Сколько не надейся, что Кихён с утра будет хотя бы немного спокойным, он всё равно разочарует, но то, что сегодня не бросается шишками в голову и не кроет руганью почём зря, уже неплохой знак. В смысле, могло быть и хуже. Наверняка возвращение Хёну так влияет, почти паинькой становится, и только Бэкхён знает, как больно бывает, когда шишечка остриём в бок попадает. Гробовщик, конечно, такого удовольствия лишён, всё самое интересное мимо него проходит.
Бэкхён и сам не то, чтобы на высоте активности, плетётся кое-как, во все ямки попадая. Всё лето этой же дорогой ходил, каждую хлещущую ветку знает не понаслышке, а тут удары как первые. Злиться нет сил, приходится терпеть и очень злобно дышать, а это последнюю энергию забирает. Ночь прошла в смазанном хаосе, ни снов, ни отдыха – сплошной кошмар какой-то. Чанёль выпил слишком много крови. Присосался так, что пришлось изгонять, даже показалось, что намеренно превысил лимит.
В любом случае, было жёстко.
(и Бэкхён в ответ не церемонился с изгнанием)
Кихён что-то бормочет под нос, ничего не понять, но, кажется, что-то вроде «почему в выходной привалило». Его почему-то низкорослые кусты не хлещут. Колдун уверенно направляется к реке, легко соскальзывая на затвердевшей от первых заморозков почве. Он всё ещё надеется, что призраки исчезли на рассвете вроде как нечисть, боящаяся солнца, но короткое «чёрт возьми» убивает надежду. Выйдя на опустевший и жутковато покинутый берег, ещё весь в серой дымке медленного утра, Бэкхён видит то же, что и верховный ведьмак.
- Да они издеваются.
Менее стрёмные, чем ночью, призраки всё в тех же кривобоких лодках и с фонариками наперевес плывут по воде, пока Джухён и две русалки, аловолосая Сынван и светлеющая новой короткой стрижкой Йери, обессиленно бросаются в них чем попало. Судя по глухим булькам, камни. Тяжёлые. Всё, получается - проломить древесину, а лодки всё равно не тонут. Но на самом деле не это привлекает внимание, а то, что два тела прибило к берегу. Как только Бэкхён вспоминает, что омывают их мёртвые воды, хочется кричать.
Кихён на секунду застывает, но потом делает очень серьёзное лицо.
И окрикивает.
Чем ближе подходят к воде, тем отчётливей видятся тела. Высокие худые парни валяются, иначе не назовёшь, на сероватом песке, ноги частично в воде, видимо, русалки не смогли вытащить больше. Один рыжий, одетый слишком ярко и чудно для леса, второй – кажется, брюнет, весь в тёмном, да ещё и с какими-то длинными царапинами на шее, подозрительно багровыми. Запах от них так себе – настолько, что Бэкхён даже отступает на шаг, почувствовав. Джухён что-то говорит русалкам и исчезает под потревоженной толщей воды, чтобы затем вынырнуть совсем у берега.
- Они живые, - откинув великолепные волосы, Джухён на мгновение кажется такой красивой, что может переклинить – в смысле, всё это золото хвоста и отблески на коже, широко распахнутый взгляд. – Тёмный прямо по течению приплыл, а рыжий решил устроить рыбалку в завороте реки впереди. Спину надорвала, пока тянула.
- Старость не радость, сестрёнка, – вынырнувшая в метре Йери кокетливо выковыривает из причёски водоросли и палочки. Не испугавшись испепеляющего взгляда королевы, подплывает к телам так, что даже упирается бедром о сероватый песок. – Такие хорошенькие недоутопленнички, хоть сейчас на дно тяни и обращай.
- Я тебе что сказала насчёт этого.
Сынван опасной тенью нависает над сестрой, начавшей поправлять когтистыми пальцами спутанные тёмные волосы одного из неизвестных. Неловкий момент длится несколько весьма напряжённых, полных молчания минут. Закатив глаза и демонстративно убрав руки, Йери легко отталкивается от мокрой земли и ныряет обратно в реку. Бэкхён с Кихёном только переглядываются.
- Всё равно воды нахлебались, могут и не проснуться, - выплыв подальше от красноволосой, Йери теперь обиженно надувает синеватые губы. – Нам бы с призраками разобраться, а не возиться с тут со всякими. Из Джухён скоро песок сыпаться начнёт, а приходится живых таскать.
