Четыре печати

      — Вот и все, моя дорогая. Время Голода истекло, и нужно признать, что вовремя. Я даже начал опасаться, что Нацу не оправдает моих ожиданий, вновь проявит непростительное мягкосердечие. Знаешь, сломать его было труднее всего, ведь упрямый мальчишка не желал расставаться со своими иллюзиями, верил в людей, дружбу, любовь. Он был твоим самым верным последователем. И все же, даже его дух не выдержал правды, которую он видел каждый миг своего заточения. Я вновь победил! Мой Второй вестник исполнил свою роль и занял место в тронном зале, приближая момент моего триумфа и освобождения, полного поглощения этого мира. Все идет своим чередом и от третьей печати не осталось ничего. Мор! Его время пришло, а это значит, что те, кто выжили, позавидуют мертвым. Банально? Согласен, но зато точно! Болезни и страдания будут множиться, распространятся губительной волной. Они коснутся всего и всех. Мор! Его участь незавидна, ведь никто не сможет находиться рядом с ним. Все, чего он коснется, все, на что он посмотрит, все, о чем подумает, будет отравлено скверной. Его правление будет недолгим, но разрушительным и полным страданий. О! Почему ты смотришь на меня так гневно, дорогая? Признаться, меня всегда поражал твой взгляд. Кроткая и нежная снаружи, ты всегда была полна страсти, а стойкости твоего духа оставалось лишь позавидовать. Сломать тебя мне так и не удалось, ты все еще противишься моей воле, на что-то надеешься. Глупо. Я уже вмешался в твою судьбу и планы. Он появится не последним! Ха-ха-ха! Ты всегда считала, что умна, тебя называли стратегом, за тобой шли, вот только я перехитрил тебя. Время Мора пришло! Мой Третий Вестник уже на свободе, а его проклятье распространяется по земле, воде и воздуху. Ты не сможешь этому помешать, не сможешь помочь ему, не сможешь избавить Вестника от боли и страданий, скрасить его одиночество. Ты его танцовщица, но в тот миг, когда Мор коснется тебя, ты погибнешь, а связь между вами разорвется. Твое тело слабо, чего не скажешь о духе. Иди, Мавис, я вынужден отпустить тебя на время. Твой муж ждет, но вам не суждено вновь быть вместе. Уж я об этом позабочусь. Будет забавно наблюдать за вами, за тем, как ты отчаянно ищешь способ все решить, а Мор смиренно ждет своей участи. Иди, и помни, я буду скучать без тебя, моя зеленоглазая богиня. Вечность в твоей компании не так уж и плоха. Но ты сама во всем виновата, решила пожертвовать всем.       — Что-то ты стал излишне разговорчив, Анкселам.       — Когда есть повод, почему бы не поговорить? К тому же, теперь я некоторое время буду лишен твоего общества. Печально. Но для того, кто обречен на вечность, это время промчится, как один миг. Иди. Ты ведь так давно ждала этого! Жаль только, что все идет по моему замыслу, а твои планы нарушены.       — Ты не победил!       — Осталась всего одна печать, Мавис. Всего одна и ты ничего не сможешь изменить, эту партию тебе не выиграть, ведь у тебя даже пешек не осталось. Ступай и возвращайся ко мне поскорей, дорогая. ***       Печать пала, а на стене, увитой засохшим плющом, расцвел еще один бутон. Цветок, явившийся на свет, нельзя было назвать красивым; коричневые, изъеденные мелкими дырочками, лепестки скорее пугали, чем восхищали. Не успел он набрать силу, как уже начал засыхать, всем видом напоминая о том, кого олицетворял. От цветка исходило ощущение тленности и увядания, а вокруг него распространялся токсичный аромат. Растение было больно. Оно заражало все вокруг, ведь в тот миг, когда время Второго вестника истекло, настало время Мора, распространителя болезней и страданий.       Зереф с холодным безразличием смотрел на стену, сам не понимая, чего ждет, почему не покинет эту проклятую комнату. Он просто не мог оторвать взгляда от представшего его взору зрелища. Мужчина в полной мере осознавал, кто он и какова его цель, а еще в отличие от братьев знал, с кем заключил сделку. Жестокое и древнее, как сама вселенная существо в незапамятные времена было заточено под стенами цитадели, оно жаждало освобождения и разрушения. Одни его называли богом, другие монстром. И те и другие в равной мере правы. Анкселам — это всего лишь одно из его многочисленных имен и истинного не знает никто.       Зереф опустил взгляд на свои руки. Они были черны, как самая непроглядная тьма. Все, чего он коснется этими руками, погибнет в муках. Само его существование уже отравляло столь любимый его женой мир. Но так должно быть, ведь лишь так возможно завершить страдания мира и, наконец, решить его судьбу. Дело вовсе не в договоре, который его вынудили заключить, а в том, что Зереф все еще верил в то, что есть шанс на спасение.       — Я должен исполнить свой долг до конца, чего бы мне это ни стоило…