Четыре печати

      Черные стены цитадели возвышались над миром, подпирая тяжелые серые небеса, не позволяя им упасть. Они казались единственной опорой, но в тоже время неумолимой угрозой, символом скорой гибели. Цитадель стала центром мирозданья, все вращалось вокруг нее, она внушала ужас и надежду в сердца, сюда стремились в поиске последнего пристанища, ее желали уничтожить. Рядом с величественным монументальным сооружением любой ощутил бы себя жалкой букашкой. Цитадель подавляла разум и волю, зачаровывала, приковывала взгляды.       — Столько раз видел ее, а все равно сердце замирает, словно в первый раз.       — Восхищаешься врагом?       — Констатирую факт, — холодно отозвался демон, продолжая наблюдение, выискивая слабости в безупречной конструкции. Он не из тех, кто будет недооценивать противника, отрицать его преимущества. — Это не просто здание из камня, металла и костей, оно не только подпирает небеса, но и неустанно выпускает в мир невероятное количество энергии. Это она отравляет воду и землю, и в результате у нас нет пищи. Чем ближе к ней, тем сильней безумие и ее влияние.       — Раз так, нам стоит поторопиться и прикончить девчонку. Может, тебе и нравится находиться здесь, а вот я предпочту держаться подальше.       — Думаешь, это так просто? Цитадель заперта, а это значит, что Голод в курсе того, что мы затеваем, пытается защитить свою танцовщицу всеми силами. Это вполне логично, ведь она его единственная слабость. Девушка имеет даже больший смысл, чем эти стены.       — Грей! Может, хватит уже? — рыкнул мужчина, с трудом сдерживаясь от того, чтобы врезать соратнику. — Вместо того, чтобы рассказывать о том, что и какое значение имеет, да любоваться черными стенами, может, уже подумаешь, как проникнуть внутрь? Наша цель именно там.       — Я помню.       — Но предпочитаешь стоять и смотреть?!       — Предпочитаю думать, а ты, если хочешь, можешь и дальше кидаться на стены, рано или поздно, либо они, либо ты не выдержите. Что-то, да разобьется.       Демон оставался спокойным, его вообще мало что могло вывести из себя, а его самоконтролю мог позавидовать любой. Грей продолжал наблюдать за цитаделью и тем, как вращается над ней глубокий водоворот из облаков. В их положении не стоит торопиться, уж лучше выждать, найти верный способ добиться успеха. Ему было бы проще одному, но приходилось тащить за собой балласт. Балласт, от которого легко избавиться. Тонкие губы исказила легкая кривая ухмылка — в этой игре главную роль играет именно он.       Цель так близка, но пока до нее не добраться! И все же стоит поторопиться, ведь неизвестно, как скоро Голод переманит на свою сторону танцовщицу. Как только они станут верными союзниками, его задача станет непосильно тяжелой, почти невыполнимой. Почти, пока — их будущее весьма туманно и сомнительно, но оно все еще не украдено у мира. *** В это же время в Цитадели       Она никогда не сомневалась в жестокости мира и выживших, всегда помнила о том, что их история это бесконечная череда войн, убийств и боли. Противостояние было вечным, оно стало самой сутью существования трех царств. По большому счету ничего не изменилось, лишь проявилось, стало отчетливей и ярче. Люси всегда это знала, но сейчас, когда перед глазами оказались осколки чужих душ, она не могла сдержать поток слез. Эмоции, чувства, желания они давили, разрушали душу, проникали глубоко в сознания, заставляя ненавидеть все и всех. Как можно быть такими? Неужели в мире не осталось тех, кто способен думать не только о выживании и себе? Конечно же, нет! Она и сама ничем не лучше других, всегда искала оправдание чужой жестокости, не пыталась помогать другим. Да и что она могла сделать? Люси рыдала, захлебывалась слезами, давилась эмоциями, ее мутило от всего увиденного, а голова шла кругом. Как можно на это смотреть? Как?! Столько жестокости и ненависти, столько желания выжить любой ценой! Они все потеряли надежду и позабыли о благородстве и чести, трагедия разобщила их, превратила во врагов.       Нервная дрожь била тело! Схватившись руками за голову, ангел рухнула на колени; белоснежные крылья расправились, пытаясь собой укрыть хозяйку от ужасающих видений, но это не помогало. Осколки были всюду, от них не скрыться, и даже если зажмуриться, они все равно будут стоять перед глазами, проникая все глубже в сознания. Вестник прав — этот мир не достоин спасения! Неужели Нацу приходилось за всем этим наблюдать каждый день, каждую ночь, каждый миг своей вечности. Как можно винить его за то, что он проявляет жестокость? Люси все больше понимала мужчину, причинившего ей лишь боль и страдания. Она долго не выдержит!       — Вот видишь, они не стоят твоего сострадания, жалости или заступничества, — Нацу поднялся со своего места, осторожно подошел к девушке. Он физически ощущал ее боль и страдания, намеренно оттягивал их на себя, чтобы Люси не сломалась окончательно. Ему не привыкать, а танцовщица может не выдержать. Он вовсе не хотел, чтобы девушка сошла с ума, а ее душа потеряла свое уникальное солнечное сияние. — Тебе хватило и получаса, чтобы впасть в отчаяние, а представляешь, каково мне? Раньше, будучи пленником печати, я лишь наблюдал. Тоже не самое приятное занятие. Но заняв трон Голода, я смог ощутить всю мерзость ваших душ.       — Прошу, прекрати это… — молила девушка. — Прекрати…       — Тебе стоит сказать это выжившим, но они не услышат, не поймут, не захотят измениться. В этом ваша суть. Вы ищите виноватых, назначаете врагов, никогда не пытаясь посмотреть на себя. Я не в силах это остановить, но могу забрать тебя отсюда.       Вестник осторожно поднял Люси на руки. Он и сам сожалел о своем поступке, но иного пути сделать танцовщицу союзником не видел. Ангел должна понять его, увидеть мир его глазами и осознать, что единственное спасение, разрушение третьей печати. Этот мир слишком устал, он исчерпал все свои ресурсы, и уж лучше подарить ему облегчение и освобождение. Ему тоже было больно принять эту истину, но сделать это необходимо.