Я постараюсь стать лучом света в вашем царстве тьмы

      С момента того разговора с Фугаку-сама, в результате которого я получила работу, прошел год, даже чуть больше. По началу меня многие восприняли в штыки в полиции, не воспринимали всерьез или же не обращали на меня никакого внимания. Не скрою, было очень тяжело: хоть я и взрослая по мозгам, мое тело все такое же маленькое, детское, а потому ко мне и относятся как к ребенку. Но мне очень сильно помогал Фугаку-сама, даже не подозревая об этом. Он всегда был рядом, поручал различные задания и давал иногда интересные советы, как выполнить более эффективно то или иное поручение, в особенности, когда оно исходило не от него. Для большинства Учих, работающих в полиции, было очень непривычно и странно видеть человека не из их клана, да еще и ребенка, но при этом так хорошо относящегося к ним. Но со временем, наблюдая за мной и общаясь, многие смягчились, а для некоторых я и вовсе стала едва ли не дочкой или внучкой. Жизнь шиноби – это жизнь боли и страданий… и постоянных больших потерь. Среди тех, кого я знала, было много мужчин, которые потеряли жен, детей, родителей, тех, кто был им дорог. И не мало было тех, у кого кто-то умер совсем юными. Ко мне же стали хорошо относиться только потому, что я всегда улыбалась, была искренней, и уважительно ко всем относилась. Хотя иногда было очень трудно сохранять улыбку на лице.       Даже я чувствовала, как с каждым днем атмосфера все сильнее и сильнее накаляется в клане. В полицейском участке все чаще начинали происходить конфликты среди мирных жителей и Учих, непринужденные разговоры все реже стали происходить в отделении. Несколько раз Фукацу-сан и Тодои-сан, двое мужчин средних лет, которые любили назвать меня пчелкой из-за того, что я всегда находила чем заняться, задерживали и приводили в отделение Наруто, который в очередной раз что-то натворил. И все вроде бы правильно сделано: Наруто натворил дел - его задержали, не применяя никакого чрезмерного насилия. Обычно в таких случаях составлялось просто заявление, которое передавалось Хокаге и человека отпускали через сутки. Но так было с обычными задержанными. С Наруто были проблемы каждый раз, и все из-за того, что как только его задерживали и приводили в отделение, как сразу же через 5 минут на пороге появлялись АНБУ и Хокаге самолично, забирая Наруто. Я хорошо отношусь к нему, но то, как поступал Хокаге – в корне неверно. Так он, пусть не поощрял, но и не относился явно негативно к его выходкам, но что хуже всего, окончательно подрывал всяческие остатки доверия и преданности Учиха Конохе. Каждый раз после таких встреч все просто запирались по своим кабинетам, либо в одном общем зале, а я сидела на входе в полном одиночестве и с тяжеленной аурой, которая придавливала меня к земле и даже ниже. И ведь я знала прекрасно и понимала, почему это все происходит. Мне было горько смотреть на то, как такой, да, гордый, но великий и сильный клан, уничтожают морально даже сильнее и во много раз более жестоко, чем просто физически. Моральную душевную боль пережить тяжелее всего, и все от того, что если обычные раны поболят да заживут, и со временем от них не останется и следа, то душевные раны не видны, а рубцы от них могут остаться на всю жизнь.       Кстати о моем посту: в моих обязанностях было помогать всем в полиции, кому нужна была хоть какая-то помощь, от перебирания бумажек и фиксирования заявлений до отправления важных документов. И я старалась запоминать как можно больше и лучше. Когда меня отправляли в деревню доставить какие-либо бумаги – я старалась запомнить как можно лучше все улочки и проулочки, даже самые маленькие закоулки; когда меня посылали в архив Конохи – запоминала расположение полок и стеллажей, где какой отдел находится, как сортируются выполненные задания и где находятся досье на всех шиноби Конохи в зависимости от ранга; помимо этого запоминала расположение важных административных объектов и коридоров внутри зданий. В итоге мне даже по ночам снилась Коноха.       