Серьёзно?

— Капитан? Э… извините. Я совсем забыла, что сейчас должна быть у вас. — опомнилась девушка и сразу растерялась, а от этого ещё больше занервничала, вот только чувства вины не хватало для полного разнообразия эмоций, которые она испытала за сегодняшний день. — Ничего. Я не из-за этого пришёл, — произнёс Леви и пройдя в комнату, закрыл дверь. — Во-первых, Аккерман, прекращай разводить драму на пустом месте. Ты пропускаешь тренировки, ни на одном сборе. Про этого сопляка тебе стоит забыть и вернуться в обычный режим, скоро планируется вылазка. — А Вам-то какое до меня дело? — спросила девушка. — Разве у Вас нет дел поважнее?       Леви и сам не понимал. Зачем он идёт к ней? Чтобы успокоить? А зачем ему её успокаивать? Но что-то явно не давало ему покоя. Капитан был не как Жан, которому лишь бы понравиться девушке, он хотел поговорить с ней, и даже… Успокоить. Ведь кто-кто, как ни он, понимал, какого это, терять близких. — Какое дело? Аккерман, ты одна из самых лучших и опытных бойцов, и ты спрашиваешь, какое мне дело? — мужчина понимал, что речь сейчас не о бойце, а о человеке, о самой личности девушки, он понимал, что она сейчас сломлена и это может повредить не только её моральному, но и физическому состоянию, что ой как не кстати в нынешние времена. — А что будет, если я уйду из разведки? — уже наглым тоном начала разговаривать Микаса. — Я не позволю. — Вы меня не остановите. Поищите себе другого опытного бойца. Эрен, кстати, стремился добиться наилучших результатов, но это из-за Вас он постоянно думал, что есть люди, которых ему точно не превзойти. А когда Вы избивали его и говорили, какое он ничтожество, то и вовсе был сломлен. И вот, теперь его нет, — напряжение в комнате росло. – Неужели Вы совершенно не чувствуете ни малейшего чувства вины перед ним?       Микаса не могла сдерживать эмоций и уже явно срывалась на ни в чём не виновного капитана. Но, когда она осмыслила все слова, что произнесла, то быстро отвернулась от него, дабы не показывать своего надувшегося, как у обиженного ребёнка лица, и вообще просто не смотреть в его бесчувственные глаза. — Почему? Почему он умер? — она уже была на грани того, чтобы не убить капитана прямо сейчас, своими собственными руками, ей просто хотелось рвать и метать.       Но тут она захотела сказать ему прямо в лицо некую колкость, которая явно не понравится Леви. Микаса понимала, что то, что она сейчас скажет будет очень грубым и совершенно не в духе Аккерман, да и в принципе неуместным в данной ситуации. Но девушка не могла себя остановить, остановить накопившиеся эмоции. Яростно хотелось высказать всё, что думает об этом коротышке, который всей душой ненавидел Йегера, уже покойного Йегера. По крайней мере, сейчас, на данный момент, она думает о нём вот что: — А знаете что? Я тут слышала, что Ваша мать была некой ночной бабочкой, которая отдавала своё тело совершенно незнакомым ей людям. Но получала она за это сущие гроши. Но тут появились Вы. Просто неожиданно! Все думали, что такой матери, как Ваша не нужен внебрачный ребёнок, но нет. Она оставила Вас. Хотя Вы вообще не должны были появиться на этот свет. Что? Горько жилось в детстве?! Мне тоже. Но это не означает, что сейчас, в настоящем времени, нужно вымещать свою злобу на других. Вы только и делаете, что смотрите на всех с презрением, хотя ни у кого детские годы не удались. А тут вот, злобный капитан, который и дальше продолжает портить всем жизнь. В мать свою пошли… Та тоже никому даром не нужна была. Всем нужно было только её тело. — Аккерман, — мужчина перебил незакончившую мысли девушки. Он не хотел это слушать, просто не хотел.       