Взрывная карамель

За окном еще очень темно, но Ойкава просыпается от странного ощущения, что Куроо рядом нет. Он потягивается, разминая скованные сном мышцы и поворачивается. Другая половина кровати пуста. Куроо и правда рядом нет. Через минуту Ойкава вспоминает, что Куроо с ним нет уже три дня. Он тихо стонет и отворачивается снова к окну, кутается в одеяло с головой, закрывает глаза. Бесполезно. Без Куроо не спится. Без его привычки – обнять со спины и уткнуться в шею носом, щекотно опаляя ее дыханием, - слишком холодно. Одеяло не помогает. Хотя Ойкава правда пытается. Если каждый день он будет вскакивать так рано, ничем хорошим это не закончится. Тем более, что засыпает один тоже довольно паршиво. Вертится половину ночи, но без чужих ног и рук, которые постоянно мешают – убери, это моя половина кровати, не занимай так много места, не перетягивай все одеяло, – неуютно. Ойкава старается устроиться удобно, вертится, пока в один прекрасный момент сон не смаривает его. Но каждый раз спустя несколько часов просыпается. Всего три дня. Целых три дня. Чертовски тяжело на самом деле. Ойкава очень хорошо помнит, как за ним закрылась дверь. До этого он мялся на пороге, кидая на Ойкаву извиняющиеся взгляды. Схватил с полки шарф, но положил его на место – на шее уже висел один. Потом, будто резко что-то вспомнил, похлопал себя по карманам куртки и выложил на тумбочку ключи. Ключи с глупым брелоком в виде кота, который Ойкава ему подарил. Потом Куроо неловко попрощался и осторожно прикрыл за собой дверь. Замок щелкнул, и Ойкава остался один. Хуже всего то, что у него был небольшой отпуск, который они должны были провести вместе. Но планы пошли крахом. Планам часто не суждено сбываться. И вот Ойкава один в квартире совершенно не знает, чем себя занять. Тяжело вздохнув – уснуть не получится, пора это признать, - он идет на кухню и достает кружку, которую ему купил Куроо, насыпает в нее чай, который любит Куроо, и щелкает кнопкой чайника. Вся квартира, каждый угол ее будто кричит, что тут был Куроо. Ойкава не кричит, молчит. Старается не смотреть на плед на диване, в который они так уютно кутались вдвоем холодными вечерами. Не смотрит на подставки под кружки. Ими пользовался только Куроо, Ойкава ставил кружку прямо на стол и получал за это недовольный вздох и безмолвный укор. Вот и сейчас Ойкава ставит кружку на дерево, но через секунду перемещает ее на подставку. Куроо бы им гордился. Ойкава тяжело вздыхает и кладет голову на вытянутую на столе руку. Он устал. Последние дни дались ему тяжело, смириться с одиночеством оказалось чертовски сложно, сложнее, чем все в его жизни до этого. Он даже не подозревал, что прикипел к Куроо настолько сильно и настолько мучительно будет остаться без него. В ванной на вешалке – его полотенце, Ойкава скидывает его на пол, думая, что постирает. Он так делал уже, но каждый раз вечером поднимал его обратно. Ведь им вытирался Куроо. Ойкава чувствует, что сходит с ума, но ничего не может с собой поделать. Он быстро умывается, стараясь не смотреть на зубную щетку, которую Куроо то ли забыл, то ли не захотел с собой брать. Ополаскивает лицо холодной водой, смывая остатки сна. Жаль мысли из головы водой не смыть. В холодильнике почти нет еды. Жалкие остатки того, что они ели вместе. Ойкаве в одиночестве кусок в горло не лезет. Минус еще одно занятие, которым можно скоротать время. Ойкава потеряно бродит по квартире, не зная, чем себя отвлечь. Ложится на диван, сворачиваясь калачиком и кутаясь в плед. На нем футболка Куроо, в ней он спит и ходит по дому уже три дня. Запах Куроо почти выветрился, но Ойкаве она все равно кажется самой