Шах и мат

Артемий нервно расхаживал туда-сюда, прижимая к уху телефон, и время от времени чертыхался, когда механический голос на другом конце трубки то и дело выдавал дежурное «абонент временно недоступен». Он набирал треклятый номер вот уже бог знает какой раз за этот день, но в ответ всегда получал одно и то же, и сам не понимал, чего в нем сейчас было больше — злости или тревоги. С этой ненормальной ведь и правда могло что-то случиться. Панарин не знал, почему именно не мог дозвониться до Алисы — возможно, она снова заблокировала его номер или же совсем отключила телефон. Он успел уже тысячу раз пожалеть, что ночью все-таки остался дома и никуда не поехал. Мог хотя бы добраться до ее квартиры, просидеть под дверью до самого ее возвращения или совершить рейд по ближайшим к дому барам. Сделать хоть что-нибудь. Но он решил, что тратить ночь перед игрой на метания по городу (которые вероятнее всего окажутся бесполезными) в поисках Анисимовой — это глупость. Можете посчитать это трусостью или здравым смыслом, только вот Панарин сейчас совершенно не был рад тому, что сдался раньше времени. Его буквально распирало от волнения, и он никак не мог взять себя в руки. Лучше бы он не спал остаток ночи — хотя, можно сказать, и не спал, то и дело вскакивая в постели от навязчивых мыслей о последних словах Алисы, которые она выдавила из себя, прежде чем сбросить вызов. И кому, скажите на милость, он сделал лучше, этот здравый смысл? Артемия на данный момент мало заботил хоккей, а о том, что из-за этого от него на льду сегодня вряд ли будет толк, он и вовсе предпочитал не думать. В ушах до сих пор стоял дрожащий от слез голос и отчаянные всхлипы, доносившиеся из черствого и трескучего динамика. Я тебя ненавижу. Что же он натворил? Из-за дверей раздевалки слышались довольные голоса партнеров по команде, которые перешучивались между собой и громко смеялись. И это раздражало его еще больше. У всех, кроме него, было прекрасное настроение перед матчем с «Сибирью», которая начала сезон крайне слабо, не одержав еще ни одной победы. Волноваться было не о чем, но и расслабляться никто не собирался. Все-таки на то они и профессиональные хоккеисты, чтобы понимать — каждый соперник принципиальный. Панарин не стесняясь выругался, сбросив очередной неудавшийся вызов, и прижал телефон к губам, судорожно размышляя над тем, что же ему делать. И тут из-за угла показался Гусев, который, столкнувшись с удивленным взглядом товарища, широко улыбнулся. — Что, решил проведать нас и сказать напутственное слово? — Артемий ухмыльнулся, охотно пожимая протянутую ему ладонь. — В том числе. Вообще-то, я к Козлову на контрольный осмотр, — Никита поправил на плече лямку спортивной сумки, а затем кивнул на гаджет в руке Панарина. — Кто-то сбежал от тебя в подполье и не желает выходить на связь? Артемию на мгновение показалось, будто Гусев прекрасно знал этого «кого-то» и специально над ним издевался. Только вот выбрал для своего ехидства не самое подходящее время. — Ты давно разговаривал с Алисой? — наверное, ему не стоило вот так сразу задавать вопросы, что называется «в лоб», но он и так потерял слишком много времени. — Вчера днем встретил ее с аэропорта и отвез на работу, — Никита заметно напрягся, увидев в глазах Артемия беспокойство. Если Гусева и удивила такая прямолинейность, которой он до этого никак не мог добиться ни от Панарина, ни от Анисимовой, то сейчас он решил не подавать виду. — Что-то случилось? — На работу? — проигнорировав адресованный ему вопрос, Артемий нахмурился. У Алисы совершенно точно не могло быть смены вчера, зачем ей понадобилось ехать в ресторан? — Захотела отвлечься от грустных мыслей, — пояснил Никита, словно прочитав его мысли. — Артем улетел, а ты ведь наверняка знаешь, как ей непросто каждый раз это переживать. Панарин