я потянулась к шкафчику над раковиной, чтобы достать вату. Но замерла почти на половине пути, потому что Тема решил проследить за моими действиями, и на секунду мы едва не столкнулись носами. Хвала небесам, мне удалось достаточно быстро сбросить с себя дурацкое оцепенение, вызванное его теплым дыханием, которое обожгло мою щеку, и все-таки завершить начатое, стараясь держаться от него на расстоянии. И как я собралась оказывать ему эту гребаную первую помощь, если боюсь стоять к нему настолько близко? Анисимова, прекрати, это просто жест доброй воли и ничего большего. Но я уже понимала, что не могу воспринимать это так просто, даже вполне осознавая, что пока я сама не начну относиться к происходящему как можно равнодушнее, Панарин будет чувствовать то же самое. Сбрызнув маленький кусочек ватки перекисью, я вновь подняла взгляд на Тему, и он с готовностью приложил мясо к синяку на противоположной скуле, предоставив мне доступ к поврежденной части губы. Я сделала неуверенный шаг вперед, потянулась к ране, на которой запеклась кровь, и попросила, тут же смущаясь от того, что голос предательски сел: — Приоткрой рот. Панарин героически вынес все свои страдания, а, судя по тому, что раствор сию же секунду зашипел и слегка вспенился, вытравливая заразу и вновь открывая кровотечение, пострадать ему действительно пришлось. Он зажмурился, как маленький ребенок, шумно втянул носом воздух, и какое-то время не решался выдохнуть, пока я чистым кусочком ваты не убрала антисептик, смешавшийся с кровью, у него с губы. Затем быстренько отрезала от бинта небольшой прямоугольник, сложила его вдвое и заставила Тему несильно зажать его между зубами так, чтобы оставшаяся снаружи часть впитывала жидкость, но не прилипала к ране. Он стоял передо мной, возведя глаза к потолку, и глубоко дышал, избавляясь от остатков дискомфорта и ожидая, пока не остановится кровь. Я неотрывно следила за его лицом, чтобы, в случае появления на нем признаков боли, тут же начать действовать, но Панарин не шевелился. Я скользнула взглядом по его нижней губе, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее, и мысленно заставляла себя отвернуться, потому что ничего хорошего моей расшатанной психике это явно не сулило. На мою огромную радость, кровотечение остановилось, избавляя меня от томительных воспоминаний о когда-то до боли любимых поцелуях, и я легонько потянула за край бинта, заставляя Тему его отпустить. — Сразу же приложи холод, чтобы отек спал, — он послушно выполнил мое указание и кивнул в благодарность. Вслед за губой я осторожно обработала рассеченную бровь и костяшки пальцев, чувствуя, как каждый раз меня прошибало током, едва я соприкасалась с его кожей. Панарин наверняка это тоже заметил, но учтиво не подал виду, скорее всего думая о том, что сейчас острить по этому поводу — себе дороже. Иначе и правда придется справляться самостоятельно, а я хорошо знала, что в таких делах он вообще не спец. Как и большинство парней. Еще умудрится занести себе какую-нибудь дрянь, да так, что и он, и я потом отхватим от медицинского штаба СКА за самовольство. Перебинтовав ему запястья и наложив на бровь пластырь, я потерла руки и, облегченно выдохнув, осмотрела его еще раз, убеждаясь в том, что больше ничего не пропустила. — Ну, вот, все, что могла, — я поджала губы и уже хотела выйти из ванной, чувствуя, как в маленьком помещении с каждой секундой становится все душнее и душнее, как вдруг… — Лиса, — я замерла, в очередной раз теряя способность двигаться, когда он так меня назвал. — Не поможешь мне смазать синяки на спине? Выражение лица Панарина было таким явно беспомощным, что мне на какое-то мгновение показалось, будто он специально пытается заставить меня прикасаться к нему. Но отказывать ему в этой просьбе было бы грубо, поэтому я хмуро кивнула и вытащила из аптечки тюбик с мазью, выдавливая немного на ладонь. Тема повернулся и я заново осмотрела грубые отметины, портившие идеально ровный загар. Сглотнув, я медленно поднесла руку к его спине и осторожно втерла мазь в кожу, подушечками пальцев чувствуя, как он напрягается под моими прикосновениями. Мне хотелось так же по-ребячески зажмуриться, чтобы