Быть подростком – тяжело, никто не спорит. Умереть им и навечно сделаться личным кошмаром для более сознательных сородичей – настоящий ужас, и Бэкхён невольно восхищается Джухён и её выдержкой. Хотя, судя по тому, каким огнём горит взгляд и как сжались челюсти, терпения прямо совсем чуть-чуть осталось.
- Всё, что я смог узнать, - что мёртвые воды могут возобновлять свой ход, если с жнецами не всё в порядке. – Кихён покашливает и решает разбить невидимо намёрзший между всеми лёд. С опаской подходит к телам, некрасиво морщится от запаха, но смело тянет руку, чтобы нащупывать пульс. – И с самой смертью, конечно. Река взяла на себя переправку душ, потому что никто не смог их собрать. Это течение - единственный путь в покой.
А Бэкхён ничего не искал даже.
- Без жнецов всё бесполезно, понятно. – Сынван задумчива и прекрасна, как самый южный морской закат, а ещё поглядывает на тела с какой-то странной жалостью. Ну точно не с желанием откусить ухо, это уже хорошо.
А то ходят слушки, что иногда русалки балуются человеками.
Втихую надкусывают за бочок.
- Поэтому подождём Хёну. Я оставил записку, чтобы шёл сюда, как вернётся, - и дотащить поможет, и что-нибудь вспомнит. – Кихён, тяжело выдохнув,садится на землю, совсем не жалея толстовку и джинсы. – Левитация – не мой конёк, и если русалка надорвалась, то я точно не буду выделываться.
- Не грусти, колдунишка, не всем дано быть крутыми.
Призраки всё плывут и плывут, тускло мерцая едва заметными при расцветающем небе фонариками. Картина унылая, но не зря Бэкхён тащил с собой рюкзак – в нём и термос с чаем, и кое-какая еда, даже пару книг по строительству поместились. Нужно заделать чёртову дыру в крыше до того, как ударят морозы, иначе будет полная задница. Кихён, даже не спрашивая, тянется за чаем, будто сам его запланировал.
Кто знает, когда Хёну придёт.
Может, дохляки ещё очнутся.
---
Бэкхён, ругаясь сквозь сжатые зубы, пытается переварить услышанное и одновременно не рухнуть от тяжести и вони тел, которые приходится тащить, обхватив за руки. Приплывшие не очнулись, оставить их у реки совесть не позволила – совесть и осознание того, что таких беззащитных детишек в первый же час пустят на тушёнку, русалки уж точно охранять не будут. Ведущий из Кихёна так себе, Бэкхён, пытающийся идти по указаниям, быстрее врежется спиной в дерево, чем ведьмак, подхвативший за ноги, предупредит о препятствии. Хёну великодушно занялся вторым неизвестным пловцом, перекинул через плечо и идёт, хмурый и задумчивый.
Впрочем, может, и не думает вообще.
Тут не угадаешь.
Могила Хёён развалилась, на зов она не приходит, и мертвяков по дороге что-то многовато стало встречаться. Не то, чтобы совсем, но заметно – особенно когда пытаются вцепиться в кроссовок или тянут гнилые руки. Ведьма исчезла. Совсем. Кто вообще смог
такое проделать, в смысле, повелительница нежити, всесильная, всемогущая… нужно много стали в нервах, чтобы решиться. Джухён, дождавшаяся гробовщика, сказала, что если это правда, то лесу недолго осталось – без защиты от мёртвых, которые всегда сюда тянулись, скоро здесь будет ад.
Хоть и давно рассвело, по-прежнему холодно, липкий туман неприятно оседает на лице. Выйдя с территории влажной реки, ощущаешь настоящую погоду, и она ветром залезает за шиворот. Потревоженные листья деревьев, уже тронутые бурым налётом, сбрасывают влагу на одежду, Бэкхён прямо чувствует, как намокло всё до колен. Ощущение не из приятных, но что делать.
- Стой-стой, не гони, - подойдя к знакомой развилке, влево от которой змеится дорога к дому, Кихён вдруг тормозит. – Забирай рыжего себе, а мы потянем этого.
- В смысле се…
- Ой, не тупи, Бэкхён, ты второй человек в лесу – возьми ответственность. Тем более, что дома теперь один, не страшно будет спать и всякое такое. А то ветка ткнётся в окно, и снова мышей воплем перебудишь.
Вот и делись после этого новостями.
Всё против тебя используют.
Бэкхён искренне планировал сплавить парней в ведьмино царство.
