---
Вроде бы всё как обычно, воздух влажный и травянисто-густой, комары кусают, листва шелестит – пока не встречается ничего подозрительного. Всё так же туман плотнеет и теплеет перед спуском к пологому берегу, только вот уже издалека видно, что река будто светится желтоватым дрожащим огнём – так много на ней маленьких лодочек. Свет двоится в расходящихся кругах, потому что Джухён сосредоточенно бросается чем-то в призраков, но результата никакого – снаряды пролетает сквозь, даже не задевая. Услышав треск от поломанного на берегу камыша, главная русалка раздражённо оборачивается и резко уходит под воду. Уже спустя несколько секунд показывается на мелководье, и волосы её, при дневном свете пепельно-лиловые, сейчас жуткими тёмными подтёками облепляют недовольное лицо. Остатки света, попадающие на всё ещё роскошный золотистый хвост, зачаровывают мерцающим сиянием. - Поток не прекращался? – Кихён боится касаться чёрной воды, поэтому осторожно топчется у самой кромки. Бэкхён, разумеется, следует примеру. - Ни на минуту. Всё перепробовала, даже плавала к истоку, но меня не пускают. - Куда? – Бэкхён обретает голос, ибо любопытство сгубило не одну кошку, что о нём говорить. - К запретному месту. Он и не замечал, какие красивые и пугающие у Джухён глаза. Такие… пронизывающие. - Туда, где есть проход в мир Смерти, - поясняет навязавшийся в дорогу Чанёль после очень натужного молчания. – Для людей гиблое место, да и демоны не всегда оттуда возвращаются. Только с нежитью ничего не случится. Как бы логично. - Сейчас слишком опасно искать гробовщика, а нам Жнецов можно только рядом с ним увидеть. Вернёмся утром, может, что-то изменится. - Кихён неуверенно косится в сторону призрачного течения, которое даже не думает уменьшаться. – Хёён не идёт на зов, я сам ничего не могу с этим сделать. Перетерпи до завтра и уведи русалок в живые воды хотя бы на эту ночь, Джухён. Та, что всегда приходит, когда её зовут, и правда не появилась. Бэкхён такого поворота вообще не ожидал. - Не оставляй Сыльги одну. С ней что-то не так, - кивнув на прощание, Джухён снова очень пристально смотрит прямо в глаза, и Бэкхёна перетряхивает от пугающей силы, в них застывшей. Может, кажется в полутьме, но зрачок из круглого человеческого стал совсем вертикальным, как у змей. – Скажи, что мы в безопасности, и не пускай к воде. Короткий всплеск, и бледно-золотой хвост исчезает под потревоженной поверхностью. Кихён ещё немного пялится на огни, а потом разворачивается. - Как ты появился – ни дня покоя, засранец. Бэкхён оскорблённо прижимает руку к груди, хотя вообще не смешно.---
Оказывается, попасть в мир смерти можно не только самым прямым из путей (то есть, умерев). Новость такая, непонятная, потому что вряд ли кто-то в здравом уме решится на прогулку по загробному миру, а с другой стороны, для чего-то же этот проход сделан. В любом случае, жуть жуткая – жить рядом с мёртвыми водами, да ещё и плавать в них летом как ни в чём не бывало. То-то Кихён отказывался и смеялся как дурной, пока Бэкхён с Сынван плескались – тогда ещё показалось странным не воспользоваться случаем и не нырнуть в прохладную глубину. Теперь понятно, почему Бэкхён, нахлебавшись воды, впал в кому на три дня. (кишечная палочка, как же) Всё ещё непривычно приходить не к Кихёну, а в собственное место, отличающееся не только чистотой и организованностью пространства, но и даже запахом – никаких сушёных трав и вскрытых банок с чёрт пойми чьими селезёнками, только сыроватая штукатурка, прохлада и немного сухого пороха, который Чанёль, потея, стряхивает прямо на пол. Если хоть одна зажжённая спичка упадёт в этом доме – смерть будет быстрой и безболезненной, Бэкхён себя этим пытается утешить. - Почему Хёён не появляется? – мебель в доме большей частью потрёпанная, купленная по дешёвке на распродаже или отданная в качестве подарка, так что Бэкхён, валясь на скрипучий