отрешенно кивнул и едва удержался от того, чтобы не зажмуриться, закрыв лицо руками. Только сейчас до него дошло, как сильно он облажался. Эта дурацкая случайность со Знарок так некстати наложилась на разлуку Алисы с братом, и Артемий, возможно, как никто другой понимал, насколько ей было хреново. Когда они встречались, Анисимова куда легче справлялась с тоской, поскольку он был рядом. А кто был рядом с ней сейчас? Кто поддерживал ее в это непростое время? Кто действительно мог ей помочь? Сначала Артемий пытался дозвониться до нее, чтобы все объяснить, но после нескольких провальных попыток в конце концов просто решил дать ей время остыть. Дать время успокоиться и немного подумать. И снова ошибся. Когда он уже научится все делать вовремя? Именно сейчас она нуждалась в нем больше всего, но Артемий опять ее подвел. На месте Алисы Панарин бы, наверное, тоже напился, не пытаясь в чем-то там разобраться и прояснить ситуацию. На месте Алисы он бы тоже себя ненавидел. В конце концов, она всего лишь девушка, пусть и невероятно стойкая. Ее нужно кому-то защищать, потому что даже самые сильные иногда могут дать слабину. — Эй, дружище, скажи мне, что не так, — голос Гусева звучал словно через толщу воды, и Панарин невольно вздрогнул, когда его плечо сжали чужие пальцы. — Господи, вы оба — одна большая заноза в заднице. — Я не знаю, — Артемий запустил пальцы в кудрявую шевелюру, зачесывая назад непослушные волосы, а затем резко взлохматил их на затылке, тряхнув головой. — Не хочу говорить эту сопливую хрень типа «все так запуталось», но… все так запуталось, что я вообще не знаю, что мне делать. Я, правда, собирался все исправить, но теперь я, кажется, в полной жопе. — Видишь ли, Панара, — он ждал, что Никита будет смотреть на него с презрением или хотя бы с укором. Ждал, что он прочитает ему нотацию на тему «как плохо быть мудаком», полностью встанет на сторону Алисы… И будет абсолютно прав. Но Гусев продолжил на удивление спокойно и беспристрастно, — я, конечно, не в курсе, что за дерьмо между вами творится, и, честно говоря, не уверен, что хочу в нем разбираться, — на этих словах Артемий коротко усмехнулся. — Но, если кто и сможет тебе помочь, то это Артем. Поговори с ним начистоту. Никто не знает Алису лучше, чем ее собственный брат. Никита был прав на все сто процентов. Панарин и сам думал об откровенном разговоре с Артемом, но мысли о том, что Анисимов, узнав всю правду — а ее придется выложить полностью, иначе это теряло смысл — первым же рейсом вылетит в Петербург и лично четвертует его (возможно, даже продаст на органы), постоянно заставляли отложить эту идею на крайний случай. Так вот, кажется, крайний случай наступил именно сейчас, когда Панарин понимал, что полностью потерял всякий контроль над ситуацией. — Он меня убьет, — выдохнул Артемий, качая головой. — Я в этом уверен. — Я бы и сам тебя убил, — фыркнул Никита, убирая ладонь с его плеча и бросая взгляд на наручные часы. — Но сильно торопишься, да? — Но считаю, что вы с Алисой оба настолько упрямы, когда это совершенно ни к чему, что стоите друг друга, — вздохнул Гусев, одаривая Артемия таким… некомфортным взглядом. Как будто явно жалел его. Панарин решил не заострять на этом внимание, потому что, если он что и ненавидел в этой жизни по-настоящему, так это жалость к себе. — Она не будет счастлива без тебя. — Может, как раз наоборот? — Артемий подернул плечом и уставился в стену напротив невидящим взглядом. — Я только все порчу. — Брат, я, наверное, не самый лучший советчик в этих делах, — вкрадчиво начал Никита, — но Алиса мне не чужая, и я тоже кое-что понимаю. В первую очередь то, что у нее остались к тебе чувства. Разве этого недостаточно, чтобы рискнуть всем? Разве ее неравнодушия недостаточно, чтобы продолжить бороться за вас? — Гребаный ты