Вход только для своих

Резиденция Кровавого Императора. 9 сентября, 12:40.

Везде царила непонятная паника и суета. Все, кто находился в резиденции со вчерашнего вечера, не понимали, куда им себя деть, а те, кто приехал утром, делали вид, будто не имеют к происходящему никакого отношения, и ходили повсюду с лицами серьезных людей, которые явились сюда только для того, чтобы оценить масштабы бедствия. На самом же деле все пребывали в состоянии ужаса: вождь мертв, вождя больше нет, что делать? Около часа дня у ворот остановилась полицейская машина. Из нее вышли двое в гражданском, очень неопрятного и странного вида, и один мужчина при исполнении, в идеально выглаженном синем кителе. Они уверенно прошли через всю территорию и исчезли в дверях главного здания. – Господи, как же неуютно я себя здесь чувствую… - простонал Джер, заламывая руки. Пот градом катился по его лицу, а кожа стала такой бледной, что на него было просто больно смотреть. Он шел, спотыкаясь и беспрестанно кусая синеющие губы. – Нечего уже бояться. Империя рухнула, - сказал Леннук, осматривая помещения, сквозь которые они проходили, - Вы не собираетесь сказать мне, куда мы идем? Возможно, мне вообще следовало бы остаться в машине: я помог вам добраться, на этом моя миссия выполнена… – Вы – ленивая задница, капитан, - заметил Джерлак, сдувая со лба непослушные волосы, но выглядело это так, будто он пытался укусить себя за нос. – Мы идем в его кабинет, за картой. В подвалах я был всего раз, там легко заблудиться, так что сначала следует позаботиться о карте, да, - Армас был уверен, что Тина сейчас где-то внизу, в темных и холодных комнатах императорской темницы, и почти что кожей ощущал ее слабое сердцебиение, - Вы и правда могли бы не ходить со мной: я просто заберу ее и уйду, вот и все. Они поднялись на второй этаж, потом поднялись на третий, а потом – на четвертый. Лифт не работал. Джерлак безостановочно ныл об этом, а между третьим и четвертым этажом его пришлось взять на руки и тащить на себе: одно хорошо – он почти ничего не весил, а Леннук был здоровый, как кабан. По крайней мере, такое впечатление о нем можно было составить, глядя сзади, а вот с фасада все портили аристократичные черты лица и неизменно приподнятый подбородок. – Боюсь представить, как это выглядит со стороны, - сказал капитан, неся Джерлака, как женщину, впереди себя, - Однако ж закинуть его на плечо я боюсь: слишком высока вероятность того, что все дерьмо перетечет ему в голову, и у меня появится еще больше проблем. – Что, чувство, будто несешь мешок, набиты деньгами? – криво улыбнулся Армас. – Чувство, будто несу тридцатилетнего наркомана, - Леннук заметил что-то блестящее в кармане Джерлака и усмехнулся, - С револьвером в кармане, черт побери. Чудный сегодня день! Наконец они вошли в кабинет. Армас замер, едва только успел обработать то, что увидел, а капитан неуклюже ткнулся ему в спину. За дальним концом длиннющего лакового стола сидели псы и миролюбиво попивали чай. Перед ними стоял металлический поднос с изящным чайником, сливочником и сахарницей, а рядом расположилась тарелка с теплыми пышными булочками. Бигль в темно-красной безрукавке увлеченно намазывал половинку булочки джемом, а Фараон, по обыкновению одетый в полупрозрачную белую рубашку и брюки, безмятежно тянул горячий чай, по-королевски оттопырив мизинчик. На месте по правую руку от императорского трона щебетал что-то незнакомый мужчина с синюшной кожей и светлыми волосами, старательно зачесанными вбок. На нем был пиджак, расстегнутый жилет и рубашка, которая издалека показалась Армасу красной, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что она просто пропитана кровью. – Не хочу отвлекать, но кто-нибудь скажет мне, что за мракобесие здесь творится? – вежливо спросил Армас, прежде поздоровавшись. – День добрый, - прервав