Я посвящала большую часть своего времени работе, и это давало огромные плоды. Мне доверяли секретные свитки, я слышала многие разговоры, которые случались в клане, у меня был пропуск в те места и отделы, куда не каждого джонина пустят. Вместе с Фугаку-сама я несколько раз была на совете джонинов, выступая в качестве его помощницы. По сути я просто стояла за его спиной и слушала весь диалог. Старейшины на меня каждый раз скептически поглядывали, а вот главам других кланов было все равно на меня – они относились ко мне нейтрально, но с уважением, когда я оказывалась у них по просьбе Фугаку-сама. В итоге меня знали все, и по сути не знал никто. Я не была шиноби – просто маленькая трудолюбивая девочка без задатков шиноби, но так честно выполняющая любое поручение. И меня за это ценили и уважали. Само собой, на собраниях клана я не присутствовала. В эти моменты я всегда была у Итачи и Саске дома и играла с мелким. Саске первое время обижался, что я стала меньше времени проводить с ним, даже пытался манипулировать, оперируя тем, что я стала как Итачи. Но у него это не вышло, потому что каждый раз как я в итоге оставалась у них, мы все время посвящали догонялкам, пряткам, и слежкой за Итачи. Эту игру придумала я. «Найди Итачи», так я ее назвала. Если честно, у нас плохо это получалось, нет, очень плохо, совсем плохо, но мы не сдавались, и хоть мы этим и веселили всех окружающих, в частности Шисуи и Изуми, но нас все равно хвалили за наши попытки, и это радовало. Я обожала видеть смеющегося, даже заливающегося смехом Шисуи, наблюдать потерянный и крайне удивленный взгляд Изуми, и так плохо скрывающее смущение лицо Итачи, когда я просто бросалась на него с криками «Нашла! Беги скорее сюда, Саске!». Вела ли я себя глупо? Да. С точки зрения взрослой девушки мое поведение просто верх идиотизма и глупости. Но я ужасно полюбила то чувство, когда, кидаясь в очередной раз на Итачи, он ловит меня и прижимает, удерживая от падения. Когда на миг зацепившись взглядом, могу утонуть в темноте его глаз и согреть мгновенно свою душу его теплом и поделиться своим теплом с ним. Кто-то скажет эгоистка. А я и не стану отрицать. Пусть я эгоистка, пусть это мой личный каприз, но если я могу хотя бы так заставить дорогих мне людей искренне улыбнуться хотя бы на пару минут, то я счастлива. А как был счастлив Саске – словами просто непередаваемо. Смотря на нас, никто бы и не сказал никогда в жизни, что один из нас, маленьких детей – потомственный шиноби.       Опять же, из-за того, что большую часть времени я проводила в полиции, стал вопрос где мне жить: в детский дом меня не пускали, потому что я приходила поздно, нет, очень поздно, а поблажек никому делать не собирались. Потому, заполнив кучу бумаг, мне выделили маленькую квартирку недалеко от района Учих, а Фугаку-сама оформил опекунство. Да, я не стала Учиха – я сама от этого отказалась наотрез, в открытую высказав, что я не хочу портить их кровь и род, и меня услышали. Вместо этого Фугаку-сама просто стал тем, кто был ответственен за меня и должен был приглядывать за мной вплоть до моего замужества. Странные конечно в этом мире правила и законы: тут нет такого четкого понятия, как совершеннолетие. Дети становятся взрослыми, как только оканчивают Академию и становятся генинами. Именно с этого момента они уже считаются своего рода совершеннолетними, то есть, приблизительно в 14 лет. А Итачи, соответственно, стал считаться взрослым и того раньше. Что касается брака, то тут все сложно и я сама до конца не смогла разобраться. Вроде бы тоже, где-то с 14-16 лет девушку уже вполне можно выдать замуж, и среди кланов, разумеется, приняты по сути договорные браки. В моем же случае меня сразу успокоили, что против моей воли никто не пойдет, и я вольна сама решать с кем мне быть и когда. Однако, находясь под опекунством главы клана Учиха, на меня накладывались некоторые правила. Например, я должна была носить одежду с символом их клана, должна была знать манеры и правила этикета, принятые в клане, но вести себя подобающе я должна была только на официальных каких-то встречах. В другое время мне можно было одеваться и вести себя как мне больше нравится. Тем более, что к нему никогда не было никаких претензий.       