5. Взросление
7 сентября 2018 г. в 21:34
Мартин ненавидел занятия, изматывающие, классические движения батманов заставляли скучать и отвлекаться, мозг мучился без дела. Разглядывая свое отражение у станка в зеркальной стене, едва удерживался, чтобы не состроить ему рожу.
Одногруппники его не любили, и не только потому, что ему удавалось все делать с первого раза. Косились на его волосы, мерзко хихикали над цветом глаз, уточняли, зачем он красит брови и ресницы.
Невысокий и хрупкий, выглядевший намного младше своих лет, он занимал самое последнее место в линейке и казался ангелочком. Но у этого ангелочка был далеко не ангельский характер. Его интриги были такими продуманными и тщательно подготовленными, что за все три года его ни разу не заподозрили.
Мартин научился манипулировать людьми так легко, словно дышал. Использовал любой материал, попавший в тонкие чуткие пальцы — случайно оброненные слова, телефонные звонки, прикосновения в раздевалке и взгляды в душевой. Все это копилось, анализировалось, откладываясь в ячейках памяти, и вытаскивалось в нужный момент.
Извращенный циничный ум юного омеги тренировался на всем и всех, не останавливаясь даже перед узами родства. И через какое-то время старшие братья перестали его задирать, шантажируемые своим красноглазым братцем. К его рукам стягивались невидимые тонкие и прочные нити, и он просто обожал за них дергать.
Больше всего на свете, после своих опасных игр людскими жизнями, Мартин любил одиночество, и туда никому не было хода, кроме Тео. Оно его не тяготило, как остальных, оно давало время подумать над многим, и не всегда это были очередные хитроумные ходы. Только наслаждаться одиночеством становилось все труднее и труднее. Яркая внешность начала привлекать к себе внимание, даже солнечные очки или контактные линзы не спасали. Окружающие подростка альфы при его появлении принюхивались, досадливо морщась, и делали себе пометку попробовать через пару лет. Однако некоторые так легко не отступали — к папиной радости в доме все чаще стали появляться чужие омеги со своими сыночками. Поползли слухи, что папа выбрал несколько подходящих кандидатур, оставалось только подождать до самого важного события в жизни любого омеги.
Мартина это бесило, и когда Тео начинал над этим смеяться, он бесился еще больше. Ему совершенно не нравились папины любимцы, да и альфы пока интересовали его постольку поскольку. Так, только внешне, не более. Самоуверенные подростки, вошедшие в первый гон и оглупевшие от играющих в крови гормонов, его не привлекали.
Их встречи проходили примерно одинаково — чинно попивающие чай папы в гостиной, отпрыски на противоположных диванчиках, односложно отвечающие на вопросы. К концу оба почти рычали и готовы были вцепиться друг другу в глотку. Родитель гостя старался не обращать внимания на яростные взгляды рубиновых глаз, памятуя о том, насколько Джады влиятельны в высоких кругах. Вернон делал вид, что все в порядке, но потом долго отчитывал сына, не понимая, что так делает только хуже.
А тут еще Тео словно сошел с ума. Мартину было скучно, школьная программа уже не могла полностью удовлетворить его интересы, и на время омега превратился в ученую крысу. Тео злился — друг появлялся каждый день, но всякий раз его погруженный в себя взгляд смотрел куда угодно, но только не на него. И этого альфья натура не могла так легко вынести. Вся стая заглядывала ему в рот, признавая главенство, и только альбинос существовал сам по себе. Словно спустившееся с небес божество от великой милости снизошло к ним своим вниманием.
В шестнадцать с лишком мальчишки становятся невыносимыми, особенно если кому-то из них попала под хвост шлея в виде белогривого омеги. Омеги, который по определению должен был благоговейно трепетать, а не иметь на все свое мнение, часто отличное от мнения альфы. Он начал придираться к нему по пустякам, пытался вывести из себя. Их встречи превратились в жестокие словесные баталии, иногда Тео едва сдерживался, чтобы не навалиться на омегу, прижимая его спиной к расплавленной смоле, и не заставить сделать по-своему силой.