перестать наконец так открыто залипать на Панарина, то и дело возвращая обратно взгляд, убегающий вниз, к границе ремня на пояснице. И именно в тот момент, когда я все же закрыла глаза, Тема резко развернулся и схватил меня за запястье свободной рукой. Я совсем забыла, что с Артемием Панариным всегда надо быть начеку. — Что ты делаешь? — пропищала я, округлив глаза и почувствовав, как шершавый бинт впивается в кожу. — Почему ты бросила меня? — его глаза потемнели, и я невольно сделала на шаг назад, но Тема держал достаточно крепко. — Ты серьезно хочешь сейчас это обсудить? — возмутилась я, предпринимая новую, заранее обреченную попытку вырваться. — Прекрати уже отвечать вопросом на вопрос, — Панарин был настроен крайне решительно, рывком притянув меня обратно к себе и едва не столкнув нас лбами. — Я тебя не бросала, — возразила я, порядком обалдев от его поведения. — Да? А как тогда назвать то, что ты даже не соизволила меня проводить, а потом три года играла в молчанку? — Тебе было с кем в нее не играть. — И о чем же ты? — Только не говори, что не понимаешь, я и так не особо высокого мнения о твоих интеллектуальных способностях. А вот это уже было грубо. Чудом я не поддалась желанию отклониться от него, когда Панарин недобро сверкнул глазами и, отбросив успевший порядком подтаять кусок мяса куда-то в раковину, вжал меня в стенку и навис надо мной всем телом. — Хватит с меня этой угадайки. Мне надоело строить предположения по поводу того, что творится в твоей голове, — прошипел Тема мне в лицо, не прерывая зрительного контакта. — Только не строй из себя жертву, — я уже перестала бояться и скорее поражалась тому, как умело он включал дурака. — НХЛ, Чикаго, новый уровень, дочь главного тренера сборной России по хоккею… Вот это настрадался. — Я начал с ней встречаться после того, как понял, что ты порвала наши отношения. — Уверен? Я выплюнула этот вопрос с таким вызовом, что Панарин на какое-то время растерялся, и я буквально видела в его глазах, как лихорадочно работает его мозг, пытаясь сообразить, с чего вдруг я вообще это спросила. — Уверен, — наконец процедил он, продолжая крепко сжимать мои запястья. — Сейчас-то зачем уже врать? — я осознавала, что спорить по этому поводу абсолютно бессмысленно, потому что на сто процентов была уверена в своей правде. Что бы он сейчас ни сказал. И не замечала, что мы говорим совершенно о разных вещах. — Я бы, может, и соврал, да только реально не понимаю, к чему ты клонишь, — Тема прищурился, тем самым давая мне понять, что действительно говорит правду. — Тогда как ты объяснишь мне эти сообщения? Пока ты был еще здесь. Я жду тебя, — я, конечно, не знала, как звучит голос Алисы Знарок, но сейчас мне почему-то показалось, что если я противно пропищу последнее предложение, то передразнить ее у меня получится прекрасно. — И все? — Панарин изумленно вскинул брови и внимательно осмотрел мое лицо, видимо, пытаясь увидеть на нем признаки того, что это не единственная причина. — А тебе не достаточно? — я насупилась, борясь с желанием воспользоваться его замешательством и все-таки ему врезать. — Ты хочешь сказать, что после того, как ты увидела какую-то глупую смс-ку, ты сразу там что-то себе напридумывала и решила, что имеешь право вот так со мной расстаться? — Тема сам не мог поверить тому, что говорил это. — Просто скажи мне, что это неправда. — Это неправда, — легко согласилась я. — Потому что дело не в «глупой смс-ке». — Тогда в чем же? — с нажимом спросил он, оставляя между нами все меньше и меньше пространства. — В том, что ты даже ничего не сказал мне о том, с кем ты там собираешься жить, — я не выдержала и выкрикнула это ему в лицо, окончательно теряя остатки самообладания. — Я не собирался с ней жить, она просто предложила мне свою помощь, пока не согласуются все детали моего перехода в «Чикаго» и клуб не выделит мне жилье, — Панарин тоже повысил голос. — А что, удобно, — я издевательски ухмыльнулась, впитав в себя его раздражение, как губка. — Считай, все проблемы разом решил — и на жилье сэкономил, и на конфетно-букетном периоде. Тема меня уже не держал, но я и сама не спешила уходить. Раз он хочет услышать это от меня, то пусть