Иногда я ночевала в их доме, особенно когда Микото-сан на этом настаивала, а ей я отказать просто не могла. Она стала для меня новым идеалом, к которому я и сама захотела стремиться. Такая мягкая, утонченная, легкая, у нее была прекрасная нежная улыбка, поэтому когда она улыбалась широко – получалось весьма забавно. В такие дни я училась у нее готовить, шить, помогала по дому с уборкой или во внутреннем дворе и в саду. Она запрещала мне трогать мои волосы и наказала не обрезать их слишком коротко. Для справки, для нее коротко было даже длина до лопаток. Она всегда говорила, что у меня очень красивые волосы, и я как-то в результате сама их полюбила и они перестали мне мешать даже в распущенном виде. Правда в итоге, при моем росте метр с кепкой, волосы были ниже попы, до колен, поэтому я их собирала в два высоких хвоста. Из-за моего роста Микото-сан, да и Шисуи обожали называть меня малышкой или чиби. Складывалось такое впечатление, что я вообще не расту, хотя конечно это не так, просто я была ниже Саске в росте. А вот тощей меня нельзя было назвать. Конечно, пухляшкой или и вовсе толстой я не была, но была чуть крупнее остальных девочек. В принципе меня такой расклад вполне устраивал.       Я полюбила свою новую жизнь, я наслаждалась каждым днем. Впервые я просыпалась каждое утро и по-настоящему радовалась солнцу, дню, жизни, в конце концов. Знала, что сегодня снова встречу тех, кто рад меня видеть и слышать, кто снова назовет меня «Чиби», кто засмеется над моей очередной шуткой или гримасой. Бежала навстречу к ним, чтобы снова, сидя под деревом после очередной их тренировки, спеть несколько песен и станцевать, превращая их обычный перерыв в увлекательное мероприятие. И каждый раз мне хотелось, что бы это никогда не заканчивалось. Но так же как солнце вечером исчезает, так и мое настроение мрачнело с каждой минутой заката. К ночи, мои мысли превращались в страшных змей, которые опутывали меня, сковывали, не давали покоя. Меня мучали кошмары, события тех дней, что должны произойти совсем скоро, несколько раз я так кричала посреди ночи, что ко мне в комнату врывалось все семейство, заставая меня с огромными, наполненными испуга и слезами, глазами. Я ничего им не говорила, но и сделать ничего не могла. Сколько бы я не ломала голову над хоть каким-то внятным планом – не выходило абсолютно ничего. От этого безысходность накатывала на меня еще более сильной волной. Единственное, что я понимала – я должна держаться и не должна сдаваться. Даже если мне не остановить резню – я должна быть сильной хотя бы морально ради Саске, которому нужна будет моя поддержка и опора, и Итачи.       Прошло еще какое-то время, Саске пошел в Академию, а значит ему исполнилось семь. Я все также помогала в полиции, где мое положение и доверие укреплялось с каждым днем, знала деревню и архив как свои пять пальцев, могла с закрытыми глазами найти нужное мне здание, нужную полку и даже папку. Итачи в АНБУ, часто пропадает вне дома. Когда он все таки приходит домой или если мы встречаемся в деревне, я вижу его глаза, заполненные немыми вопросами и проблемами, вижу эту маску безразличия для всех и одновременно озадаченность проблемой для самого себя. В такие минуты я старалась его приободрить, иногда словом, иногда делом. Именно поэтому я всегда таскала в своей сумке всегда свежие его обожаемые данго. Именно поэтому я чаще старалась брать задания в деревне, что бы в любой момент в любом из переулков встретиться с ним. Именно поэтому так старалась в доме его семьи всегда готовить самой или с его мамой. И до чего же мне было приятно, когда в ответ я видела его теплый взгляд, такой милый по-детски, и такой по-взрослому снисходительный. А за его щелбан я была готова мир перевернуть. За это время он вырос, как и Саске, а я была все такой же маленькой девочкой.       За всем этим я и оглянуться не успела, как прозвенел первый звонок на трагедию, под названием «Падение Учиха».