свой рассказ, сказал мужчина и гаденько улыбнулся, - Вы как раз вовремя: Тина сейчас принесет еще булочек. Они, наверное, как раз уже разогрелись. В этот самый момент распахнулась незаметно-белая дверь, ведшая в уменьшенную версию кабинета, и появилась Тина с тарелкой в руках. На тарелке лежали пышущие жаром, дымящиеся булочки. Лицо у Тины было странное, слишком уж вдохновленное и радостное: такого ни Армас, ни Леннук еще не видели. – А! Как хорошо все складывается, - широко улыбаясь, девушка поставила тарелку на стол и направилась к вновь прибывшим с широко раскрытыми объятиями. Мужчины невольно попятились к двери, - Вы не рады меня видеть? А что с нашим рыжиком? – Тина, но ты же… - Армас смотрел на нее с недоверием: эта новая веселая Тина имела слишком мало общего с той Тиной, которую он знал, разве что заколка осталась та же, - Как ты вообще? – О-о-о, это так мило! – вдруг закричала девушка и, обернувшись, спросила у своих «друзей», - Это правда мило, друзья? Он беспокоился обо мне, поверить не могу! Я растрогана. Да, я чудовищно растрогана! А ты, Нильс? Ты скучал? Беспокоился? – Ежесекундно, - бросил Леннук, усаживая Джерлака на ближайший стул. Парень уже начинал приходить в себя, хоть и был по-прежнему бел, как покойник. Тина звонко захохотала и, бросившись на шею Армасу, наградила его звонким поцелуем в ухо. – Не балуйся, дорогая, я все-таки ревную! – предупредил мужчина в окровавленной рубашке, все еще лучезарно улыбаясь. В кабинете царила атмосфера какого-то слащавого, кукольного безумия. Армас ощутил себя так, будто попал на чаепитие к Шляпнику, и обнаружил женщину, ради которой едва не умер, в роли умалишенного Мартовского Зайца. Бигль и Фараон, очевидно, были Труляля и Траляля, гадкий незнакомец – Шляпником, Леннук – Абсалемом, Джерлак – Белым Кроликом, а он – Армас Рагне – Алисой, которая провалилась отнюдь не в кроличью нору, а в страшный, алкогольный или наркотический бред. История закольцовывалась, все становилось понятным. Армас уже почти поверил, что все это – лишь продолжение одного из его кошмаров, и, не сводя глаз с банды психопатов, стал медленно снимать пальто, как вдруг из внутреннего кармана что-то вывалилось. – Ура, бумажные самолетики! – закричала Тина, - Кстати, познакомься с моим молодым человеком: это Корнелиус. Да-да, тот в симпатичной рубашке. Мы с ним любим друг друга, потому что он – мой алкогольный демон, ха-ха. Представь себе! Как это мило, правда? Мы нашли друг друга: он – меня, а я – его. Столько лет жить в одиночестве и не знать, что твое счастье у тебя под носом – до чего это всем нам знакомо, так ведь? Так ведь, Корнелиус? – Да, дорогая, - она вдруг оказалась рядом с этим Корнелиусом, и он притянул ее к себе за руку и поцеловать, а псы, как по команде, зааплодировали, разом бросив ножи и чашки, - Расскажи своим друзьям, что мы сделали сегодня ночью. Армас скривился. – Да! Да-да-да! – Тина захлопала в ладоши, радуясь собственным мыслям, как ребенок. Глаза ее сверкали, как у сумасшедшей, - Сегодня ночью мы убили Императора! Джерлак вздрогнул и мутными от боли глазами посмотрел на эту сладкую и безумную, и безумно-сладкую парочку. Его ломало, он едва мог сидеть, но смысл только что сказанного настолько глубоко вонзился в его разогретый до кипения мозг, что ему снова стало дурно. Леннук медленно выпрямился и оправил китель. – Та-ак. А это уже очень интересно. – Тина, не говори глупостей, - Армас поднял бумажку и сунул ее обратно в карман: сейчас было не до мусорных записок, - Этого не может быть. – Нет, может! Нет, может! – девушка спряталась за спиной Корнелиуса, а потом и вовсе уселась на пол и обняла его ногу, - Сначала Корнелиус спас меня, потом мы пошли в резиденцию и подменили таблетки. Да-да, таблетки! Мужчина пошарил в пиджаке, и через мгновение на столе появился маленький оранжевый