Четыре печати

      Гажил даже представить не мог, что будет так рад тому факту, что давний враг выживет. Теперь он сможет его прикончить по-настоящему, насладиться битвой и победой сполна. Сердце так и трепетало от восторга, а душа рвалась прочь из тела, словно лишь так получится в полной мере ощутить момент. О, да! На этот раз все будет иначе!       — Ты все такой же! — останки демона зашевелились, начали трансформироваться, принимая новую омерзительную форму. Он был совершенно спокоен, словно ему было известно то, о чем не знали другие, — Сначала делаешь, потом думаешь. Бросаешься в бой, не проанализировав ситуацию, не оценив противника по достоинству. Ты просто танк, прущий на минное поле, в слепой уверенности, что ты неуязвим. Думаешь, Он сделал тебя бессмертным? Думаешь, теперь ты выше меня? Ха-ха-ха! Идиот! Он ошибся, когда выбрал именно тебя, так что дальше первой печати дело не пойдет! — безудержный хохот заставил мир содрогнуться, полностью заполнится этим звуком. — Ты всегда был орудием, жалкой игрушкой, которую направляли другие. У тебя никогда не было свободы воли, ты жалкий раб! Сначала ты служил Ордену и братьям, покорно исполняя их волю, затем, я превратил тебя в своего безмолвного слугу, а вот теперь ты снова исполнитель чужой воли. Твоя сила ничего не стоит! Я знаю, что у тебя есть слабость, о ней многим известно, а раз так, ты не протянешь долго!!! Она не станцует для тебя!       — Слишком много слов! — Гажил вновь с невероятной легкостью замахнулся молотом, давая понять, что готов продолжить. Он не позволит заговорить себя и отвлечь от дела, да и угрозы его не страшили. Вестник ощущал свою танцовщицу, точно знал, что с ней все в порядке, подпитывался её энергией. Редфокс ухмыльнулся, даже, если все, что говорит Делиора, правда, его уже не остановить, он сам желает быть орудием, разрушить мир до основания. — Может, уже приступим? Ты же не просто так заявился, чтобы поговорить? Нет. Тебе нужно иное! Ты хочешь показать, что не слабее меня, что древние ангелы и демоны, те, кто тысячелетиями впитывал силу и магию, способны противостоять вестникам. Ги-хи, ты демон, пытающий подарить надежду! Иронично, не находишь?       — Нет. Не нахожу! Я в надежде не нуждаюсь!       Делиора окончательно преобразился, приял новую форму: мерзкую, жуткую, самую опасную из всех возможных, имеющую мало общего с человеком. Фактически, он превратился в пульсирующий сгусток магии, тянущий свои щупальца к вестнику. Такого обычным оружием не возьмешь, не победишь просто так. Демон отказался от плоти, и все ради того, чтобы уничтожить того, кого он не чаял увидеть.       — Великолепно! — алые глаза горели безумием и восторгом, сердце билось безудержно быстро, превращаясь в бой барабанов. Именно этого он ждал, ради этого вернулся! — Я хочу уничтожить тебя сильного! Достойный противник, заслуживает достойной смерти!       Война бросился вперед, размахивая молотом, как пушинкой. Это не просто оружие, оно создано не только из металла и дерева, но и из его клокочущей ненависти! Гажил ощущал себя живым, полным азарта, жажды крови, ему была нужна настоящая битва, возможность проиграть!       — Все так же глуп, — с неким сожалением произнес Делиора, давая сигнал своим союзникам, дожидающимся нужного момента. Демон давно вышел из того возраста, когда безрассудно веришь в свое превосходство и все делаешь сам, не доверяя никому, он был способен не только оценить врага по достоинству, но и понять, как его уничтожить.       Гажил настолько увлекся давним знакомым, что не заметил, не почувствовал, как к нему подкрались со спины, он даже не думал, что демоны настолько его боятся, что так скоро объединятся с извечными врагами-ангелами, не только армии, но и сами начтут вместе, нападут на него вместе. Магические атаки обрушились на Вестника одним нескончаемым потоком, сразу со всех сторон, и не только они, его еще решили расстрелять, взорвать, показать, чего достигли военные технологии. Это была ловушка, в которой Делиора добровольно согласился исполнить роль приманки, и нужно признать, что он великолепно справился со своей задачей. Гажил ощущал, как его тело рвут на части, как некая сила вбивает его все глубже в землю. Он даже не думал, что может ощущать боль, быть на грани! Упоительно! Восхитительно! Но этого недостаточно для того, чтобы убить того, кто уже мертв, того, чья душа находится далеко от тела, в руках прекрасной танцовщицы, не догадывающейся о том, какой властью над ним обладает! ***       Леви все отчетливей и ярче слышала музыку, она звала её за собой, увлекала, все глубже проникала в её сознание. Это был ритмичный бой барабанов, гулкое, вибрирующее звучание набата, призывный вой труб. Раньше девушка ни за что ни признала бы в этой какофонии мелодию. Сейчас же она то и дело ловила себя на мысли, что может двигаться вслед за странной и пугающей музыкой, стать её продолжением, неотъемлемой частью. Вот и сейчас руки сами начинали двигаться, словно вырисовывая невидимые узоры в воздухе. Она не принадлежала себе, ощущала себя марионеткой, которую заставляет двигаться опытный кукловод. Слова о том, что она будет танцевать, уже не казались странными, теперь Леви все ясней осознавала, что это значит. Если бы не обстоятельства, то можно было бы решить, что у нее слуховые галлюцинации, а её рассудок окончательно повредился, не выдержал всего того, что с ней происходит. Нет. Не так! Того, что творится в мире. Девушка не хотела умирать, не желала, чтобы мир исчез, это — несправедливо! Но разве может она что-то противопоставить вестнику и тому, чей приход он готовит? Леви не могла усидеть на месте, бездействие, одиночество и гнетущая тишина сводили с ума, давили на и без того расшатанную психику, как и странная музыка, звучащая в её голове. Она ощущала Гажила, хотела танцевать для него, отдать ему всю себя, стать разящим клинком в его руке! Девушка была, словно в трансе, видела, слышала, ощущала то, что происходило не с ней, в другом месте, в этот миг, их с Гажилом души соприкасались, переплетались в жарких объятиях, в которых было намного больше, чем страсть и вожделение. Леви и сама не заметила, как начала медленно и грациозно кружиться в темном мрачном зале. Это был её первый, но далеко не последний танец.