Курпатов, — Артемий ухмыльнулся, и Гусев засмеялся, слегка запрокинув голову. — Подумай над этим, Панара, я серьезно. Мы оба хотим, чтобы она была счастлива, — Никита снова посмотрел на блестящий циферблат. — А сейчас я, пожалуй, побежал. Опаздываю уже на семь минут, и Егор наверняка вставит мне по самое не балуй, потому что сегодня игра, и у него без меня есть чем заняться. — Давай, здоровяк, надеюсь, что на следующей тренировке ты уже будешь с нами, — Артемий хлопнул товарища по раскрытой ладони. — И не забудь заглянуть в раздевалку, пацаны будут рады. — Договор. Гусев чуть ли не бегом направился дальше по коридору в сторону медицинского кабинета, оставив Артемия какое-то время смотреть ему вслед. Покрутив телефон в напряженных пальцах, Панарин все-таки пришел к выводу о том, что звонок Анисимову неизбежен, если он действительно хочет все исправить. Кого Алиса и могла выслушать в абсолютно любой ситуации, так это своего любимого старшего брата. — Панарин! — обернувшись, Артемий встретился взглядом со Знарком, уже полностью переодетым к тренировке в тренажерном зале. — Почему еще не готов? Время видел? — Извини, Валерьич, я мухой, — он тут же схватился за ручку двери и дернул ее вниз, чуть не врезавшись в выходивших из раздевалки Дацюка и Кетова. — Мужики, простите. — У тебя три минуты, — прилетело ему в спину, когда он подскочил к своему месту и рывком стянул с себя футболку. Сидевший рядом Прохоркин, зашнуровав кроссовки, бросил на него заинтересованный взгляд, но ничего не сказал.

***

Как и ожидалось, «Сибирь» ничего не смогла противопоставить СКА. Забросив по шайбе в первом и втором периодах, армейцы в отличном расположении духа вышли на третью двадцатиминутку и поразили ворота Красикова еще трижды. «Ледовый» ликовал, но Знарок держал своих хоккеистов в ежовых рукавицах до самой финальной сирены. Несмотря на пять — ноль, красовавшиеся на кубе к концу встречи, Артемий мог поставить себе за матч только лишь жалкую тройку. И то с натяжкой. Как он ни старался сконцентрироваться, ничего не выходило — назойливыми мухами в голове без конца кружили невеселые мысли об Алисе. Вся эта неизвестность выбивала Панарина из колеи. На льду он был слишком рассеянным, что привело к двум опасным обрезам в своей зоне на начальной фазе атаки и одному удалению за совершенно глупую подножку на ровном месте. Олег Валерьевич сначала пытался его завести, кричал, пихал в плечо, грозился оставить на скамейке и даже отправить в раздевалку, но, увидев, что и после этого у семьдесят второго номера абсолютно ничего не клеится, лишь развел руками и выхватил из рук Витолиньша планшетку, принявшись прямо на ходу перекраивать звенья. В результате, когда отличилась его тройка, а именно Прохоркин, Панарин только вяло выставил вперед кулак, в который пришелся несильный удар от заменившего его Кузьменко. Наверное, если бы Артемий на пару с Сашей Барабановым не ассистировал-таки Хафизуллину, который и поставил окончательную точку на пятьдесят пятой минуте, он выпал бы из состава, как минимум, на месяц. О возвращении в первое звено в отсутствие Гусева можно было благополучно забыть и вновь впахивать на тренировках за право хотя бы рассматриваться в заявку на следующие матчи. Разгромная победа отнюдь не способствовала улучшению настроения. Артемий злился на себя за то, что вынес личное на лед. Будь соперник посильнее, это обязательно стоило бы команде пары десятков испорченных нервов. Партнеры, конечно, не сказали ему ни слова, только по очереди ободряюще похлопали по спине, мол, мы все понимаем, у всех бывают дерьмовые дни. Но только ему от этого было не легче — он же мужик, в конце концов, и должен уметь совладать со своими эмоциями. Если пронесло сегодня, то это абсолютно не значит, что пронесет завтра. Знарок поблагодарил команду за игру, ограничился