диван, уже по привычке избегает коварно торчащей пружины. – Она же всегда говорила, что придёт, не важно, кто и когда будет звать. - Может, потому что больше не может? – Чанёль бесстыже эротично раздевается, разбрасывая одежду, весь такой широкоплечий и с влажно поблёскивающей кожей. Работает каждый раз, даже спустя столько дней и ночей вместе, и всё меньше Бэкхён хочет думать сейчас о зловещих мертвецах с огоньками и всяких там мутных реках. Даже если это необходимо. - Ты сейчас ничем не поможешь, это дело жнецов. Можете десятки книг перерыть, но лучше с утра отправиться к гробовщику и узнать всё на месте. Невозможно сопротивляться, когда говорят таким успокаивающе-бархатным голосом. - Я хочу укусить тебя. Неожиданный, но вовремя сделанный поворот – Чанёль давно выпрашивал крови, и сейчас, нависая над Бэкхёном, упираясь руками в спинку дивана, он ухмыляется так безжалостно, что можно даже не отвечать. Понятно, что своё получит, но Бэкхён хотел бы оттянуть момент насколько возможно - это и больно, и тяжело. Когда жажда доходит до края, Чанёль становится идеальным – обходительным, нежным и сверх заботливым, любые капризы исполняет, а как получит кровь, так сразу портится. Может неделями не приходить и считать, что это нормально, доходит до того, что Бэкхёну приходится его призывать латынью или наоборот, изгонять, если ведёт себя как мудак. Что в очередной раз заставляет задуматься об истинности чувств. Если они есть, конечно. Чанёль любит драматичные вампирские приёмы, хотя не важно, откуда и как брать кровь – но то, что прокусывает именно шею, наверняка как-то влияет. Потому что потом валяется будто опьяневший, особенно если выпьет слишком много. Бэкхён почти привык к ощущениям, не так сильно цепляется за чужую шею и уже не дёргается, когда по угольно-чёрным рукам пробегают алые искры. Вот что лучше не делать в такие моменты, так это смотреть в глаза. Перепугаться до смерти можно, ведь они снова становятся кроваво-заплывшими, демоническими. Хотя почему становятся. Это просто Бэкхён слишком часто забывает о том, кто Чанёль на самом деле.---
На кладбище всё так же слышатся невнятные стоны из-под земли, где-то поверхность её приходит в движение, когда очередной труп пытается выбраться наружу. Не из-за пасмурного неба всё вокруг кажется серым – такова природа места, в котором изо всех сил пытаются найти последнее пристанище. Хёну проходит между разросшимися рядами могил и кое-где прибивает возвышающиеся бугорки лопатой. С этим водянистым, каким-то ненастоящим рассветом смена кончилась, и можно будет целых два дня пробыть вместе с Кихёном и спать – что может быть прекрасней. Ладно, крепко обжигающий кофе. И какая-нибудь сладкая булочка. В самом конце кладбища, отделённая от других расстоянием и только жнецам заметным сероватым туманом, могила Хёён неожиданно привлекает внимание. Хёну, не задумываясь, идёт к ней, доверяя встрепенувшейся интуиции. Уж если в чём-то разбирается, так это в знаках смерти и в том, что сопротивляться им не следует, если зовут. Лопатой погладив по дороге несколько особенно разговорчивых могил, гробовщик щурится, вглядываясь в знакомый белый мрамор. Развалившийся на части и трещинами перечеркнувший имя ведьмы. Стоило только на него посмотреть, как некромантическая аура вокруг могилы развеялась. Хёну много разного повидал в своей жизни и справедливо считал, что испугать его уже ничто не сможет. Дружба с демонами и Жнецами, каждое полнолуние восстающие из могил мертвецы не первой свежести, злобный дух Самайна и сгорающие в огне ведьмы – все это как-то закаляет, делает менее чувствительным, что говорить про до визга стрёмное нападение вампиров, однажды решивших отомстить за разбитое сердце племянника. Сейчас же, глядя на перекошенный, молчаливо белеющий памятник, Хёну впервые за долгое время ощущает что-то очень похожее на тошноту. Ким Хёён здесь больше нет.