Четыре печати

      Еще никогда в своей жизни Лилейный не испытывал такого ужаса, не сталкивался с настолько могущественным противником. А ведь он вырос на самом дне Нижнего Царства, там, где демонам приходится отчаянно бороться за жизнь, ему всякое пришлось повидать, и даже стоять на границе жизни и смерти. Но сейчас, его закаленное в сражениях тело было не способно выдержать натиска первого вестника, а душа замирала от первородного страха и осознания того, что ему не выжить. Все внутри стянуло в тугой узел, который становился все туже. Это чувство разъедало, разрушало душу, пробуждало тело дрожать, как никогда раньше.       Он мог бы попытаться сбежать, попробовать скрыться, но демон понимал, что это невозможно. Никто не ускользнет от Войны, особенно, когда вестник в ярости! Перевертыш не понимал, почему столь могущественная сущность вступилась за обычную девушку, да и не хотел в этом разбираться. Все на что был способен в этот миг Лилейный — сражаться: отчаянно и безумно, без всякой надежды на победу. Если уж умирать, то красиво, с достоинством истинного воина.       Демон снова и снова кидался на противника, пытался впиться в его плоть зубами, вырвать хотя бы маленький кусочек, вонзить в Войну острые когти, порвать его на части. Все тщетно! Кожа врага была покрыта железом, непробиваемой броней, с которой не смогут совладать даже владыки демонов: величайшие и сильнейшие. Ни один удар не достигал цели, словно он стал медлительным и слабым, но это ощущение не могло остановить Лилейного. Он умрет в бою, как и подобает воину. Ярость нарастала, перевертыш шипел и рычал, окончательно уподобился дикому зверю, способному лишь сражаться, да и не было у него иного пути, ведь он избрал не ту жертву. Безумие, злость и отчаяние слились воедино, окончательно лишили перевертыша способности мыслить разумно. Удар, еще удар, все быстрее и резче и сердце клокотало в унисон с непрерывными атаками, оно отбивало боевой ритм, в котором существовал демон, вело за собой. Пока бьется сердце — он жив, пока оно не остановилось — он будет сражаться.       — Слишком скучно!       Гажил наотмашь ударил перевертыша, этого хватило, чтобы назойливый демон отлетел на десяток метров назад, впечатался спиной в стену. Вестник не собирался тратить время на жалкую мошку, не способную его даже укусить. Хватит и того, что он уделил ему пару минут. Многие и этого не удостоились и не удостоятся, он размажет всех, кто встает у него на пути, осмелится поднять на него руку. И все же, стоит признать, что в этом яростном комке шерсти что-то есть, он вполне мог бы присоединиться к дикой своре, стать зверем войны, одним из тех, кто будет нести в мир разрушение и истребление!       Мужчина перевел взгляд на лежащую на полу бледную девушку. Она смотрела на него остекленевшим взглядом, ее расширенные глаза были полны ужаса, отвращения и непонимания. Девушка была готова к смерти и боли, к любому исходу событий. Она точно знала, что с её ранами долго не живут, ждала, когда же все закончится. Гажил криво ухмыльнулся — он не позволит этой малышке уйти так просто. Её ненависть и жажда разрушения стали последней каплей, окончательно разрушевшей печать, его холодную и темную тюрьму. Теперь она должна лично увидеть все, к чему привело её стремление, маленькая капелька, ничего не значащая в море ненависти и отчаяния, но, все же, сыгравшая судьбоносную роль в судьбе мира.       — Такая мелкая, — пренебрежительно хмыкнул мужчина, придирчиво рассматривая девушку. Он надеялся, что ему достанется кто-нибудь более впечатляющий. — Как твое имя? — вестник провел рукой по коротким перепачканным в крови и грязи волосам. Жалкое зрелище, но оно добавляло какого-то странного и противоестественного шарма.       — Л… Леви, — раздался в ответ тихий, с легким придыханием шепот.       Она не хотела отвечать, но была не в силах сопротивляться взгляду кроваво-алых глаз. Девушка была полностью в их власти, словно весь мир внезапно сузился до одного единственного существа, пришедшего для того, чтобы уничтожить все три царства. Война! Перед ней сам первый вестник! Тот, кому нет равных, тот, в чьей власти погрузить мир в хаос и разрушение, расчистить путь второму брату. Сама мысль об этом казалась нереальной, пугающей до дрожи. Леви ощущала, что задыхается и уже не способна выражать мысли, да и думать тоже. Её тело и разум сковало, и казалось, что она больше не принадлежит сама себе!       — Хорошо, Леви, — руки мужчины сжали горло девушки, до чего же упоительно видеть неподдельный ужас в янтарно-карих глазах, слышать как дребезжит от напряжения тонкий голосок. — Сейчас будет немного больно, но ты не бойся, — Гажил наклонился ближе. Теперь его горячее дыхание обжигало её бледные потрескавшиеся губы, слегка подрагивающие от напряжения. — Я не позволю тебе умереть. Даже не надейся на это! Ги-хи. Ты увидишь все то, что желала. Это будет твоей наградой! Пламя войны разгорится с новой силой на твоих глазах! — пальцы сжались чуть сильнее, недостаточно для того, чтобы убить, но этого вполне хватило для того, чтобы погрузить жертву в темноту. — А ты… Ты будешь танцевать для меня… ***       Гажил сидел около Леви, старательно залечивая её раны, не упуская ни одной царапины и синяка. Не для того он её спасал, чтобы она сдохла через пару минут! Да и не нравились ему шрамы на бледной коже, подобные украшения подходят мужчинам, настоящим воинам, чья жизнь вечное сражение. Вестнику нравилось то, чем он занимался, так что он не сомневался, что в скором времени непременно повторит все, но уже с другой целью. В конце концов, тысячелетия одиночества на любом скажутся, заставят взвыть от безысходности и желаний, становящихся все навязчивей с каждым годом. Руки Гажила блуждали по обнаженному изувеченному телу, то и дело, замирая, оставляя за собой след из жидкого металла. Именно он заживлял плоть, возвращая ему былую красоту, увеличивая крепость. Теперь ранить девушку будет не так просто, ведь сам Война передал ей часть своей силы, позаботился о том, чтобы она дотянула до пришествия Голода. Мужчина не останавливался, продолжал свое увлекательное занятие, с трудом сдерживаясь, проявляя поистине железную выдержку. Осталось совсем немного, а после придется заняться внутренними повреждениями, да и о страже нужно позаботиться. Вестник недовольно скривился, он сам нажил себе проблем, но отступиться уже не мог. Выбор сделан, да и никто не в силах противиться пророчеству и предназначению!