Четыре печати

      — Хозяин, что это было? На нас напали? — тихо поинтересовался Хеппи, послушно следуя за своим господином. Мальчишке было неуютно и страшно, ведь в скором времени все должно измениться, и даже его путь подойдет к неминуемому концу. Если задуматься, что вестницей перемен была именно танцовщица, без нее бессмысленно разрушение печатей.       — Нет.       — Землетрясение?       — Нет.       — Тогда что? Стены Цитадели никогда раньше не дрожали и не шли трещинами. Так не должно быть. Ты сам говорил, что это самое надежное место в объединенных царствах. Даже когда мир перестанет существовать, останется Цитадель.       — Так и есть.       — Сегодня ты немногословен, — слуга опустил глаза в пол. Изначально он, как и все боялся Нацу, но со временем это прошло. Не так уж плох этот вестник. Хеппи искренне переживал, хотел помочь Голоду, хотя и понимал, что почти ни на что не способен.       — Мне нечего сказать. И даже, если бы было иначе, ты не смог бы все понять, у тебя недостаточно знаний и опыта. Даже мне тяжело осознать происходящее, не говоря уже о том, чтобы принять.       — Это она сделала? — догадался мальчишка, замечая впереди лежащее на полу тело.       — Да, но тебе лучше об этом помалкивать. С этой упрямой идиотки станется попытаться воспользоваться силой, которую она не контролирует. Мир это не спасет, меня не остановит, но вот проблем добавит.       — А первая танцовщица тоже так умела?       — Да… Как это ни прискорбно, мой брат оказался умней меня, смог сделать так, что девушка полюбила его. Не представляю, как он добился этого, с его-то физиономией и характером. Факт остается фактом, Войне удалось обрести союзницу и покой, в некотором роде, даже счастье, пусть и недолгое. Мне это не светит.       — Ты не хочешь, чтобы она любила тебя?       — Не такого, каким я стал.       Нацу присел на корточки рядом с девушкой, осторожно проводя рукой по намокшим волосам блондинки. Если бы он не передал ей частичку своей силы и сущности, то вполне мог бы решить, что Люси мертва. Это невозможно, да и не стал бы Анкселам так сильно рисковать. Не будет танцовщицы, не разрушится печать, а он так и останется пленником в самом центре мира. А ведь когда-то он казался спасителем, дарующим отмщение, на деле все оказалось несколько сложнее. Но даже так, если бы пришлось все повторить, он поступил бы точно также, согласился бы на сделку с тем, о ком не стоило вспоминать.       — И что теперь?       — Для начала, ее нужно отнести в кровать и привести в чувства. В таком состоянии она никому не нужна, не говоря уже о том, что пользы никакой.       — А потом? Ты заставишь ее танцевать?       — Ты слишком много болтаешь.       — Не больше, чем раньше.       — Разве?       Нацу перевел взгляд на запертую дверь. И как только Люси умудряется натыкаться на такие места. Сначала алтарь светлой девы, теперь это. Совпадение? Вряд ли. Это слишком подозрительно. Вопрос лишь в том, кто именно направляет его танцовщицу и чего хочет добиться. Уж явно не помочь. В этом можно даже не сомневаться. Надо бы позаботиться о том, чтобы ангел не попадала больше в такие ситуации. Именно в этот момент Голод отчетливо осознал, что не сможет спрятаться или убежать от своей сущности и обязательств. Он заключил договор и обязан исполнить его до конца, у него нет иного пути. Да и о братьях забывать нельзя. Они все должны встретиться в зале четырех сторон и завершить начатое. Волей неволей, но ему придется взять себя в руки.       — Принеси еды в мои покои. Люси проснется голодная, найди все, что она любит. После запри врата Цитадели, мы больше не принимаем гостей. Понял меня?       — Да, хозяин, — отозвался Хеппи.       — Тогда, иди…       Вестник, оставив девушку лежать на полу, Нацу подошел к двери. Он всего лишь коснулся ее, как она тут же с протяжным жалобным скрипом открылась, пропуская хозяина в просторное помещение. Ничего не изменилось, все в точности так, как он и оставил: колонны не тронуты, все так же подпирают сводчатый потолок, разве что после истерики Люси на нем появилась пара почти незаметных трещин. Всюду сухой плющ, вот только листьев на нем все меньше, они уже начали осыпаться прахом. На стене красовались всего три цветка: два бутона и один распустившийся огнецвет, пылающий «костерок», из которого сочилась гниющая субстанция. Вся сущность голода отобразилась в нем, пусть это не сразу понять, и мало, кто способен увидеть. Нацу не хотел, чтобы Люси заходила в это место, касалась особого цветка. А ведь это его душа. Душа, которую он отдал древнему богу. Настанет час, и она окончательно попадет в щупальца Анкселама, но пока этого не случилось, он может видеть ее, даже коснуться. В отблесках лепестков рыжего цветка он видел отражение себя прежнего. Наверняка, если бы у Войны было чуть больше времени, то он тоже проводил бы здесь больше времени. Гажил оказался везунчиком — никто не переубедит его в обратном.       — Придется идти другим путем, — Нацу мрачно усмехнулся, уже понимая, как сможет убедить танцовщицу стать его союзницей. Нужно всего ничего, дать понять, что он ни кто иной, как избавитель, что он несет спасение. Это не сложно, ведь по большому счету, так и происходит. — Я больше не стану убегать. Это ни к чему не приведет, ведь Вестники не властны над своим предназначением. Она будет танцевать, она принесет мне избавление по собственной воле… Мне просто нужно идти другим путем, не более.