Мартин слушал, не соглашаясь, огрызался, пытаясь отвоевать свою точку зрения. Не выдерживая, уходил, оставляя альфу надутым и покрасневшим от гнева. Он не понимал, с чего тот так на него взъелся. Пока в один из осенних дней, во время очередной перепалки, случайно не оказался к нему очень близко. От Тео пахло шоколадом. Горячим, тягучим, блестящим, наполненным обжаренными орехами.
Стоял, втягивая сладкий, приятный запах, и не слышал, что тот говорит. Только темные губы шевелятся, да медовые глаза сердито сверкают.
— … ты вообще меня не слушаешь! — Тео возмущенно выдохнул, схватил приятеля за плечи и пару раз встряхнул, тут же ужаснувшись своей вольности — за такое и получить можно.
— У тебя, что, гон скоро? — в рубиновых глазах вспыхнул интерес, и альфа моментально остыл, удивленно уставившись на друга. — От тебя пахнет.
— Правда? — поднял руку, обнюхивая, нахмурился. — Ничего не чувствую. А чем?
— Шоколад и орехи. Вкусно, — омега зажмурился, приподнялся, вскинув подбородок, шумно втянул воздух, раздувая тонкие ноздри, чему-то улыбнулся. — Здорово.
Тео не чувствовал ничего, но слова Мартина его напугали. Естественно, он не был невинен, долгая жизнь на улицах научила его всему, что нужно и не нужно знать альфам. И с гоном старших товарищей он тоже сталкивался, и понимал, насколько это неуправляемая и выматывающая тело и душу стихия. Но все равно было страшновато. Его родителям было плевать, что их старший сын уже вырос, как, впрочем, и всегда. Ему не нужны были объяснения, он и так все знал сам, ему нужна была банальная поддержка, и Тео с ужасом думал, что ему делать дальше. Наверное, стоит принять специальные блокаторы и отсидеться дома, потому что в противном случае можно натворить такого, о чем будешь потом жалеть всю оставшуюся жизнь.
Гон подкатился незаметно, хотя альфа к нему и готовился. Непонятное, раздраженное состояние с утра к вечеру сменилось стойким тягучим желанием выбраться на улицу и найти кого-нибудь, чтобы облегчить боль, раздирающую внутренности. Проглотив для верности двойную дозу блокаторов, Тео заперся в своей комнате, зарывшись в старые скомканные одеяла, словно в гнездо.
Зажав уши, старался не вслушиваться в очередной скандал между родителями внизу. А потом ему стало не до них. Острые зубы рвали ветхие тряпки, разрывая в клочья, забивающие пылью ноздри и глаза. Хотелось выть и вцепиться зубами в чей-нибудь горячий податливый загривок. Ладони горели саднящей кожей — самоудовлетворение не приносило облегчения. Наверное, он сглупил, решив, что справится сам. Надо было послушать старших, которые предлагали отвести его к одному из опытных омег, предоставляющих услуги по введению юных альф во взрослую жизнь.
Но нет, Тео заупрямился, чувствуя непонятную брезгливость. Ему казалось, что если он так сделает, то Мартин станет его презирать. Сам того не осознавая, он каждый раз оглядывался на омегу, словно ожидая с его стороны одобрения своих поступков. Это было странно. Он никогда не думал, что настолько врастет в этого заносчивого самоуверенного мальчишку из богатой семьи, станет прислушиваться к его дельным советам или спорить с ним на равных. Никто и никогда не сможет им командовать. Так думал Тео до тех пор, пока два года назад не встретил этого альбиноса. А теперь ему оставалось только тяжело дышать, сглатывая тягучую слюну, чувствуя уличные запахи спешащих по своим делам омег, и пытаться сбить напряжение.
Жаль, что у Мартина еще не было течки… Страшно признаться, но Тео хотелось провести ее с ним, как бы странно это не звучало. Хотя бы потому, что уже привык все контролировать и считал себя ответственным за этого омежку. Обдумывание физиологии Мартина заставило альфу взвыть от нового приступа. Сжавшись в комок, он обхватил себя руками, пряча голову, неожиданно вспомнил, как пахнет омега сейчас. Чуть слышно, почти неощутимо, Мартин нес на себе шлейф лимона и гвоздики. Позже это запах усилится и немного изменится, в нем появятся богатые нотки, от которых у альф начнет сносить крышу. И Тео позаботится о том, чтобы оказаться рядом в нужный момент.
