Четыре печати

      Люси уже битый час сидела на кровати, не шевелясь. Она все силилась осознать слова Голода и свое положение, но не получалось. Мысли путались, а в голове навязчиво звучала странная мелодия, зовущая за собой, отвлекающая от столь необходимых размышлений. Тихая, нежная, ласковая музыка словно обещала покой и умиротворение, заполняла собой изголодавшуюся душу ангела. Как в таких условиях разобраться в себе? Девушка все отчетливей осознавала, что теряется в таинственной мелодии, пытающейся ненавязчиво подавить ее волю и разум. Музыка ее враг? Определенно, это так, но сможет ли она сопротивляться ей? Волна дрожи сотрясла истощенное тело, напоминая о том, что Люси не каменная статуя, а живое существо. Танцовщица! Она — танцовщица Второго вестника! Как такое могло произойти? Ангел задыхалась, казалось, что ее что-то разрывает изнутри. Чувства и эмоции бурлили, закипали и словно раскаленная лава пытались вырваться на свободу. Люси всегда считала, что если убить танцовщицу, то все закончится, больше не будет угрозы уничтожения и мучений, что лишь в одной девушке заключены все беды и спасение, она готова была сама окропить руки в ее крови. Эта мысль согревала и утешала, помогала идти дальше и выживать несмотря ни на что! Вот только, когда стало известно, в чьей же смерти спасение, легче не стало. Все в ее руках! Огромное окно спальни не заперто, всего то и нужно, что сделать пару шагов и сброситься вниз. Слабые крылья больше не наполнятся воздухом, не поднимут измученного ангела в небо. Так просто, взять и решить все проблемы разом! Люси медленно, будто нехотя повернула голову в сторону окна, за которым распростерлось лазоревое небо, такое огромное и чистое, что перехватывало дыхание от восторга. Его не коснулись беды мира, оно продолжало с безразличием взирать на муки выживших. Девушка резко опустила голову, пряча глаза за грязными сосульками золотистых волос. Она все еще боялась смерти, хотя ее существование давно уже нельзя было назвать жизнью.       — В моих руках судьба мира, но я ничего не могу… — горькая усмешка исказила тонкие бледные губы. Ей впору себя ненавидеть, а не Голод. У нее, по крайней мере, есть своя воля, которой она не способна следовать.       Ангел в очередной раз огляделась. Вестник оставил ее в просторной комнате совершенно одну. Двери распахнуты, окна открыты настежь, на стенах расположилась внушительная коллекция холодного оружия. Голод словно и не боялся, что она попытается сбежать, причинить вред ему или себе. Неужели он видел ее насквозь, точно знал, что у нее не хватит решимости? Надрывный вздох вырвался из груди. Все так. Ее грезы о том, что она убьет танцовщицу, не более, чем несбыточные мечты. Нужно признать их и перестать лелеять мысли о том, что она сможет перешагнуть через свой страх и инстинкт самосохранения.       Люси осторожно выбралась из плена мягкого одеяла, ступила босыми ногами на холодный каменный пол. Теперь, когда она сыта, двигаться стало заметно проще. Прежние силы еще не вернулись, но девушка не сомневалась, что это вопрос времени. Еды теперь у нее будет вдоволь, и не такой, как на пиру, а самой настоящей, о какой она и вспоминать не смела. От мыслей о лакомствах во рту началось слюноотделение, а сытый желудок забурчал. Ангелу отчаянно хотелось набить рот, наесться впрок, а еще сделать запасы, чтобы в случае чего можно было некоторое время продержаться. так она жила последние три года и понять, что в этом больше нет необходимости было сложно. Еда стала смыслом ее существования… И не только ее, это коснулось всех выживших.       Война разрушила их мир, а голод низверг до уровня животных! Омерзительно!       Но так ли это? Что такого в том, чтобы сначала думать о выживании, а потом о духовном?       Ей не в чем себя винить!       