Четыре печати

      В одночасье небеса рухнули! С грохотом, звоном и скрежетанием они осыпались на землю, меняя континент, возвращая ему первоначальный, давно утерянный вид. На небосводе не осталось ни одного, даже самого малого облака, лишь девственно-чистая голубизна, от которой было невозможно оторваться. От этого вида захватывало дух и замирало сердце — новый мир был прекрасен и пуст. Куда ни брось взгляд, всюду руины, обломки, останки и природа, медленно берущая свое. Все стихло. Казалось, звуки не решались рождаться и прерывать безмолвие после жестокой битвы. Этот миг вполне можно было назвать долгожданным миром, покоем для всех, но это было далеко не так. Тишина стала предвестником еще большего страха — окончательного разрушения второй печати. Свершилось…       Истерзанный мир вернул свое изначальное состояние, вновь стал единым целым, а душа Земного края перестала кровоточить и изнывать от боли. Много тысяч лет мир стремился к гармонии, целостности, спокойному существованию, но сила вторженцев не позволяла это сделать. Тысячи лет непрестанной пытки подошли к концу, но для того, чтобы залечить раны, нужно время и силы, которых не осталось. Земной край погрузился в болезненный сон.       Роль войны в этой истории подошла к концу, настало время уступить место следующему воину, который так долго ждал освобождения и отмщения, чья душа полна всепоглощающего голода. Гажил Редфокс, драконий всадник, первый вестник исполнил свой долг, объединил три великих царства, показал, чего стоит война. Но что для одного конец, для других лишь начало… Начало долгого пути, ведущего в неизвестность.       — Пора вернуться домой, — голос мужчины звучал тихо, едва уловимо, он лишился жизненной силы и каких-либо желаний.       Гажил прижимал к груди все еще кровоточащее тело Леви, отдавшей ему всю себя без остатка. Ее последнего танца вестник не видел, но чувствовал каждой клеточкой. Танец объединил их в единое целое, позволил душам соприкоснуться, придавая столь необходимых сил, позволяя не видеть, не чувствовать, не понимать, что происходит, не осознавать, что обрываются бессчетное количество жизней и все это по их вине. До сих пор каждый вдох Вестника был полон чувств и эмоций девушки, ее желаний.       — Домой? — Леви не было страшно, ведь она была в надежных объятиях любимого мужчины, того, с кем она шла тропой разрушения. Если бы у нее появился шанс все исправить, изменить, она не стала бы этого делать. Теперь это стало очевидно. Чувства рождаются без причин, на пустом месте, в самый неподходящий момент, но без них невозможно существовать, лишь они наполняют все смыслом.       — Да. Домой. В цитадель, — ответил Гажил, медленно двигаясь в нужном направлении. Он не торопился, словно пытался урвать еще немного времени для себя и Леви. — Война завершена, так что настало время занять наше место.       — А что дальше? — пристроив голову на плече мужчины, Леви нежно улыбалась. Боль отступала, ее место занимали холод и безразличие, а еще ей было хорошо и уютно. Жаль только, что сил не хватит на большее: на последний поцелуй, объятия, страсть, что заставит воспарить над миром. Они столько всего не успели и уже не успеют, что впору разрыдаться от отчаяния и жалости к себе, но вместо этого танцовщица улыбалась. Гажил не должен больше видеть ее слез, ведь это разобьет железное сердце, а этого нельзя было допускать.       — Не знаю. Я никогда не задумывался об этом и не спрашивал. Моя задача — объединить континент и разрушить все, до чего доберусь. Все остальное на моих братьях. Теперь настал их черед.       — Никогда не задумывался?       — Всю вечность до встречи с тобой я лишь ненавидел, да бессчетное количество раз представлял, как разрушу мир. У меня не было иных мыслей и желаний. Поздно что-то менять, остается лишь последний твой танец.       — Последний?       — Да. Самый последний, самый важный, ведь он будет лишь для меня, просто потому, что я прошу, а ты того желаешь. Жду не дождусь. Уверен, это будет самым прекрасным зрелищем из всех увиденных. Ги-хи. Иначе быть не может, ведь танцевать будешь ты.       Еще никогда Гажил не ощущал себя настолько спокойным и счастливым, ему больше не к чему стремиться, у него не осталось желаний или крохотной мечты, зато он отчетливо осознавал, что никогда не предаст братьев, не останется в Земном крае вместе со своей танцовщицей. Это его выбор, то, на что Анкселам не способен повлиять. Древнее божество лишь думает, что контролирует все и диктует свою волю, на деле он лишь сыграл на чувстве долга, на жажде отмщения, на стремлении вернуть свое. Не более.       Будь, что будет. Вестник ни о чем не сожалел, и ждал лишь одного — последнего танца. *** Глубоко под Цитаделью       — Ты проиграла этот раунд, — довольно прошипел Анкселам, чьи длинные черные щупальца все сильнее обвивались вокруг колонн. Он словно все еще пытался их сломать, выбраться из ловушки. Отчаяние было неведомо древнему богу. — У твоей танцовщицы есть столь любимая тобой свобода воли, но я не позволил ей узнать больше о вестниках и том, что поглотило время. С другими будет также.       — Это не поражение, а всего лишь первый ход, — возразил женский голос, в котором не было ни капли печали или отчаяния, лишь дерзость и вызов. — Не думай, что предусмотрел все. Вторая печать разрушится в считанные часы. Настанет время пиршества Голода, и новой танцовщицы, чей танец украсит этот мир.       — Ни одна из твоих пешек не сможет добраться до истины, и даже тебе это окажется не под силу. Если хочешь, борись, ведьма, но твоих сил не хватит. Все будет так, как я решил. Нет свободы воли, лишь судьба, диктующая путь каждого.       — Ты еще не победил! Не стоит быть таким самонадеянным, Анкселам! Чем все закончится, мы выясним лишь после четвертого танца.