На крыше балетной студии альфа объявился через четыре дня, осунувшийся, с темными кругами вокруг глаз, с искусанными губами. Не реагируя на настойчивые расспросы Мартина, упал на спину и долго смотрел в осеннее небо. Нет, еще раз такого он не выдержит.
Омега толкал его в бок, расспрашивая об ощущениях и оставляя на коже горячие следы пальцев, и Тео не сдержался — сгреб упирающегося альбиноса за шею, прижал к груди, впился в сладкие губы. Оторвавшись через какое-то время, придавил ладонью нагревшуюся голову к своему плечу. Слушал дыхание притаившегося омеги и поражался своей храбрости. Не иначе как жить надоело, белогривый такие вольности не оставит, обязательно придумает, как отомстить.
Через пару месяцев, перед самым рождеством, перед его домом остановился здоровенный внедорожник, полный охраны и с зеленоглазым разъяренным альфой, оказавшимся отцом Мартина. Напугав родителей Тео, да и его самого заставив понервничать, Эйден сгреб парня и увез в неизвестном направлении.
Зимняя резиденция Джадов стояла на ушах, папа истерил, отец почти рычал, а драгоценный сыночек закатывал дичайшие скандалы, отказываясь принимать блокаторы. Одуряющий запах цитрусов и пряной гвоздики заставлял охрану водить носами, и ошалевшие альфы срочно были выдворены из зоны его действия. Папа заламывал руки, Мартин захлебывался злыми слезами, все друг на друга орали, как никогда в жизни. После нескольких часов надрывных криков и нескольких сломанных предметов мебели, не считая разбитых зеркал и посуды, Эйден не выдержал и покинул еще вчера спокойный дом, вернувшись в скором времени со взъерошенным и ничего не понимающим Тео.
Протащив парня на второй этаж, альфа вытянул забившегося в одну из полуразрушенных комнат сыночка и зашвырнул обоих в свою спальню. Тяжело уставился на мужа, ошалевшего и непонимающего, раскрывшего рот и готового возмутиться столь вопиющим поступком.
— Поживем в гостевой.
— Но Эйден…
— Хватит, — альфа запустил пятерню в собственные волосы и с силой дернул. — Это самый лучший вариант, уж поверь. Хотя бы раз в жизни не перечь мне, ладно? Пусть успокоится.
— Ты ведь понимаешь, что это просто… — Вернон помолчал, подбирая слова, но так и не нашел. — Ты совсем с ума сошел? Теперь он никогда не сможет найти себе достойного жениха, если все об этом узнают, то позора не оберешься!
— К черту, Вернон, — альфа мрачно вздохнул, вслушиваясь в тишину за дверями их комнаты. — Неужели ты не понимаешь, что в данном случае мы ничего не сможем сделать? Эти двое были рождены друг для друга, и ты, как отец, должен это чувствовать. Если не хочешь его потерять, не мешай.
Вернон промолчал, ему над многим придется подумать, поступок мужа выбил его из привычной колеи. И хотя краем сознания он понимал его правоту, врожденная гордость не позволяла так легко смириться с происходящим.
Каждый раз, появляясь на втором этаже, а это происходило чуть ли не ежечасно, он с тревогой вслушивался в доносящиеся из-за дверей звуки. С его мальчиком сейчас творили такое, что сердце омеги дергалось, откликаясь на каждый стон или вскрик. Он понимал, что это нормально, потому что сам прошел через подобное, но не мог принять. Его Мартин оставался малышом, пахнущим сладким молоком, дергающим папины волосы, а не быстро повзрослевшим, раздираемым желанием омегой.
Накрутив себя до изнеможения, Вернон спускался вниз, останавливаясь посреди холла, и как сомнамбула разворачивался, направляясь назад. После третьего раза Эйден ухватил свою половинку и насильно утащил подальше от всего этого ужаса.
Через пять дней дерганные родители имели честь лицезреть потасканного, но сияющего слабой улыбкой сыночка, цепляющегося за не менее потасканного альфу. Парочка попросила поесть, подчистила все выданное в течение четверти часа и завалилась спать на двое суток. В семье Джадов наступил хрупкий, недолгий мир.