Все эти обрывочные мысли сопровождались неуместной умиротворяющей мелодией, под которую так и хотелось двигаться, танцевать медленный и легкий танец. Не поддаться было сложно, но пока танцовщице удавалось контролировать себя. Нужно пройтись, осмотреться, понять, есть ли возможность сбежать, а еще неплохо было бы больше узнать о Нацу. Впервые Люси мысленно назвала вестника по имени. Непривычно. Было в глазах Голода нечто такое, что заставило сердце ангела сжаться. Она ведь ничего о нем не знает, и не пыталась узнать, довольствовалась древними легендами да слухами. Но ведь безоговорочно верить в них глупо! Возможно, так и есть, а может, эти мысли лишь жалкая попытка оправдаться перед собой. Люси слегка поежилась от холода. Ее раздели догола, и запрятали ее одежду так, что не найти, а может и вовсе выбросили. изучающий взгляд скользнул по комнате, подмечая все новые мелочи, которые раньше укрывались от нее. Рядом с огромной кроватью, на кресле лежал сверток шелковой ткани нежно розового цвета, поверх — груда золотых украшений с самоцветами. Судя по всему. это именно то, в чем ей предстоит ходить. Девушка отвыкла от подобного, да и не хотелось принимать подарки Второго вестника, но не голой же теперь ходить! Такого удовольствия она ему точно не доставит.       — Держись, Люси, — тихо пробормотала ангел, касаясь рукой нежнейшей ткани. — Еще не все потеряно. Ты умная, смогла выжить и продержаться столько времени. Ты обязательно найдешь выход.       И вроде бы говорила именно Люси, но девушке казалось, что кто-то другой утешает и подбадривает ее… ***       Девушка привела себя в порядок: умылась, расчесала волосы, воспользовалась гелями и кремами, делающими кожу нежнее. Мир в разрухе, кругом голод и жестокость, где-то рядом проходит безумный пир, впору думать о других вещах, но ангел не смогла себе отказать в удовольствии. Неизвестно, когда такой шанс выпадет вновь, и выпадет ли вообще. Хотелось нежиться и дальше, не думать о том, что творится вокруг, просто наслаждаться, забыться в этом обманчивом мире, где есть все, что было утрачено. Неспешно, медленно, сама не замечая, как начинает двигаться в плавном тягучем танце, Люси порхала по комнате. Безумие? Оказывается, оно может быть приятным и желанным. Смысла в ее страданиях нет, так может плыть по течению? Мысли, чувства и желания метались из стороны в сторону, не желал и останавливаться.       Еще никогда Люси не было так сложно разобраться в том, как надеть платье и пристроить все украшения, которых было много настолько, что под их тяжестью можно было рухнуть. И все же, спустя час мучений, она справилась с этой задачей. И все это время ангел ощущала на себе касание пристального взгляда хозяина цитадели. Раньше бы подобное смутило ее, но сейчас девушке было все равно. Люси во все глаза рассматривала свое отражение, не узнавая себя: ни нынешнюю, ни прошлую. Розовая ткань юбки и короткого топа невероятно хорошо смотрелась с ее бледной кожей, а золотые узоры и россыпь жемчуга на наряде лишь придавали ему нежности и женственности. Впалый живот скрывался за белоснежным шарфом, перекинутым через плечо и переходящим в красивый пояс. Прозрачная невесомая вуаль укрывала светлые волосы и венчалась массивным шрингарпатти со звеньями-звездами и лунным камнем по центру. Золотые ожерелья, состоящие из множества пластин приятно тяготили шею и плечи и казались своеобразным воротником, а тонкие витые браслеты на ногах и запястьях приятно звенели при каждом движении. Словно и не она вовсе. Во времена голода и страха никто не должен выглядеть так! И все же… Все же Люси нравилось то, что она видела. И вслед за музыкой, звучащей лишь для нее, этот образ гипнотизировал танцовщицу.       — Ты справишься, — безвольно прошептали губы, произнося чужие слова…