услышит. Может, что-то щелкнет в его дурной голове, и он наконец поймет, какого черта произошло. — Что ты несешь? — но пока он явно был от этого далек. — Хорошо, я освежу твою память. Я шла по коридору в сторону мужской раздевалки в предвкушении серьезного разговора с Темой, о потребности в котором он мне сообщил по телефону несколько часов назад. Попросил приехать к концу тренировки и даже мельком не намекнул, о чем пойдет речь, оставив меня теряться в многочисленных догадках. До нужного коридора оставался всего один поворот, как вдруг я услышала обрывок фразы, заставивший меня остановиться и прильнуть спиной к стене. — … так что, пацаны, теперь больше ничего не мешает мне уехать. Я замерла и зачем-то затаила дыхание, вцепившись похолодевшими пальцами в ремень сумки. — А что Алиса? Ты ей уже сказал? — голос определенно принадлежал Вадику Шипачеву. — Собираюсь. Но это мало что изменит, да и вряд ли она станет возражать. У нее, между прочим, там старший брат играет. Что за черт? — А если все же станет? Одно дело брат, а совсем другое — парень, — третьим собеседником был не кто иной, как Женя Дадонов. Попугаи-неразлучники. — Она ведь из-за учебы даже не сможет поехать с тобой, — добавил Вадим. — Лиса прекрасно знает, что хоккей для меня превыше всего, — на этих словах Темы я поджала губы. — И если ее что-то не устроит, у нас будет большая проблема. — И когда тебе нужно вылететь в Чикаго? — поинтересовался Женя. — Мне дали три недели. Конечно, еще есть время подумать, но все так благоприятно складывается, что хоть сейчас пакуй шмотки, — Тема усмехнулся. — Так пакуй, жить-то уже есть где, — хмыкнул Шипачев. Голоса приближались, и мое дыхание участилось. Я и без того не понимала ровным счетом ничего, а теперь, после брошенной Вадимом ехидной реплики, меня окончательно одолел ступор. — Шипа, это нихера не смешно, — осадил товарища Дадонов. — Он вообще-то в отношениях. — Но и дочь Знарка не каждый день к себе в Америку зовет. — Шипачев! — Да осади, Жека, я шучу. — Вообще-то, я туда еду ради НХЛ, а все остальное — просто приятные бонусы, — прервал их словесную перепалку Тема. Я поняла, что если сейчас же не сорвусь с места, то буду непременно обнаружена. Но то, что пару секунд назад совершенно отчетливо произнес Панарин, напрочь лишило меня способности двигаться. — Тебе Алиса за такие бонусы по шее надает, — буркнул Дадонов. — Какая из? — Шипачева же это явно забавляло. В отличие от меня. Времени слушать дальше не осталось, поэтому я резко выскочила из-за угла, едва не столкнувшись с Вадимом, который оказался ближе всех ко мне. Шипачев придержал меня за локоть, чтобы я не потеряла равновесие, и сразу же отпустил очередную шутку: — А вот и мисс на-ровном-месте-нахватаю-синяков-на-задницу. — Привет, — я выдавила из себя улыбку и встретилась глазами с Темой. Панарин подошел ко мне и приобнял за плечо, поцеловав в висок. Но внутри меня буквально парализовало, и тело никак не откликнулось на это его проявление нежности. — У меня для тебя новости. И это стало нашей общей точкой невозврата. Тема выслушал меня молча и ни разу не перебил. По его лицу нельзя было прочитать, о чем он думал во время моего рассказа, и я не смогла мгновенно понять, действительно ли он почувствовал себя разоблаченным. Но, как только я закончила, он отошел от меня и уселся на край ванной, уставившись куда-то в стену на уровне моих коленей. — И из этого разговора ты сделала вывод, что я буду тебе изменять? — Из этого — нет, а вот из того, что был после него уже между нами — да. Потому что ты тупо умолчал о ней. Я специально притворялась, что ничего не знаю, и ждала, когда ты расскажешь мне всю правду. Справедливости ради, я даже пыталась убедить себя в том, что я просто все неправильно поняла, и что ты вовсе не собираешься жить в ее квартире. Но когда я увидела это сообщение, надеяться на что-то было уже бесполезно. Между нами повисло молчание. Панарин сцепил пальцы в замок и уткнулся в них подбородком. Для меня все это значило лишь одно — я наконец попала в точку. Он больше не спорит и не пытается напичкать меня глупыми отмазками. Осознает, что натворил и почему все мосты оказались сожжены. Больше не