родной вещью в этом доме. Ойкава тяжело вздыхает, щелкая пультом, пока не останавливается на какой-то развлекательной программе – просто чтобы не было так тихо. Он утыкается в телефон. В нем сотни сообщений, тысячи слов, которые они сказали друг другу за все то время, что были вместе. В нем совместные фотографии, которые Ойкава рассматривает изо дня в день. Каждую деталь, каждую черту лица, каждую улыбку. От этого ни хрена не легче, но перестать так себя мучить выше его сил. Они договорились молчать. Не писать, не набирать номер, не пытаться связаться. Тогда это казалось правильным решением. Тогда Ойкава еще не знал, насколько тяжело будет ему следовать. Он сотни раз за эти дни порывался написать хоть что-то. Хоть одно слово, хоть банальное «как дела», но удалял сообщения, не отправляя. Куроо все равно не ответит. Он так и сказал. Ойкава согласился. Ойкава в тысячный раз пишет сообщение и гасит экран до того, как отправляет. Он должен быть сильным, он же принял все условия, так какого черта. Ойкава кутается в плед, закрывается в него с головой. Тепло. Когда работает телевизор, кажется, что он не один. Обманчивое успокоение. Сон все равно не идет. Стоит только немного погрузиться в дремоту, как особо сильный удар сердца заставляет подскочить. Ойкава старается отдышаться, сердце бьется, как после сильного испуга. Ойкава думает, что его собственное тело его ненавидит и желает ему зла. Ойкава держится целый день, переползая из одного угла квартиры в другой; бесконечно проверяет телефон. Бросает его в гостиной, решая больше не трогать, но через несколько минут возвращается, разблокирует, только чтобы убедиться – уведомлений нет. Ойкава держится до самой ночи. Ойкава сдается. Пишет «привет» и нажимает отправить до того, как передумывает. Следом летит «не могу без тебя» и «невероятно скучаю» Ойкаву прорывает. Он пишет о том, что ставит кружки на подставку и пьет его любимый чай. Что кутается в плед и закрывает глаза, представляя, что телевизор – это болтающий Куроо. Что носит его футболку, не снимая, и никак не постирает полотенце, потому что оно хранит его запах. Пишет о том, как сложно без него засыпать и грустно просыпаться. Рассказывает, как прокручивает в голове момент, как Куроо стоит со спортивной сумкой у двери. Как дверь за ним закрывается. О том, что кусок в горло не лезет. И о том, что они договорились не писать друг другу и Ойкава с этим согласился, но не сдержался, пишет тоже. На извинениях за это телефон пиликает ответным сообщением. «Господи, Ойкава, – пишет Куроо. – Я так и знал, что ты устроишь нечто подобное». «Это всего лишь командировка». «Мне жаль, что она выпала на твой отпуск, но прекрати драматизировать». «Ты же говорил, что будешь слишком занят даже для сообщений», – быстро набирает Ойкава в ответ, как-то сразу успокаиваясь и чувствуя невероятный голод. «Я решил потратить всю зарплату на роуминг и рискнуть работой, придется тебе меня кормить». «Я тоже скучаю», – добавляет он следом. «И прекрати таскать мои футболки, и ты обещал постирать полотенца, не отлынивай». «Ойкава», – пишет Куроо, когда сообщение остается без ответа. Не в характере Ойкавы оставлять последнее слово за кем-то другим. – Да? – отвечает Ойкава на входящий. – Ты где пропал? – Еду заказывал. – Сволочь ты все-таки, – после паузы говорит Куроо и добавляет: – Не ходи никуда в воскресенье, а то я не попаду домой. – Хорошо, – улыбается Ойкава в трубку. – И не вздумай потерять и мои ключи тоже. А то прибью. – Да пожалуйста, только возвращайся. – Я теб… – начинает Куроо, но связь прерывается короткими гудками. – Я тебя тоже, – улыбается Ойкава, сбрасывая звонок.