Четыре печати

      Леви на удивление легко открыла глаза и уставилась отсутствующим взглядом в высокий белый потолок. У нее ничего не болело, а на душе царило странное, почти что, противоестественное спокойствие. Двигаться и думать совершенно не хотелось, как впрочем, и жить дальше. Она прекрасно осознавала, что все, что с ней было, вовсе не сон, а жестокая реальность, а еще то, что она все еще по какой-то причине жива. Последнее было самым жутким наказанием из всех возможных, настоящей карой. Вот только за что? Что она такого сделала, что судьба упрямо не позволяет ей обрести покой? Что? Одинокая слезинка скатилась по щеке — на большее девушку уже не хватило. Она жива, но в этом не было никакого смысла. Леви так и лежала, смотря в потолок — ничего другого ей не хотелось и, казалось, что она не способна на какие-то действия.       Рядом послышалось тихое шуршание, почти незаметное, оно лишь слегка щекотало слух, дразнило, заставляло измученные нервы натянуться, как гитарная струна. Леви затаила дыхание, но все равно звук собственного сердца оглушал, не позволял разобрать, что происходит рядом. Так жутко! А что, если это снова демон? Страх никуда не исчезнет, он останется её вечным спутником, и даже после смерти её душа будет дрожать и трепетать. В такие моменты девушке начинало казаться, что единственное, что в ней осталось — этот самый пресловутый страх. Он сама её суть в этот момент!       — Не стоит так трястись, — раздался недовольный мужской голос, от звука которого хотелось сжаться в комочек, забиться в самый дальний угол. — Это раздражает.       Спустя всего миг Леви ощутила, как кровать слегка прогнулась под тяжестью опустившегося на нее веса. Сердце пропустило удар и замерло, девушка инстинктивно зажмурилась. Зря она думала, что больше ничего не чувствует и ей все безразлично. Это не так. А после исчезла последняя её защита — теплое одеяло. В тот миг, когда прохладный воздух коснулся нежной кожи, Леви осознала, что на ней нет одежды. Она абсолютно голая перед незнакомцем, и этот незнакомец явно мужчина!       — Открой глаза, — последовал приказ.       Этому холодному и властному голосу было невозможно противостоять, он проникал в глубины сознания, подчинял своей воле, казался единственным, что имеет значение. Но помимо страха он вызывал в душе и теле девушки иные чувства: пробуждал любопытство, интерес, то, что можно назвать вожделением. Вот только в последнем Леви не готова была признаться ни другим, ни себе. Девушка подчинилась приказу неизвестного, а руки инстинктивно потянулись к самому сокровенному, в жалкой попытке прикрыть наготу. Она никогда не видела этого мужчину, не помнит его лицо, но вот глаза… Эти кроваво-алые глаза ей знакомы. И снова волна дрожи пробежала по телу — она беспомощна и беззащитна перед этим мужчиной дикой наружности. Он явно не человек! Огромный, сильный, с длинными нечесаными патлами, похожими на проволоку, на лице металлические заклепки, на теле красно-черные татуировки, что словно вгрызлись в его кожу, он буквально источал силу и уверенность.       — Не стоит прятаться, я уже все видел, — усмехнулся Гажил, беззастенчиво рассматривая свою избранницу. Чем больше он смотрел на нее, тем больше осознавал, что ему нравится приобретение. Да, Леви не такая, как он хотел изначально, но ведь мы не всегда знаем, что нам необходимо. Хрупкое изящное тело манило мужчину, пробуждало в нем неподдельный интерес и страсть. Хотелось, как можно скорее сделать его своим, заявить права на то, что и так принадлежит ему. Он Война — берет все, что пожелает на правах завоевателя.       — Кто ты? — девушка машинально облизала пересохшие губы. Её буквально придавило воздухом к мягкой кровати, она была не способна пошевелиться или возразить, только и могла, что смотреть в нереальные глаза, в которых плескалась самая настоящая похоть. Никто и никогда не смотрел на нее так!       — Вестник, — сухо ответил мужчина, прикасаясь к нежной коже. Рука скользила по ножке, поднимаясь от щиколотки все выше. Гажилу нравилась реакция на его простое действие, то, как Леви затаила дыхание, как в её медово-карих глазах появилось удивление, блаженство и испуг — потрясающая смесь. С этой девушкой хотелось играть, упиваться собственной властью и её беспомощностью, заставить её стонать, кричать, умолять! Возможно, в следующий раз ему хватит выдержки на это, но сейчас его мозг не способен контролировать тело, а желания и инстинкты берут верх.       — Это… это не правда, — пискнула девушка, когда рука коснулась её бедра. Все заходит слишком далеко, а она слишком слаба и напугана, чтобы положить этому конец, да и не хочет этого. Эти жадные дразнящие прикосновения заставили её почувствовать себя живой, осознать, что она жива и ей не все равно, что будет дальше.       — Ги-хи. Не веришь? Зря, ведь теперь тебе придется танцевать для меня, — мужчина наклонился ниже, теперь их губы почти соприкасались. — У тебя просто нет выбора, ведь в тот момент, когда твои желания достигли меня, печать разрушилась. Отныне, ты моя… Дева войны, та чей танец возвестит о моей победе.       — Нет, — это было не слово, скорее уж дыхание, обретшее робкий, ничего не значащий звук.       — Я не приемлю это слово, — угрожающе произнес вестник, сильнее сжимая девушку, по-хозяйски прижимая её к себе. — Еще раз произнесешь его и будешь жестоко наказана.       Гажил был не в силах больше сдерживаться: слишком велики напряжение и болезненное желание, слишком близко та, кто может подарить ему облегчение и успокоение. Её запах дразнил и будоражил, её тело так и манило, было желанной наградой, отрадой, что принадлежит лишь ему. Как можно мыслить, сражаться и убивать, когда так хочется насладиться женщиной? Он непозволительно долго был один. Вестник больше не думал, не тратил время на разговоры и объяснения, а действовал, грубо, несдержанно, резко, так, как и положено великому завоевателю и разрушителю.