задумчивым взглядом в сторону Панарина и, бросив привычное «разбор полетов завтра, не опаздываем», покинул раздевалку. Артемий уже морально был готов к тому, что этот разбор полетов во многом будет касаться именно его персоны. Приняв душ, он хмуро натягивал на себя одежду, пытаясь собраться с мыслями и обдумать все, что он скажет Артему. Панарин решил не откладывать дело в долгий ящик, пока налет решимости был еще довольно ощутим. Да и дальше это продолжаться не могло — самое дерьмовое, что все проблемы с Алисой сильно мешали ему на льду и могли привести к тому, что он просто напросто мог растерять всю набранную форму. Переодевавшийся рядом Прохоркин пытался несколько раз завести разговор, но в результате сдался, не слыша в ответ на свои фразы ничего, кроме равнодушных «ага» и «угу». Не хотелось ни с кем контактировать, Артемий просто желал как можно скорее оказаться дома. Когда он уже выходил из дворца на парковку, нащупывая в кармане ключи от машины, было уже около одиннадцати. Оказавшись на водительском сидении, Панарин захлопнул за собой дверь, кинул назад спортивную сумку и хотел было завести двигатель, как вдруг зазвонил телефон. На экране высветилось «Сергей», и Артемий удивленно вскинул брови, недоумевая, зачем это он понадобился своему коллеге в столь поздний час. — Слушаю, — ответил он, откидываясь на спинку кресла, и, прикрыв веки, устало потер переносицу. — Здорова, Тема! — судя по голосу, который звучал вполне себе буднично, никакой катастрофы не случилось. Уже хорошо. — Извини, что поздно, не разбудил? — Все в порядке, я только возвращаюсь с матча. — О, блин, я совсем забыл, если честно. Надеюсь, выиграли? — Иначе никак. — Отлично, поздравляю! Я не займу у тебя много времени. Скажи, ты сможешь завтра подъехать в ресторан? — Завтра? — Панарин мысленно прикинул, во сколько он освободится после тренировки. — Если только часам к пяти, не раньше. — Меня устроит, — заверил его Сергей. — Что-то случилось? — Да, но исключительно в хорошем смысле. У нас намечается перспективное сотрудничество с одной американской сетью ресторанов. Остальное расскажу при встрече. — Хорошо, — Панарин наконец повернул ключ зажигания, и салон наполнил глухой рокот мотора. — Тогда до завтра. — Отдыхай. Пока. Звонок Сергея пришелся очень даже кстати. Наверняка после отгула у Алисы стояли смены именно в эти дни, и он сможет наконец с ней нормально поговорить. Или найти кого-то, кто хотя бы заверит его, что с ней все в порядке. Кого-то вроде этого Семена. Или Оли. Кажется, они с Алисой были хорошими подругами. Но сначала он пообщается с Артемом. Всю дорогу до дома Артемий пребывал в задумчивости. Благо Гусев разузнал, что Алиса весь день была на работе, и заботливо оповестил его об этом смс-кой. Он, конечно, мог прямо сейчас поехать в ресторан или прямиком на квартиру к Анисимовой, но вдруг понял, что больше не может действовать необдуманно — это слишком часто его подводило. Несмотря на то, что желание увидеть Алису было слишком велико, он не свернул с пути и припарковался на привычном месте почти под собственным окном на десятом этаже. Щелкнув брелоком, Панарин еще какое-то время потоптался на месте, оттягивая тот момент, когда он окажется в квартире. Почему-то именно сейчас ему казалось, что он не готов выкладывать кому-то свои душевные переживания. Он, черт подери, даже не знает, как начать говорить. «Знаешь, Темыч, мы с твоей сестрой расстались вовсе не по обоюдному согласию, а потому что оба были полными идиотами: я вел себя как долбанный эгоист, а Алиса, как все бабы, напридумывала себе с три короба». Хотя, наверное, вторую часть стоило опустить — он итак готовился сегодня подписать себе смертный приговор. Не стоило злить Анисимова еще больше. Но вся эта неразбериха повлекла за собой просто огромный клубок новых