пузырек. Это был сердечный препарат, который Скиф принимал в последние годы. Армас растерянно почесал подбородок. – Мы дождались, пока он примет те, наши, таблетки и умрет. А потом любили друг друга рядом с его трупом! Так все и было, черт подери! – казалось, Тина готова расплакаться от обиды, что ей никто не верит. Хотя ей все верили и всем было страшно от этого. – Скажи, где он? Я хочу посмотреть, - попросил Леннук мягко. – О, тебе так интересно? Вон там, - Тина вытянула руку, указывая на белую дверь. Капитан глухо хмыкнул и направился туда, на ходу вынимая из кармана брюк перчатки, которые, наверное, всегда носил с собой, потому что это была его профессиональная привычка. Армас выдвинул стул, развернул его спинкой вперед и сел. Вся эта хрень просто не укладывалась у него в голове: что такое в мире случилось за последнюю ночь, что он совсем ничего не мог узнать? Все казалось таким чужим и отталкивающим, даже Тина, несмотря на то, что Армас почти убедил себя в том, что любит ее, а не просто привязался к ней из-за того, что она выпивала с ним по вечерам и терпеливо выслушивала его жалобы на жизнь. Корнелиус, алкогольный демон… что за чертовщина? Почему все так резко вывернулось, исковеркалось, перелицевалось, изуродовалось? Реальность хоть и была пугающей, но абсурд, в который она превратилась сегодня, пугал еще сильнее. Армас достал бумажку и развернул ее в попытке отвлечься. На ней было изображено некое подобие карты: неумело нарисованные домики, среди них – маленький круг с короной в центре – а от него отходит пунктирная линия, заканчивающаяся жирным крестом возле какой-то волнистой палки. Мужчина долго разглядывал все это, силясь понять, что же такое нарисовано на половинке тетрадного листа. Это определенно была карта, но – какая? Карта чего? Воображаемого мира? Другой планеты? Армас отложил записку. – Чай? – спросил Бигль, чуть приподняв чайничек. Между ними по-прежнему было метров тридцать, поэтому выглядело все до одури странно. Армас помотал головой и снова уставился на листок. Напротив него, прижавшись лбом к прохладной поверхности стола, полулежал Джерлак. Он, кажется, даже не дышал, и изо рта у него текла слюна. Будто через двести лет вернулся Леннук. Звонко стянув перчатки и швырнув их на стол, он уселся рядом с Армасом и сказал: – У старика и правда инфаркт. Рот раскрыт, глаза вытаращены. Внешних повреждений нет. Лежит себе спокойно возле своей коляски, никого не трогает, - его взгляд упал на записку, - А это что такое? Карта резиденции с отметкой, где кошка зарыта? – Н-нет, - Армас поморщился, сжимая руками виски, - Какой еще резиденции? Какая-то детская мазня. Если это действительно оставила мне Даце, то я не понимаю, что она хотела сказать. Да и какая уже разница, если я опоздал?.. – Ты правда не видишь? Это карта резиденции: вот главное здание, - капитан ткнул пальцем в кружок с короной и повел его по пунктирной линии прямо к кресту, - А это, видимо, путь к реке. Правда, к какой реке – я не имею понятия. Не видел здесь реки, когда въезжал. Армас схватил записку. – Господи Иисусе… Он повертел ее в руках, а потом перевернул и обнаружил на обратной стороне набор цифр – 90913:00. – А это что? Капитан! – Армаса начал бить мандраж. – Да это же очевидно. Число и время. Вон, даже двоеточие стоит. О чем ты вообще думаешь? «И правда, о чем я думаю?» подумал Армас. Его уже изрядно колотило, он схватил записку, скомкал ее и выбежал прочь из кабинета. – А он куда? – спросила Тина, удивленно поднимая брови. – К реке, вероятно, - сказал Леннук, - У вас есть еще чашки? Плесните-ка мне вашей бурды: сегодня очень утомительная смена выдалась. *** Армас бежал. Бурлящий и волнующийся небосклон отражал его мысли – концентрированный, ничем не замутненный сумбур во всей своей красе. Тучи наползали друг на друга, рваные, по краям будто