Четыре печати

      Люси пришла в себя, и первое время не могла осознать, где она и что произошло. Кажется, она потеряла сознание и провалилась в мир жутких кошмаров, настолько реалистичных, что в их истинности не приходилось сомневаться. От одного воспоминания о том, что ей довелось увидеть и почувствовать, кровь стыла в жилах, а тошнотворный ком подкатывал к горлу. Голова шла кругом, а в теле была такая слабость, что она не могла пошевелиться. Хорошо еще, что она лежит в мягкой теплой кровати, укрытая легчайшим пуховым одеялом. Совсем, как дома… До того, как была разрушена первая печать. На краткий миг даже показалось, что все это было сном, и вот теперь она проснулась и все будет, как раньше. Она полетит на работу, а после отправится танцевать и веселиться с друзьями. Всего миг надежды, а после голод напомнил о себе. Желудок буквально сводило, а тело сковало судорогой. Сил не осталось, она исчерпала свой жизненный запас, а раз так ее мучениям скоро придет конец.       — Как самочувствие? — послышался тихий детский голос.       Девушка ничего не ответила и никак не отреагировала, язык онемел, тело не слушалась, да и мозг туго соображал. Ангелу трудно было сосредоточиться на голосе и происходящем. Она лишь ощутила приятный аромат свежих сочных фруктов, горячего хлеба и теплого молока с медом. Безумная смесь запахов, заставляла вспомнить о доме и мире, вновь захотеть жить. Люси чувствовала, что это настоящая еда, а не обман, как это было на пиру. Жаль только, что она не в состоянии протянуть руку и взять столь желанную еду. Что это? Очередная насмешка? Пища рядом, но взять ее нельзя, вот и подыхай, захлебываясь собственной слюной? Жестоко. Стоило лишь подумать об этом, как к ее губам поднесли кружку с молоком и вкусная теплая жидкость, придающая сил и согревающая, заполнила ее рот, начала стекать по горлу. Голодный холод отступал, и с каждым глотком девушка ощущала себя все более живой. Она просто пила, но уже устала от этого.       — Не торопись, — посоветовал незнакомый благодетель. — После долгого голодания, нельзя сразу много есть. Нужно понемногу. С перерывами, иначе желудок просто не выдержит. Пища тоже может быть ядом, особенно для того, кто давно не ел нормальной еды.       — Откуда? — на большее ангела не хватило, хотя и стало заметно легче. Она позабыла обо всех правилах приличия и хорошего тона. Не сказала спасибо, не поинтересовалась именем мальчишки, просто задала один единственный вопрос, без ответа на который она вполне могла жить.       — У хозяина полно еды, — поведал слуга, осторожно помогая девушке приподняться. Она была слабой, легкой, жалкой, и мальчишке было сложно представить, что она может танцевать. — Что-то растет в саду, есть старые запасы, что-то появляется само собой, и я не интересуюсь, откуда. Тебе тоже не советую. Главное, мы: и я, и ты нужны хозяину, а раз так, он не позволит нам голодать. Ты должна быть благодарна.       — Хозяин? — теперь девушка могла рассмотреть мальчишку. Бледный, с серыми жиденькими волосенками, осунувшийся и усталый, но при этом он не выглядел голодным. Для их безумного мира это странно.       — Второй вестник. Он хозяин Цитадели, в его руках наши жизни. Если не будешь перечить ему, все будет хорошо, — слуга поднес к губам Люси маленький кусочек свежего хлеба. — Ешь. Только не торопись. Не глотай, а жуй. Кстати, меня Хеппи зовут.       — Отличное имя, вот только счастья в жизни больше нет, — печально ответила ангел. Она оживала, и уже не казалось, что ей остались считанные часы.       — Его никогда не было.       — Что дальше? — девушка ела медленно, недоверчиво, словно опасаясь, что вновь начнется недавнее безумие. Но, пока все было хорошо, не было ощущения ловушки.       — Хозяин сам все объяснит. Моя задача, позаботиться о тебе, проследить, чтобы ты ела, набиралась сил. Так что будь послушной, не порть мне жизнь. Я не хочу разделить участь остальных.       — Лучше служить чудовищу?       — Это чудовище заботится обо мне, а собственная семья намеревалась съесть. Так что думаю, ответ очевиден, ангелочек. И не тебе рассуждать о чудовищах, ангелы, точно так же, как и демоны, постоянно развязывали войны, убивали, уничтожали, не давали людям развиваться и жить в мире. Вы сами виноваты в разрушении печати.       — Я в войнах не участвовала.       — Но и не пыталась помешать, — Хеппи продолжал подносить ко рту девушки маленькие кусочки хлеба. Все уже в прошлом, больше нет трех царств, и все стали равны. Война не пощадил никого, да и Голод ко всем относился одинаково. Мальчишка вовсе не винил Люси, не желал задеть ее или обидеть, просто ему не нравилось то, как она говорила о его хозяине.       Внезапно двери распахнулись, и на пороге появился Нацу. Он быстро скользнул взглядом по комнате, словно убеждаясь, что все так, как и должно быть. Его лицо ничего не выражало, и по большому счету, он не испытывал никаких чувств по отношении к своей танцовщице.       — Хеппи, можешь идти.       — Да, хозяин, — поклонившись, мальчишка выскочил из комнаты. У него еще полно обязанностей, ведь пока Голод занят со своей танцовщицей, ему предстоит присматривать за многочисленными гостями, чье нескончаемое пиршество, разрушает третью печать. Да и еду нужно готовить, как-никак, он все еще жив, и нуждается в пище, а теперь еще и девушку кормить. Это нужно учитывать.       Вестник же, так и остался стоять на пороге. Он буравил свою танцовщицу изучающим взглядом, словно пытаясь что-то увидеть в ней, понять. В его душе было так же пусто, как в желудках выживших. Отличное сравнение и превосходно подходит для Голода. Насмешка Анкселама, не иначе. Нацу хотелось стать прежним, улыбнуться, утешить девушку и поведать свою историю, найти умиротворение рядом с ней, как это сделал Гажил. Но, кажется, у него не выйдет. Он опустошен, и с каждым днем, это ощущение все сильнее. Он лишь оболочка, тень себя прежнего, ему не вернуться. А потому… Потому Люси должна танцевать, иначе он не сохранит даже крупицы своей души.