проблем, и теперь распутать его было Панарину не под силу. Только не в одиночку. Перехватив поудобнее сумку и поправив так и норовившую слететь из-за поднявшегося ветра бейсболку, Артемий уже направился было как подъезду, как вдруг заметил женский силуэт в тени высоких кустов, успевших покрыться первой сентябрьской золотистостью. Девушка, смотря на него в упор, поднялась со скамейки и смущенно переступила с ноги на ногу, от волнения не переставая теребить тонкими изящными пальцами цепочку черного блестящего клатча. Только не это. — Привет, — Алиса скованно улыбнулась, но тут же словно спохватилась и вновь стала серьезной, видимо, уловив в его взгляде что-то недоброе. — У тебя что, теперь в привычку вошло наведываться ко мне домой под ночь? — Артемий не хотел быть грубым, но сейчас появление Знарок было не то чтобы нежеланным или обременительным. Оно было совершенно и абсолютно точно не вовремя. — Тем, выслушай меня, — она сделала шаг вперед, но он в свою очередь отступил и резко вытянул вперед свободную руку. Девушка послушно замерла. — Прости, Алиса, но я сегодня совсем не настроен принимать гостей. У меня был, честно сказать, дерьмовый день, — Панарин быстрым шагом обошел ее, стараясь держаться на расстоянии, но, как только он занес над домофоном ключ, Знарок буквально выпалила ему в спину, будто это было ее последним и решающим аргументом: — Я вчера говорила с Алисой. Артемий замер, не веря своим ушам, и повернулся к девушке, которая старалась смотреть на него уверенно и тяжело дышала. Он лишь уставился на нее, продолжая напряженно молчать, и ждал, пока она снова заговорит. — Приходила к тебе в ресторан, искала тебя. Я, правда, не знала, что она будет там. Ты не говорил, что вы вместе работаете. Пазл потихоньку складывался у него в голове. Не хотелось задавать никаких вопросов, кроме одного: что такого Алиса наговорила Анисимовой, что та в этот же вечер сорвалась и надралась до беспамятства? — Я хотела, чтобы все было честно, — тем временем продолжила Знарок, тщательно подбирая слова, словно боясь, что он в любой момент плюнет на нее и уйдет. — Я хотела понять, любит ли она тебя. — И как, поняла? — сухо бросил Панарин, глубоко вдыхая прохладный вечерний воздух, чтобы не сорваться и не наорать на Алису. От ураганом клокотавшей внутри ярости по побеления сжимались кулаки и учащалось и без того неровное дыхание. — Отчасти, — уклончиво ответила девушка и опустила взгляд на свои ботинки, когда смотреть в его глаза стало совсем невыносимо. — У нее есть чувства к тебе, Тема, но ей очень больно. Артемий шумно выдохнул и облизнул пересохшие губы. Все это он прекрасно знал и без Алисы. — Что ты ей сказала? — хрипло спросил он, даже не прокашлявшись. Казалось, он устал настолько, что сил не было даже на то, чтобы прочистить горло. — То, что хочу вернуть тебя, — он хмыкнул и чуть подернул головой — стоило бы и самому догадаться, вообще-то. — Но еще я попросила ее подумать над тем, готова ли она это допустить. А вот тут Панарин удивился. Он недоверчиво посмотрел на девушку, которая опять осмелилась поднять глаза, и какое-то время растерянно молчал, прогоняя в голове все варианты того, что он мог сказать в ответ. С одной стороны, ему жутко хотелось узнать, что было дальше, но с другой… вдруг Анисимова еще вчера решила все за них и дала своей сопернице зеленый свет. И поэтому Знарок стоит здесь, прямо напротив, надеясь на то, что между ними все еще может что-то быть. Но зачем тогда Алиса звонила ему вчера? Зачем напилась? Будь ей все равно, она бы никогда этого не сделала. Продолжая раздумывать над всей этой ситуацией, Артемий запутывал сам себя еще больше и продолжил бы строить многочисленные догадки, если бы с его губ, словно само по себе, не сорвалось: — И что она тебе ответила? — Ничего, — Алиса поджала губы, понимая, что