было смысла выносить тяжесть от этого разговора, и я, покачав головой, выскользнула в коридор. Тема не пошел следом, оставшись сидеть все в той же позе и обдумывая сказанные мной слова. Я поплелась в спальню, обхватив себя руками, потому что температура за пределами ванной почему-то ощущалась на несколько градусов ниже, и, переодевшись в пижаму, сразу же юркнула под одеяло, сжавшись в комочек в попытке согреться. От того, что между нами все наконец прояснилось, вопреки ожиданиям, нисколько не полегчало. Только накрыло волной неописуемой тоски. Если по его возвращении нас что-то еще связывало, то теперь все до одной ниточки были оборваны. А что в результате? Я просто напросто сорвалась в пугающую пропасть. Не знаю, сколько я так пролежала, совершенно разбитая и полностью опустошенная, но этот промежуток времени разделился на до и после его маленьким монологом, внезапно прервавшим звенящую тишину. — Я не сказал, потому что не хотел, чтобы ты зря переживала. Это было на время и вообще ничего для меня не значило. Я знаю — в том, что случилось, есть моя вина, потому что я так и не нашел способа окончательно разобраться во всем раньше. Смирился, как гребаный неудачник, и решил жить себе дальше, как ни в чем не бывало. Прости меня за это. Но я бы никогда не предал тебя, слышишь? Никогда. По моим щекам заструились слезы, и я бесшумно всхлипнула, содрогнувшись всем телом и молясь про себя, чтобы Панарин не заметил этого в темноте. — Я больше не буду давить на тебя, обещаю. Но я не хочу, чтобы мы ругались, потому что мне неприятно. И если ради этого придется минимизировать наше общение, я готов. Его голос звучал как механический, полностью лишенный каких-либо эмоций. Это вообще было на него ни капли не похоже. Я уже было допустила мысль о том, что Теме больно так же, как и мне, и что он тоже устал приносить свои нервы в жертву нашим взаимоотношениям, как тут вдруг Панарин с остервенением выдохнул, напрочь разбивая вдребезги весь мир вокруг нас: — Хрена с два. Еще раз я так не облажаюсь. В считанные секунды сильные руки сорвали с меня одеяло и подняли с кровати. Я даже не успела толком понять, как Панарин подхватил меня под бедрами и усадил на свои колени, тут же переместив одну ладонь мне на затылок и притянув к себе, чтобы поцеловать. Отталкивать его не было ни сил, ни, что самое главное, желания, и я охотно подалась навстречу его губам, с готовностью приоткрывая рот и впуская внутрь его горячий язык. Обхватила его за шею и большими пальцами погладила подбородок, подушечками чувствуя легкую щетину. Всю спину будто пронзило миллионами ледяных игл, когда ладони Темы проникли под футболку и прошлись от поясницы к плечам и обратно, зацепив каждый выступающий позвонок. Все свободное пространство между нами наполнилось звуками влажных поцелуев, прерываемыми рваным разнобойным дыханием. Я беспорядочно водила руками по его телу, сходя с ума от его близости и осознания того, как же сильно мне не хватало его рядом с собой. Такого вспыльчивого. Самоуверенного. Наглого. Бесцеремонного. Самовлюбленного. Напористого. Дерзкого. Заносчивого. Но такого… необходимого. Как воздух. Как вода. Как смысл жизни. Легкие до краев наполнились его запахом, и не получалось думать ни о чем, кроме его длинных, цепких пальцев, накручивавших мои волосы на его запястье. Панарин терзал открывшуюся ему тонкую шею, очерчивая языком узоры проступивших вен, и всасывал в себя нежную кожу, награждая меня алеющими отметинами. Позволял себе кусать меня за нижнюю губу, тут же зализывая мелкие ранки, чем вырывал мои стоны один за другим. Продолжал исследовать мое тело, обжигая каждую клеточку. Указательный палец свободно гулял по моей груди, задевая бисеринки набухших сосков, и я болезненно напрягалась от чувства неудовлетворенности, приглушенным рычанием умоляя его превратить эту пытку в томительную ласку. Панарин ухмыльнулся мне в губы, довольный тем, как мое тело отзывалось на его прикосновения, и опрокинул меня на спину, задрав футболку до ключиц и запечатлев поцелуй в ложбинке между грудей. Дальше все пространство перед глазами превратилось в одно большое скопление черных точек. Его умелый рот и ловкие пальцы доводили меня до исступления, и я сдавалась в его плен слишком просто. Слишком покорно и бесстыдно. Нисколько не сопротивляясь. В нем с легкостью можно было раствориться, даже ненавидя. Только в моем случае ненависть оказалась лишь крайним проявлением все еще живущей внутри любви. Но в тот момент я этого еще не понимала. Как не понимала и на следующее утро, когда проснулась от раздражающей трели будильника. Одна. И лишь смятая простынь напоминала мне о том, что Панарин действительно оказался ночью в моей постели.

