Четыре печати

      Люси была рада, что Вестник больше не искал с ней общения. Ей и прошлого разговора с лихвой хватило. До сих пор в дрожь бросало от его слов, от собственных ощущений. Девушка боялась хозяина цитадели и того, что рядом с ним музыка в ее душе звучала громче и ярче, переполняя эмоциями и клокочущими чувствами, о существовании которых она и не догадывалась. В обществе Хеппи ангел шла по коридорам, заглядывала в разные помещения, в которых, по большому счету, не было ничего интересного или полезного для нее. Огромное количество пустых помещений, не использующихся по своему прямому назначению. Здесь могли бы разместиться все выжившие и жить в комфорте, а не ютиться на развалинах, отсюда могло начаться возрождение мира, новый этап в его истории. Но Цитадель вестников оставалась пустой, здесь поселилось одиночество.       — А там что? — Люси жестом указала на массивную металлическую дверь, с огромным навесным замком. Мало этого, она еще была оплетена мощными цепями, словно сдерживала за собой что-то ужасающее и опасное.       — Это часть Цитадели принадлежит Мору. Пока он не придет в себя, никому туда не попасть, — пояснил мальчишка. Несмотря на то, что у него было полно обязанностей, к тому же, он считал своим долгом заботиться и оберегать Нацу, Хеппи все же всегда находил время на изучения нового дома.       — Значит, мы не можем попасть на территорию других Вестников? — нахмурилась Люси, отчаянно пытаясь понять, как ей может помочь данная информация. Помнится, Хеппи говорил, что ей не стоит ходить на территорию других вестников, потому что это опасно. А вот теперь выясняется, что двери, ведущие туда заперты. Что-то тут не сходится... Ангел осознавала, что либо мальчишка врет и недоговаривает, либо это дело рук Голода, решившего позаботиться, чтобы танцовщица не совала нос, куда не просят.       — А зачем?       — Не знаю. Вдруг там что-то интересное? — девушка заглянула в очередную комнату. Это была самая обычная спальня. Сегодня ей удалось побывать в десятке подобных. Это становилось скучно. Вот только роптать и требовать развлечений в ее положении глупо, да и не нужны они ей. Люси не представляла, как ей сбежать и спастись, но мысли об этом не покидали ее.       — Может, — безразлично пожал плечами слуга. — Но тебя должно волновать не это. Твоя задача — танцевать для Вестника. Вот и танцуй, — слова прозвучали грубо, но Хеппи давно мечтали лишь об одном, чтобы все и он, и Нацу, обрели покой. Без последнего танца это может так и остаться несбыточной надеждой, отравляющей душу.       — А если я не хочу, — девушка стиснула кулаки, с трудом подавляя подступившие к глазам слезы. То, что ей уготована какая-то роль, то, что задолго до ее рождения была предопределена ее судьба, не значит, что она обязана ее принять.       — У тебя нет выбора, как нет его и у мира, — мальчишка не испытывал к новой знакомой ни капли жалости, ведь она была всего лишь средством для достижения цели.— Идем, покажу тебе кухню. Она потрясающая и там всегда полно настоящей еды. Нам с тобой хватит надолго.       — Но делиться, при этом, вы не намерены?! — зло бросила девушка, при этом торопливо следуя за Хеппи.       — Нет. Таковы правила.       Ангел вновь ощутила легкий голод, а раз так, нельзя упускать момент, нужно поскорее поесть, набить желудок и вновь ощутить тепло. С едой ведь как? Она есть, а спустя миг ее может уже не оказаться. Есть нужно при каждой возможности. Будь на то ее воля, она бы даже поселилась на кухне. Что с ней стало? Что стало с миром? Даже теперь у Люси не получалось успокоиться, перебороть желание не просто есть, но и припрятать пищу на всякий случай. Людьми все больше управляют инстинкты… Хотя… Возможно, это что-то другое.       — Прошлая танцовщица любила своего Вестника, — невпопад сказал мальчишка. До чего же злит, что ангел не понимает того, что даже для него очевидно. Мир заслужил свою кару! Все три царства сами приближали день гибели, и сейчас выжившие продолжают делать все, чтобы их уничтожили! — Нацу… То есть Голод говорил, что они застыли в тронном зале в объятиях друг друга. А еще, что он никогда не видел лицо брата таким умиротворенным и безгранично счастливым. Я не знаю, как такое может быть, но танцовщица до сих пор смотрит на Войну с любовью и озорством, и кажется, будто ее взор сверкает.       — Так не бывает, — от слов Хеппи девушка поежилась, но в этот самый миг она ощутила дразнящий аромат пищи. Все мысли моментально испарились. Вот уж действительно она превратилась в рабу желудка.       — Бывает. Я не видел, но верю Нацу. Он не станет врать, он Голод, а не Ложь.       Люси невольно тряхнула головой, от чего ее украшения задорно зазвенели, создавая своеобразную мелодию, входящую в резонанс той музыкой, которую она слышала до сих пор. Получилась неприятная, но отрезвляющая какофония. На миг ангелу показалось, что она способна сама создавать свою мелодию, а значит, танцевать свой собственный танец. Возможно, это единственное, что она может. Но изменит ли это что-то? Люси не знала, но попробовать стоило, ведь ничего иного в голову не приходило. Она будет бороться! Хотя бы попытается, и неважно, насколько глупыми на деле окажутся ее действия. Танцовщица не представляла, как можно любить Вестника или предать свой мир, обрекая его на гибель. Возможно, ее предшественница и смогла поступить иначе, но она другая!       — Давай, просто поедим. Хорошо?       — Как хочешь, но от судьбы не уйдешь, — безразлично бросил мальчишка, замечая своего хозяина и друга, наблюдающего за ними со стороны.       Танцовщица важна для Голода, она жизненно необходима ему, но для того, чтобы все получилось, она должна танцевать искренне и по собственному желанию. Танец должен идти из глубины ее души, воплощать чувства и мысли. А раз так, Нацу и Люси предстояло хотя бы попытаться понять друг друга, хотя никто этого не желал.