это совсем не то, что он хотел бы услышать. — Мне она не сказала ничего, но я пришла узнать, не говорила ли она… с тобой. Внутри что-то с глухим хрустом надломилось, как будто затрещали ребра вокруг воспаленной грудной клетки. Дышать стало больно почти физически. То, что Алиса набрала его номер этой ночью, означало, что она… прощалась с ним? — Нет, нет, нет, — забормотал себе под нос Панарин и несколько раз тряхнул головой, отгоняя подальше невольное осознание. — Нет. — Тема, — Алиса снова предприняла попытку приблизиться, но Артемий уже этого не замечал. Он навалился спиной на дверь, ударился затылком о тяжелый металл и крепко зажмурился. — Послушай, если ничего не выходит, может, стоит наконец отпустить свое прошлое? Тихий, вкрадчивый голос продолжал звучать почти у самого уха. В любой другой момент он бы отреагировал на такие слова Знарок агрессивно, потому что она не смела указывать ему, что делать. Кто угодно, но не она. Однако теперь он был настолько опустошен, что любое проявление злости казалось бессмысленным. Все вообще в один миг вдруг стало бессмысленным. — А ведь у нас с тобой тоже ничего не вышло, — он повернул голову и посмотрел в заплаканные глаза напротив. Алиса шмыгнула носом, сдерживая слезы, и на ее лице отразилась такая явная боль, что абсолютно у каждого, кто увидел бы ее сейчас, невольно сжалось сердце. Только сердце Артемия, к сожалению Знарок, уже ничего не трогало. — Ты права, — продолжил он, не прерывая зрительного контакта, — стоит отпустить прошлое. И в первую очередь тебе, Алиса. Девушка отчаянно всхлипнула, и несколько слезинок сорвались с накрашенных ресниц, оставляя на щеках едва заметные черные разводы. Алиса тут же вытерла их тыльной стороной ладони и сжала губы в тонкую полоску, желая до самого конца бороться со своей слабостью. Она все прекрасно понимала. — Ты уже ничего не можешь изменить, слышишь? — Артемий говорил тихо, продолжая наблюдать за тем, как Знарок невольно сжимается от его слов, осознавая всю бессмысленность своих стараний. — Даже если Алиса меня больше не любит, мы с тобой не сумеем построить все заново, потому что рано или поздно оно снова рухнет. Так всегда бывает, когда люди не подходят друг другу. И ты сама это знаешь, просто слишком сильно привязываешься. Со временем ты научишься легко жить без меня, но для этого тебе нужно двигаться дальше. — У меня не получается, — Алиса покачала головой и возвела глаза к потемневшему небу. Свет от ближайшего фонаря озарил ее покрасневшее лицо и блестевшие от влаги глаза. — Знаешь, в детстве, когда я только учился стоять на коньках и держать в руках клюшку, у меня всегда что-то не получалось. Я говорил об этом деду и умолял его оставить меня в покое. А он толкал меня обратно на лед и без конца повторял, что дело не в том, что что-то не выходит, а в том, что я плохо стараюсь, — Панарин невольно улыбнулся, вспоминая все, о чем сейчас рассказывал. — Так вот это распространяется не только на хоккей. — Возможно, ты прав, — девушка наконец взяла себя в руки и снова принялась стирать слезы с мокрых щек. — Я всегда хотела, чтобы ты был счастлив, а со мной этому не суждено случиться, — Алиса медленно потянулась к его скуле, осторожно погладила ее большим пальцем и вдруг прошептала: — Я уверена, что еще не все потеряно. У вас с Алисой. Не дожидаясь ответа, Знарок резко отстранилась и, плотнее закутываясь в пальто, поспешила прочь, ни разу не обернувшись. Артемию захотелось со всей силы садануть кулаком по стене, так, чтобы в кровь разбить костяшки и не чувствовать ничего, кроме щиплющей боли. Как же это тяжело — одним залпом убивать чужие надежды. В квартиру он поднялся, когда на часах было за полночь, и, бросив спортивную сумку не разобранной у порога, на ощупь добрался до кровати, даже не подумав включить свет. Хотелось