***

Теперь свои выходные я чаще всего проводила у Гусевых, составляя Никите компанию в просмотре матчей, а после играла с Вероникой или болтала с Мариной на кухне, помогая ей с ужином. С Панариным после произошедшего мы ни разу не общались. В ресторане он не появлялся, а на игры в «Ледовый» я принципиально не приходила. Гусев несколько раз пытался разузнать, что же сейчас происходит между нами, но я на корню пресекала эти разговоры и мгновенно переводила тему. Потому что сил говорить об этом просто не было. Как я могла на него повестись? После домашних побед над «Сочи» и «Йокеритом» у СКА началась гостевая серия из четырех матчей — в Череповце с «Северсталью», в Москве с «Динамо» и «Спартаком» и в Ярославле с «Локомотивом». Первые три встречи состоялись в течение следующей недели, и СКА уверенно набрал необходимые шесть очков, разгромив сначала череповчан, а затем москвичей, и в общей сумме забросив аж пятнадцать шайб. Оставался лишь выезд в Ярославль. Панарин, сука, набирал очки со скоростью кометы, и от бесконечных упоминаний о его талантливой личности меня выворачивало наизнанку. И, кстати, по состоянию здоровья его все-таки отстранили. Но всего лишь на одну игру. Панарин, Панарин, Панарин. Вокруг меня. Внутри меня. Везде. Вытравить его из себя было совершенно невозможно, как бы я ни пыталась отвлечься. Не помогали ни работа, ни друзья, ни алкоголь. Браво, Тема, ты добился своего! Согласно шахматной терминологии, это, безусловно, был гроссмейстерский ход конем. Душещипательная речь вкупе с близостью разгоряченного тела — и меня нет. А еще нет ничего, кроме страстных поцелуев в пухлые губы, горячего дыхания в углубление над ключицей и частого биения сердца под ладонью. Все это снилось мне каждую ночь. И когда я уже совершенно спокойно признала, что мое скорое сумасшествие неизбежно, на помощь пришел любимый старший братик. — Сестренка, у меня сюрприз, — голос на том конце трубки звучал слишком довольно. — Надеюсь, приятный? — уточнила я. Последний раз я слышала от Артема эту фразу на прошлый День рождения, когда он подарил мне шиншиллу. В детстве у нас никогда не было домашних животных из-за моего букета аллергических реакций, но, несмотря на это, мне всегда хотелось кого-нибудь себе завести. Брат где-то вычитал, что аллергия на шиншилл невозможна в силу их повышенной чистоплотности, и решил таким образом скрасить мое одиночество в собственной квартире. Первая неделя пролетела без происшествий, и по вечерам я с большим удовольствием возилась со своей Бусинкой, радуясь тому, что не подыхаю от присутствия животного в доме. Но вот на одиннадцатый день все соответствующие симптомы обрушились на меня, как гром среди ясного неба: появился сильный зуд, руки высыпало мелкими красными точками и глаза нещадно заслезились. В носу неустанно свербело, отчего я чихала едва ли не по десять раз подряд. Пришлось отдать Бусинку Теме и Адриане, которые чуть не лопнули от счастья, не обратив никакого внимания на то, что их тете достаточно тяжело отправлять своего питомца, к которому за такое короткое время она успела сильно привязаться, в чужую страну. — На этот раз да, — Артем усмехнулся, видимо, вспомнив тот же самый случай. — Сегодня ночью мы вылетаем в Москву. — Да ладно? — я едва не подавилась чаем. — С чего это вдруг? — Количество предсезонных матчей сократили, мы пока сами не знаем, почему. Так что у меня образовались шесть дней незапланированного отдыха, и мы решили вас навестить. — Ого, как круто! Рванете в Ярославль? — поинтересовалась я, дожевывая шоколадную булочку. — Не рванете, а рванем, — поправил меня брат. — Проверь свою почту, я купил тебе электронный билет