темные от накопившейся влаги. Тумана не было. Холодная мгла, проникающая под ребра, одного воспоминания о которой хватало, чтобы вздрогнуть всем телом, существовала только внутри Армаса; он понял это в тот же момент, когда покинул территорию резиденции и увидел перед собой пыльную, наполовину засыпанную листвой дорожку. Туман – тревога, окутывающая сознание и тело. Тревога – туман, густой и тяжелый, как покрывало. Теперь это покрывало сползло, и Армас научился видеть. Видеть все. Он скинул по дороге пальто: оно ужасно мешалось, ветер путался в нем, раздувал его, как парус. Тело казалось одновременно наполненным силой и ужасно неповоротливым: деревья хлестали сухими ветками по рукам и телу, ребра болели с той стороны, где их ободрала пуля. Не останавливаясь, Армас задрал рубаху и снял с себя пояс Джерлака: он уже был не нужен, потому что кровь остановилась, и рана начала покрываться коростой. Высоко над головой громыхнуло. Этот звук еще был очень далеким и неуверенным, но Армас чувствовал, что гроза уже близко, что она разразится над самым темечком, когда придет время действовать, и зальет глаза дождем. Это произойдет именно так. Он знал все наперед, каждую мелочь помнил, каждый свой шаг, и все равно надеялся, что у него получится. Получится хотя бы раз из тысячи провальных попыток. Показался холм. В записке было показано обогнуть его, идя у подножия, и только тогда можно было выйти к реке, но Армас знал, что можно срезать через заросли шиповника. Он видел это место из окна кабинета, совсем приблизительно, может быть, только самый край этой рощи, поэтому она и не казалась ему опасной. Только самый край… Армас остановился перед морем серых, сплошь покрытых шипами веток. Чувство дежавю сдавило горло. Да, он определенно здесь уже был. И определенно так же продирался сквозь ветки, рвал кожу на ладонях, чувствовал, как шипы впиваются в тело, в лицо, отламываются и остаются глубоко в коже, как побуревшая листва падает за шиворот и катится по спине, тоже колючая, неприятная, пахнущая смертью. Все здесь пахло смертью, каждый сантиметр земли, каждая травинка, даже ветер нес этот сладковатый запах. Гром ухнул где-то слева, когда Армас уже рвался сквозь кустарник, ломая ветви. Он едва ощущал собственное тело: оно на холостом ходу двигалось вперед, словно танк, оставляя на шиповники лоскуты одежды, кусочки кожи и кровь. Армас на миг поднес ладони к рукам – по ним будто стегали хлыстом, настолько они были изодраны и окровавлены. Раны казались черными в сумерках надвигающейся грозы. Кровь собиралась в крупные капли и падала на землю. Армас помнил это, как и то, что когда-то ему было больно, но не теперь. Теперь уже все решено. И нечего оглядываться. Шиповник ломался с пронзительным хрустом, а кора осыпалась под ноги. Треск застыл в воздухе, и казалось, что он не прекращается, даже когда Армас не ломает ветки, а всего лишь раздвигает их. Гроза все приближалась. Ветер завывал над головой, не в силах проникнуть в рощу. Наконец показалась сухая, почти серая трава. Армас упал на нее: его едва не вывернуло наизнанку из-за долгого бега и моральных перегрузок. Мозги искрили, во рту ощущался привкус железа, ноги невыносимо гудели. Мужчина прополз еще несколько метров и посмотрел вниз, на берег. Они уже стояли там. Только без мешков на голове. Руки были связаны сзади, ноги так же подкашивались, голоса так же срывались. Все было так же, как и тогда. – Долли, ты готова? – спросил он. Седая щетина делала его худое, землистое лицо еще более блеклым, - Долли? ¬– Да, папа, - с трудом выговорила одна из девочек, а вторая начала судорожно всхлипывать, вздрагивая и сжимаясь, будто в попытке спрятаться. Армас тряхнул головой. На миг ему стало так жутко, что тело отказалось слушаться, но он тут же вскочил и едва не скатился по обрыву вниз: ноги почти е держали. Он