уснуть прямо сейчас, потому что в голове было слишком много всего, и этот сумбур медленно, но верно сводил Артемия с ума. Однако он не мог себе этого позволить и сию же секунду разблокировал телефон. Открыв Вотсапп, он нашел в списке контактов номер Артема. Какое-то время он еще колебался, буравя невидящим взглядом темный потолок, и, мысленно обозвав себя всеми ругательствами, какие только знал, наконец нажал на кнопку аудиозвонка. Анисимов ответил спустя ровно шесть долгих гудков. — Панара? — Артем был явно удивлен и даже не собирался этого скрывать. — Здорова, дружище! — Привет, Темыч, — он поморщился от того, насколько подавленно звучал его голос, и постарался продолжить уже более бодро. Сегодня у него вообще были проблемы с тем, чтобы в нужный момент обуздать свои переживания. — Не отвлекаю? — Нет, я только вернулся с тренировки, — на том конце что-то грохнуло, а затем раздался женский крик. — И, судя по всему, отдых придется немного отложить. У тебя что-то случилось? — Нет. Точнее, да. Точнее, не у меня. Точнее, и у меня тоже, — Господи, в последний раз он так тушевался лет в пять, когда соседская старушка застукала его на своей яблоне и прямо за ухо отволокла к деду, на ходу отчитывая за воровство и хулиганские проступки. — Так, стоп, это никуда не годится, — Анисимов усмехнулся. — Я ничего не понял, так что давай по порядку. — Мне нужна твоя помощь, — Артемий протер глаза и остался лежать, прикрыв ладонью опущенные веки. — Но для начала я должен кое-что тебе рассказать. — Звучит интригующе. — Кое-что, что тебе не очень понравится. — А вот это звучит откровенно так себе, — кажется, за напускной веселостью Анисимов попытался скрыть нараставшее из-за слов Панарина волнение. — Это насчет Алисы? Артемий глубоко вздохнул. — Да. И приготовься, разговор будет долгим. Артем выслушал все молча и ни разу не перебил. Рассказ занял не больше получаса, но Панарину показалось, что в этот временной промежуток уместилась целая вечность. Он хорошо слышал, как сквозь шум крови в ушах стучит в груди неуемное сердце в предвкушении реакции Анисимова. Слышал тяжелое дыхание на другом конце трубки и то, как свистел ветер за окном. Обоюдное молчание неприлично затянулось, но Артемий боялся его прервать и заговорить первым. Он был готов, кажется, ко всему, но теперь каждая секунда, отмеченная звенящей тишиной, оттягивала момент икс, и Панарин совсем не был уверен в том, что имеет право давить на своего собеседника. Только что Артем услышал слишком много всего, что, мягко говоря, могло повергнуть его в шок. И вот наконец Анисимов заговорил. — Ну и натворил же ты дел, Панарин. Наверное, это было самое безобидное из всего арсенала фраз, которыми Артем мог воспользоваться. — Все вышло по-дурацки, и я знаю, что во многом виноват, — Артемию казалось, что Анисимов должен услышать от него то, что он все это прекрасно понимает. Должен убедиться в том, что он хочет все наладить. — Но Алиса даже слушать меня не желает, и без твоей помощи я не справлюсь. — Почему я должен помогать тебе? — голос Артема звучал ровно и хладнокровно, и, если бы Панарин не знал его близко, никогда бы не уловил эти едва различимые нотки злобы. — Ты сделал ей так больно, что Алиса впервые в жизни закрылась от меня. Она три года врала мне. Своему брату. Человеку, которому всегда безоговорочно доверяла. Любые проблемы. В любых ситуациях. А затем ты снова ворвался в ее жизнь, осмелился затащить ее в постель и теперь просишь меня о помощи! Да если бы я только мог, я бы придушил тебя собственными руками! — Артем, послушай, это все справедливо… — но Анисимова было уже не остановить. — Нет, это ты послушай, Панара. Если по твоей вине она проронит еще хоть одну слезинку, я не остановлюсь не перед чем, ты понял меня? — Артем почти шипел, и Артемий поморщился, со всей