на поезд из Питера. Выезжаешь завтра вечером. Только родителям не говори ни про нас, ни про себя. Пусть будет сюрприз. — Вот это инициатива, — я рассмеялась. — Только ты, наверное, забыл, что у меня работа. — А ты, наверное, забыла, что старший брат приезжает к тебе максимум два раза в год. Так что разберись с этой проблемой. — Ладно, уговорил, — я сдалась, хотя, в общем-то, про работу ляпнула просто так. Ведь для меня не могло быть ничего важнее возвращения Артема домой. — Прекрасно. Тогда я возобновляю сбор вещей и тебе советую заняться тем же самым. — Ага, только для начала немного посплю, у меня вообще-то почти полночь. — Да, точно, разница во времени, — наверняка и братик никогда не привыкнет к разным часовым поясам. — Тогда спокойной ночи, сестренка. — Спокойной ночи. Обними за меня Ксюшу и детей. — Скоро сама обнимешь. — До встречи. — Пока-пока. Ну, вот, хотя бы одна хорошая новость за последнее время. Почему-то только на контрасте с накрывшей меня после этого разговора радостью я поняла, сколько всего навалилось на меня за какой-то ничтожный месяц. И все из-за того, что он вернулся в мою жизнь, словно вихрь, разворотил все вокруг и на какое-то время стих, когда наконец провернул свое самое грандиозное разрушение. Прилет Артема был определенно кстати. Как только Никита узнал о моем отъезде, то сразу же настоял на том, чтобы подвезти меня до вокзала. Ровно за полчаса до отправления мы уже были на месте, и Гусев проводил меня аж к самому вагону. После того, как я нашла свое место и кинула на него сумку, я вышла обратно на платформу, чтобы попрощаться с другом и поблагодарить его за то, что помог с вещами. — Сходите с Темычем посмотреть на игру наших с «Локо», — предложил Никита, крепко обняв меня и щелкнув по носу. Ох уж эта его излюбленная привычка. — Посмотрим, — я неопределенно пожала плечами. — Если будет время, у нас всего четыре дня. — Уверен, что для своей родной команды у твоего брата всегда найдется свободный вечерок, — Гусев подмигнул, чем заставил меня согласно кивнуть. — Ладно, отпускаю тебя. Продолжай восстанавливаться, и чтоб без фокусов, понял меня? — я ткнула в него пальцем, на что Никита закатил глаза. — Лисенок, пощади, одна жена у меня уже есть. — Вот и поезжай к ней скорее, дальше я справлюсь. Как вернусь, наберу тебя. — Договорились. Мы еще раз обнялись, попрощались друг с другом, и я скрылась в тамбуре, после чего, протиснувшись мимо прощавшейся прямо в вагоне парочки, устремилась к своему месту. Приземлилась на сидение и откинула голову назад, упираясь затылком в стенку. Мне не терпелось оказаться дома, увидеть маму и папу, встретить брата с его семьей. Всем вместе собраться за большим столом и наперебой рассказывать всякие истории, громко смеяться и наслаждаться такими редкими, но наполненными теплом и уютом моментами. Когда я приезжала навестить родителей, то всегда помогала маме на кухне, и она каждый раз заботливо подсказывала мне, как лучше приготовить то или иное блюдо. А потом я клубком сворачивалась на коленях у папы, и мы вместе смотрели телевизор. Когда-то ко всему этому прибавлялись еще и многочасовые разговоры по душам с Темой, и этого, кажется, мне не хватало больше всего на свете. Иногда брат понимал меня с полуслова, и мне не приходилось вдаваться в нежелательные подробности. Между нами всегда существовала особая связь, позволяющая ему безошибочно определить, когда я вру, когда меня что-то беспокоит, или когда я абсолютно расслаблена и спокойна. Артем никогда не прекращал меня защищать — и когда я была маленькой девочкой, и когда стала глупым подростком. Продолжил бы защищать и сейчас, если бы только знал, в каком я дерьме. Поэтому моей самой главной задачей на предстоящие четыре дня будет засунуть свои проблемы куда подальше, чтобы брат не успел даже подумать о том, что со мной может быть что-то не так. Пусть все останется здесь, в Питере, вместе с ворчанием Тани и Максима по поводу моего незапланированного мини-отпуска. А Ярославль и семья помогут привести в порядок голову и вернуться в пасмурную столицу с новыми силами. Но я ведь все еще была Алисой Анисимовой, а, значит, ничто в моей жизни не может быть так просто.