Четыре печати

      Люси ела быстро и жадно, как впрочем, и всегда. Для нее было естественным и правильным набивать живот до упора, ощущать приятную тяжесть в желудке. Самая простая пища приносила ей невероятное, ни с чем несравнимое удовольствие, и даже пристальный взгляд Голода не мог этого изменить. Пусть смотрит! Ей не жалко! Вот только все равно было как-то неуютно, словно она в чем-то виновата. Девушка протянула Вестнику мягкую румяную булочку, щедро посыпанную сверкающими кристалликами сахара. Простое, но в то же время непревзойденное лакомство. Делиться вовсе не хотелось, но сама она точно все запасы цитадели съесть не сможет, несмотря на все желание. Так что можно что-то и отдать.       — Хочешь?       — Это трудный вопрос.       — Почему? — продолжая жевать, ангел уставилась на мужчину.       — Я всегда был любителем поесть. Братья потешались над этим, говорили, что все мое тело состоит лишь из желудка, а я один в состоянии уничтожить все запасы еды в мире. В такие моменты Зереф вступался за меня, говоря, что моя сила прямо пропорциональна количеству съеденного, а потому меня нужно лучше кормить. Я наслаждался каждым кусочком, который оказывался у меня во рту, а после тренировки в первую очередь бежал на кухню. Для меня не было лучшей награды, чем сытный и богатый пир. Глупо. Но я бы отдал все ради того, чтобы вернуться в те времена. Наверное, моя любовь к еде и стала причиной того, что мне досталась роль голода. Я бы мог все пожирать в то время, как другие бы голодали, наблюдая за этим. Но все сложилось несколько иначе. Еда перестала иметь вкус, запах, консистенцию. Все, что попадет мне в рот, превращается в нечто непонятное. Я могу есть, но это лишено смысла.       — Этот Анкселам тебя недолюбливает?       — С чего ты взяла?       — С того, что вряд ли у Войны были такие же проблемы, как у тебя. Ты любил поесть и стал Голодом — это логично, но при этом у тебя отняли то, что доставляет радость. Похоже на очень злую шутку или даже наказание… Я бы даже сказала, пытку.       — Пытка — верное слово. Именно так я и ощущаю. Но, не думаю, что дело только в том, что Анкселаму я не по душе. Как еще он мог заставить меня выполнять свою роль? Дело ведь не только в желании освободить братьев.       — А в чем? — Люси затаила дыхание. Вестник был с ней на удивление откровенным. Сердце так и замирало от каждого его слова, она даже сочувствовала ему, хотя и совсем немного. Надолго ли его хватит? Как скоро он снова попытается сломать ее, сделать больно, напугать?       — В том, что раз я не могу наслаждаться, значит, и другим не позволю. Все очевидно и логично. Анкселам ничего не делает просто так, он знает слабости каждого из нас. Все на своем месте. Иногда мне даже кажется, что именно он все спланировал, заранее знал, что твои предки вторгнутся в наш мир, что выберут для своих целей именно нас с братьями.       — И ты все равно ему служишь?       — А разве у меня есть выбор?       — Он есть всегда!       — О! Снова эти истории про свободу воли. Ты прямо, как последовательница Мавис, — раздраженно бросил Вестник. — Скажи. Только честно. Если бы ты оказалась на моем месте? Если сражалась за родной мир и проиграла, если бы тебя превратили в игрушку врага, сделали тем, кого ты ненавидишь, а после попытались прикончить. Ты бы смогла отказаться от мести? Или быть может, возродившись, ты бы не стала спасать тех, кто тебе дорог?       — Я… — девушка поникла. Она не могла ответить на этот вопрос, не хотела даже думать о том, что может оказаться в подобной ситуации. — Я не знаю.       — В том-то все и дело, — мрачно усмехнулся Нацу. Его вовсе не хотели наказать, скорее, подтолкнуть в нужном направлении. Он всегда жалел людей, стремился им помочь, первым бросался в бой, чтобы защитить слабых. Если бы не было его проклятья, безупречный план Анкселама мог бы провалиться. — Ты ешь. Как только закончишь, я покажу тебе Цитадель. Все равно больше особо заняться нечем. Новых гостей не предвидится, так что я могу посвятить время тебе, показать, что к чему.       Девушка нервно сглотнула. Ей вовсе не хотелось находиться под постоянным наблюдением, да еще Вестника. Но, если все, что он сказал, правда, тогда у нее просто нет выбора. Дело не в желании самого Нацу, в том, что некая сущность толкает их в определенном направлении. Хорошо еще, что музыка больше не слышана. Рука непроизвольно потянулась к груди, чтобы нащупать спасительный ключ.       — Скажи. Почему ты дал его мне?       — Я знаю про музыку. Она преследует каждую танцовщицу, правда, по-разному. Когда будешь готова, просто сними ключ. Считай, что я дал тебе свободу воли. Ты же о ней говорила. Так?       — Это не совсем то.       — Пойми. Иногда мы не можем обладать желаемым, только получить от кого-то. Иначе никак... Могла бы и «Спасибо» сказать...       — Спасибо, — девушка потянулась, расправляя большие крылья за спиной. Ей нравилось, что она снова может их контролировать, ощущает, не как нечто бесполезное и ненужное, а как часть тела. Она может вечность переживать, злиться и сомневаться, но смысла в этом нет. Перед ней лишь одна дорога и по ней придется пойти. Ей не дано выбрать направление, но это не значит, что выбора нет вовсе. — Идем?       — Идем, — Нацу попытался улыбнуться, но ничего не вышло. Он разучился делать это и вряд ли когда-то вспомнит, каково это. Еще одна утрата. У него одна цель — завоевать доверие девушки и привести ее на пир, где она будет танцевать. Все остальное не имеет никакого значения!