Теперь он смотрел на Микасу не со спокойным выражением лица, которое так и говорило само за себя, что хочет поддержать девушку, хоть это и совершенно не похоже на нашего капитана, теперь он смотрел с настоящей, ярко выраженной злостью, и каким-то, не пониманием. — Называй меня, как хочешь, думай про меня, что захочешь, рассказывай всё, что вздумается твоей недалёкой голове. Но не смей… Слышишь? Не смей говорить хоть слова про мою мать. Ты меня услышала? — мужчина не знал, как пригрозить ей, но так ничего и не сказав, просто вышел из кабинета громко захлопнув за собой дверь (как истеричка, ей богу). Но капитана можно было понять, Микаса задела его почти за живое.       «Твою мать… Да меня за мой язык убить мало... Ну и вот, что я ему сказала? Конечно, да, я сказала то, что думала на тот момент. Но, как… как после таких оскорбительных слов я буду смотреть ему в глаза? Боже… Боже, что я наделала? Ведь я так никогда про него не думала. А про мать вообще услышала совершенно случайно. А вдруг он пришёл, чтобы поговорить со мной. Объяснить. Ведь Леви уже много раз переживал смерти близких. И всё-таки я очень тупая...», — думала Микаса. Она корила себя за всё сказанное прямо в лицо Леви. Но слово не воробей, вылетит — не поймаешь.       И так Аккерман просидела весь остаток дня. Армин приносил ей обед и ужин в комнату. Он понимал, как ей сейчас тяжело, ведь ему и самому было нелегко смириться со смертью близкого друга. Микаса не отказывалась от заботы друга, ведь категорически отказывалась выходить из комнаты, так как боялась встретить Леви. Ей крупно повезло, что тренировки отменяли раз за разом, из-за неподходящей погоды. Ведь после всего, что она высказала капитану, девушка вовсе забыла про смерть сводного брата, как бы это странно не звучало, но человек который был так дорог ей, вовсе вылетел из головы. Сейчас она думала только о Леви и о том, какой п#здец её ожидает, когда она вернётся в прежний режим работы.       Ну, а капитан, после всего услышанного тогда, просто ушёл к себе в кабинет. Он долго переваривал все слова, которые сказала ему азиатка в порыве эмоций. Честно, его мать была для него одной из самых больных тем для разговора, именно поэтому он никогда не говорил о ней, а откуда могли пойти слухи и представить не мог, но было как-то глубоко плевать. Леви прекрасно понимал, что эти слушки про неё сущая правда и это задевало ещё сильнее. А на все слухи, что говорили про него, было как-то фиолетово. Он знал, что это неправда и придавать этому большое значение не имеет смысла.       Конечно, ему было больно, очень больно слышать такие оскорбительные вещи. Он с трудом сдерживал накатывающиеся слёзы, проваливаясь снова в прошлое, которое так давило, как только в голове выскакивало хоть малейшее воспоминание о том времени. Но он уже давно смирился с этим. Нет. Он пытался смириться до сих пор со всеми потерями своих близких людей.

***

      Через пару месяцев у разведотряда назначалась очередная вылазка за стены. Солдаты упорно тренировались, погода наконец радовала. Леви тоже присутствовал на тренировках. Ему стало заметно лучше после болезни, организм шёл на поправку. Голова больше не болит из-за высокой температуры, горло не хрипит, а нос свободно вдыхает в себя чистый апрельский воздух.       Даже Микаса приходила на тренировки. Правда, на Леви она всячески старалась не смотреть, но увы, иногда глаза подводили, буквально сами напрашивались посмотреть на него.       Тот стоял и смотрел на всех со своим обычным выражением лица, на котором выражалось уже привычное: безразличие, отвращение к другим, усталость и так далее. Но эти выражения были у него на лице, а на душе были совершенно иные чувства (звучит, как статус моей одноклассницы, кхм, простите), такие, которые он никогда не показывает.