Четыре печати

      Леви была не в силах противиться воле мужчины, во власти которого оказалась. Тело с готовностью отзывалось на каждое его грубое прикосновение, на каждый жадный поцелуй, опаляющей нежную кожу. Да, что скрывать, она не хотела сопротивляться. К чему голос разума и благоразумие, когда мир разрушен, и вот-вот исчезнет под напором четырех вестников? Для кого ей хранить себя, если в живых в скором времени никого не останется, а о любви можно и не мечтать. Она была на грани жизни и смерти, познала боль и отчаяние и сейчас, находясь в руках сильного мужчины, она искала в его объятиях ощущение надежности и защищенности. Гажил давал ей то, что было необходимо измученной душе, заставлял забыть обо всем, что произошло. Здесь и сейчас существовали лишь они, лишь распаленные страстью и желанием тела, сдавленное рычание и учащенное дыхание, жар, что раскалял даже воздух.       Леви не сомневалась в том, что мужчина хочет её, что она не просто нужна ему, а жизненно необходима. Это сводило с ума, заставляло льнуть к незнакомцу, позволять ему то, что не делал с ней никто и никогда. Последние мысли испарились окончательно. Тихий томный стон сорвался с истерзанных поцелуями губ. Девушка сама выгибалась навстречу Гажилу, стонала и извивалась под ним, цеплялась тонкими руками за его шею и плечи. В голове не было никаких мыслей и страхов, они испарились, исчезли, словно и не бывало, осталась лишь страсть, похоть, всепоглощающее желание принадлежать, ощутить себя заполненной. Леви чувствовала нетерпение мужчины и то, что он не сможет сдерживаться долго. Ей и не нужно это, она уже возбуждена, готова принять в себя возбужденную плоть. Ей это необходимо! Она горела, пылала, желала раствориться в собственных ощущениях и удовольствии, которое уже сотрясало её тело. Девушка дернула бедрами, давая понять, что готова к большему, что она отчаянно нуждается в этом.       Руки Гажила безудержно блуждали по телу, изучали то, что отныне и вовеки принадлежит только ему. Ничего нельзя упустить! Ему нравилась хрупкость и нежность девушки, её особый аромат, распаляющий его страсть еще больше. Теперь Леви пахла корицей, металлом и кровью — она пахла им! Ему было мало! Слишком долго он был в одиночестве, слишком долго не имел возможности расслабиться. Мужчина резко вошел в уже влажное лоно, заполняя его полностью. До чего же хорошо! Довольное утробное рычание вырвалось из груди вестника. Тело Леви идеально ему подходило, словно было создано именно для него. Гажил двигался быстро, резко, неистово, не останавливаясь и не замедляясь. Он хотел получить все и сразу, в полной мере насладиться своей избранницей, той, что пойдет с ним рука об руку. Девушка уже не стонала, а кричала, молила дать ей большее, заполнить её целиком и полностью. Это заводило все больше, заставляло двигаться быстрей, резче, заставляя кровать жалобно кряхтеть и стонать. Мужчина знал, что не только доставляет Леви удовольствие, но и причиняет боль, но останавливаться или что-то менять не собирался. Здесь и сейчас есть лишь его желания и потребности, желание обладать и получить столь желанную разрядку.       Они оба сходили с ума! Леви казалось, что они единое целое, что её тело пульсирует от напряжения и наслаждения, что она превратилась в некий сгусток энергии, готовый взорваться в любой момент. Это наслаждение было просто невероятным, девушка захлебывалась в собственных чувствах и ощущениях, тонула в океане экстаза. Толчки становились все сильнее, напористей. Очередной крик вырвался из груди, заполнил собой все огромное помещение. Ей было хорошо, как никогда раньше! Боль и наслаждение слились воедино, заполнили собой все: и душу, и тело, существовали лишь ощущения, и багряные глаза, продолжающие буравить её взглядом.       Гажил дернулся еще раз, и его семя заполнило Леви. Все произошло быстро, стремительно. Оно и не удивительно, ведь у него давно не было женщины, он мог лишь мечтать о том, что произошло сейчас. В следующий раз он растянет процесс, в полной мере насладиться своей властью и девой, что будет танцевать для него. Продолжая нависать над Леви, вестник рассматривал её покрытое испариной личико. Девушка прикрыла глаза, учащенно дышала, пытаясь прийти в себя, влажные волосы прилипли к щекам и лбу — все в ней говорило о том, что произошло. Невероятно возбуждающее зрелище, от которого плоть вновь вздымается.       — Ги-хи, я рад, что именно твои мысли и чувства разрушили печать.       Гажил отстранился и рухнул на кровать рядом с Леви. Ухмылка исчезла с его лица, ведь он понимал, что не сможет жить, как обычный человек, не создаст семью и не насладится покоем. Его судьба — сеять смерть и разрушение, развязать войну самую страшную из всех, что знала история. Лишь так он сможет освободить братьев и положить конец страданиям трех миров. Никто и ничто не сможет изменить это. И даже та, что танцует, лишь отсрочит неминуемое. Мир должен исчезнуть! На душе стало тоскливо и холодно, захотелось завыть, словно он одинокий волк, лишившийся стаи. Он не выбирал судьбу, она сама настигла его, превратив в раба предназначения.       Леви молчала, она не знала, что ответить, что думать, да и не было у нее на это сил. Девушка не ощущала собственное тело, а сознание медленно ускользало от нее. То, что было несколько мгновений назад — прекрасно и ужасно одновременно. Ею руководили инстинкты, а не разум. Леви казалось, что она теряет себя, растворяется в чужой воле, превращаясь в орудие. Девушка просто лежала, уставившись в потолок, пытаясь прийти в себя и понять, какая судьба её ждет. Все, как в странном сне, кажется нереальным и невозможным, но при этом все ощущения яркие и правдоподобные.       Это реальность, глупо сомневаться в этом… И все же, Леви отчаянно хотела проснуться, открыть глаза и увидеть привычный мир. Мир, который исчез безвозвратно...