силы сминая в кулаке одеяло. — Не смей больше приближаться к ней. — Но я… — Я спросил, ты понял меня? — Анисимов, кажется, больше ничего не слышал. — Моя сестра — самый близкий мне на свете человек, и я не допущу, чтобы всякие уроды портили ей жизнь. Больше нет. — Я люблю ее, Артем. — Так сильно, что сделал достаточно для того, чтобы разбить ей сердце? — по ту сторону динамика раздался шумный выдох. Видимо, эмоции потихоньку сходили на нет. — Панара, давай разберемся по-хорошему, окей? Ты правильно сделал, что рассказал мне правду, но это не отменяет того факта, что ты вел себя как последняя скотина. — И я презираю себя за это, поверь мне, — Артемию было жизненно необходимо переубедить Анисимова. Заставить его поверить, что он раскаивается. — Я готов на все, чтобы она меня простила, но я совершенно не знаю, что мне делать. — Ты сделал достаточно, — безапелляционно прервал его Артем. — В первую очередь похоронил в себе настоящего мужика. Поверь, она тебе этого не забудет. И вряд ли когда-то снова начнет уважать. — Я понимаю, ты имеешь полное право меня ненавидеть, но я не думаю, что ситуация безнадежна. — Оставь ее в покое, брат, — холодно потребовал Анисимов. — И помни, что я тебе сказал, если не хочешь, чтобы я действительно тебя ненавидел. А теперь извини, меня ждет семья. Артем закончил звонок, даже не попрощавшись. На душе после этого разговора стало так погано, что захотелось расцарапать себе шею, плечи, грудь. А еще орать. Орать до срыва голосовых связок, до деру стенок горла, до противного булькающего хрипения. Панарин рывком вскочил на ноги, подлетел к небольшому столу и с громким криком, больше походившим на истошное рычание разъяренного животного, раскидал в стороны все его содержимое. Стук разлетевшихся по полу предметов эхом прокатился по стенам комнаты и едва не оглушил его. Подняв взгляд на свое едва различимое отражение в небольшом прямоугольном зеркале — глаза уже привыкли к темноте, да и свет уличных фонарей сквозь кроны деревьев все же умудрялся проникнуть в его спальню — Артемий занес кулак и со всей силы ударил по стеклу, словно в замедленной съемке наблюдая за тем, как осыпаются звенящие осколки. Костяшки обожгло огнем, и вниз по предплечью потекли багровые струйки крови, скапливаясь в районе локтя и капая прямиком на белоснежный махровый ковер. Панарин тяжело задышал и уперся ладонями в деревянную поверхность, не обращая внимания на острую боль, пронизывающую всю левую руку. Наверное, в коже застряли маленькие кусочки стекла, но сейчас это волновало его меньше всего. Поддавшись еще одной вспышке гнева, Артемий пнул ногой стоящий рядом пуфик, и тот отлетел на несколько метров, угодив прямо в неплотно прикрытый шкаф, который тут же опасно задрожал. С полок посыпались какие-то вещи, и от раздавшегося грохота Панарин завелся еще сильнее. Громить собственную спальню, конечно, не входило в его планы по обустройству квартиры, но необходимость выплеснуть всю душевную тяжесть делала его неконтролируемым. Всегда легко вспыльчивый, Артемий Панарин крушил все, что попадалось на его пути, пока в голове набатом стучала одна и та же фраза. Оставь ее в покое. Наконец полностью обессилив, он опустился на пол, подперев спиной стену, и врезался затылком в твердую, шероховатую поверхность. Мысль о том, чтобы послушаться Артема, отдавалась во всем теле болью еще большей, чем от обильно кровоточащих на руке порезов. Что ему теперь делать: действительно отпустить Алису и позволить ей жить дальше, без обременительного груза прошлого, или же продолжить бороться, пока Анисимова сама не скажет ему, что у них нет общего будущего? Артемий еще раз приложился кулаком по полу, абсолютно наплевав на то, что часы показывали час ночи, а соседи снизу уже давно могли позвонить в полицию и пожаловаться на невыносимый шум.