отер пот, размазав кровь по всему лицу, снова встряхнулся, стараясь взять эмоции под контроль, и… Что-то взорвалось. Нет, это был выстрел! Или гром? Армас несколько раз моргнул, не понимая, что происходит. Что-то пошло не по сценарию, ход событий сбился, скомкался, словно поезд, неожиданно сошедший с рельс, и целый мир рухнул. А точнее, Раду. Он вдруг замолчал, улыбка сползла с его отвратительного, бесцветного лица. На груди обозначилось небольшое алое пятнышко. – ПАПА! – оглушительно завизжала Долорес, - ПАПОЧКА!.. Раду качнулся, но не потерял равновесие. Из руки его вывалился клинок и исчез в траве. Раду качнулся снова и, наступив на самый край обрыва, соскользнул вниз. Ни крика больше, ни звука. Только мягкий плеск воды в самом конце, а потом уже – грохот над самой головой, будто небо вот-вот разорвется, и ангелы посыплются на землю, как яблоки. Долли издала протяжный звук, похожий на скрип трухлявых половиц. Согнувшись пополам, она выла совсем не по-детски и даже не по-человечески. Армасу стало страшно, он отвернулся и увидел на холме знакомый силуэт. Леннук. А в руке у него револьвер – красивый, хромированный «кольт-питон». – Долорес! – закричала Даце. Армас обернулся и… почти кубарем скатился вниз, еще даже не успев осознать, что сделала Долли. Девочка. Бедная девочка. Бедная девочка… – Даце, не делай этого! Не смей! – еще звучал шум воды, разрезаемой телом Долли, еще стоял в ушах отзвук громового удара, а Армас уже стоял в шаге от Даце и протягивал к ней руки, и готовился прыгнуть за ней. Девочка остановилась. Замерла на самом краю, будто знала, что тем, кого поглотила темная река, уже не помочь. Всегда сложно удержаться, стоя на краю. Бездна манит. Бездна всегда рада тебе. Земля под ногами Даце начала съезжать. Девочка запаниковала: руки у нее были связаны, ими и не взмахнешь, чтобы удержать равновесие. Армас метнулся к ней и почти схватил за край юбки, но ткань выскользнула из влажных от крови пальцев. Снова раздался крик. Но уже куда более похожий на крик маленькой девочки. С неба упали первые капли дождя, еще теплые, как… как кровь. Так много крови вокруг, ею пахнет, ее вкус во рту. Кажется, будто река такая темная не оттого, что отражает грозовое небо, а потому что вся она – чья-то вена. Армас камнем рухнул в воду. Река сомкнулась над его головой, несколько секунд он барахтался, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте. От холода грудная клетка сжалась, и воздух сам собой выходил из ноздрей и сквозь плотно сжатые губы. Мужчина несколько секунд держался внизу, ощущая, что вот-вот хлебнет воды и начнет тонуть, а потом вынырнул. Сверху уже вовсю лил дождь: прозрачные струи ударяли в воду, поднимая стену брызг. В жутком грохоте ничего не было слышно. – Эй! Ты как там? – голос Леннука едва пробивался сквозь него, звуки с трудом складывались в слова. Капитан стоял на берегу, наклонившись вперед и прикрывая глаза от дождя. – Я ее не вижу! – закричал кто-то, в чьем голосе слышалась почти неконтролируемая истерика, - Я не вижу ее! Дьявол! – Выбирайся! Скорее всего, она ударилась головой о камни, и ее тело отнесло вниз по течению. Ты ее не найдешь, выбирайся, черт тебя подери! – Леннук закашлялся, сорвав связки. Армас некоторое время озирался, держась на поверхности, а потом набрал воздуха и снова нырнул. Внизу была тьма и больше ничего. Кромешная, глухая, необъяснимо притягательная тьма. Ничего и никого. Армас сделал над собой усилие и погрузился еще ниже, хотя знал, что ничего ни разглядеть, ни почувствовать не сможет. Под водой была тишина. Она успокаивала, но эту тревогу внутри не заглушит ничто, ничто ее не успокоит. Армас так надеялся избавиться от этого чувства, так старался не замечать его в последнее время и у него почти получилось. Почти получилось. Почти. Но он снова опоздал. И на этот раз уже навсегда.