- Он выглядит слабым, ты справишься. – Хёну, оглядывая безвольно развалившуюся на земле рыжеволосую тушку, пытается улыбнуться, и ощущение от этого удивительно неплохое. Даже очаровательное.
Поддержал.
Одному тащить вообще не круто, руки уже ноют, со стороны так наверняка кажется, что маньяк жертву волочит, но когда Бэкхён всё же выходит к своему дому, какому-никакому, облегчение и гордость греют душу. Протащив незнакомца через антидемонический круг, вырезанный в земле и охватывающий строение целиком, можно совсем выдохнуть. Протопить бы хорошенько и положить парня возле камина, сделать настойку, которой Бэкхёна самого отпаивали, благо что закупился необходимым заранее – вот задачи на ближайшие часы.
А потом с чистой совестью доспать – день ведь только начинается.
---
Как бы странно ни звучало, спать одному Бэкхёну теперь страшно. Хотя, учитывая, что практически год постоянно находился в окружении
дичи наполовину людей, ведьм, собаки и, ладно, демона, это не так уж и необычно. Возвращаться в пустой дом всё ещё необъяснимо, в нём хотя бы не так холодно, как на улице; к тому же, опасности от рыжего пловца, беспомощно развалившегося в коридоре, не исходит. Как его положили лицом в пол, так и лежал, и вряд ли было удобно, пока Бэкхён не вспомнил.
Но ничего, не жаловался.
Сняв чужую провонявшую одежду, еле затащив тело в ванную, Бэкхён внимательно его осматривает на предмет меток, рогов, необычных шрамов или каких-либо татуировок – всего, что сможет дать подсказку. Обычный парень, худой только как щепка. Вода окрашивается в мутный зелёный и чёрный, соприкасаясь с его измазанной кожей. С волос бурые листочки выплывают сами, выглядит забавно.
Потом по памяти приходится намешивать настойку, получается настолько не очень, что хочется схватиться за голову и кричать. Сколько нужно чабреца отсыпать, чтобы у несчастного не скрутило живот? Вылить сколько чайных ложек этой вот розоватой водички, чтобы ничего в кастрюльке не взорвалось (потому что антураж в виде древних котлов – для профессионалов, новичку и так сойдёт)?
Сложно.
Заниматься колдовством очень сложно.
Конечно, и всякую нечисть изгонять не легче, но прочитать заклинание, начертить пару кругов с символами и на скорую руку сварганить магический бульон для призраков для Бэкхёна куда приятнее, чем вот так вот переживать над каждым граммом гадских сушёных растений. Вот почему всё же звонит Кихёну, закатывая глаза и выслушивая упрёки о том, что всего два часа назад услышал рецепт, но не запомнил.
И правда, как можно вообще.
Худо-бедно сваренное зелье прозрачное и не пахнет, совсем как вода, только тёплая, согревающая края жестяной чашки. Бэкхён, осторожно несёт её в спальню, куда уже перетащил гостя, а потом вспоминает, что Кихён советовал использовать шприц без иглы, чтобы удобнее было поить. Глубокий вздох такой недовольный, но ничего не поделаешь; дыхание почти незаметным паром вырывается изо рта.
Чёртовы не заделанные щели.
Сейчас терпимо, а зимой окоченеть можно, простуды всякие ещё прицепятся.
Бэкхён возвращается на кухню и роется в шкафчиках (всего в двух, бюджет ограничен), пытаясь найти нераспечатанные упаковки с шприцами, которые точно покупал. Вот они, чистенькие и нетронутые, шуршащие, и всё равно стрёмные. Иголки и прочие остро-тонкие штуки вызывают ужас на грани обморока, и от этого даже не стыдно.
Бессознательное тело гостя лучше приподнять и немного навалить на себя, чтобы было удобнее в рот вставить край шприца. Мягко вдавливая поршень, Бэкхён следит, чтобы жидкость вливалась очень медленно. Не этому его учили в университете, но, в конечном счёте, кому нужен маркетинг, когда в лесу настоящей жизни больше, чем во всём искусственно гудящем городе?
Правильно, никому.
Может, Бэкхён даже небольшой садик разведёт потом.
Кто знает.
Вот сейчас разберётся со всем и ляжет досыпать. Раньше завтрашнего дня рыжий всё равно не придёт в себя, хорошо, если это вообще в ближайшее время произойдёт - к качеству зелья слишком много вопросов. Бэкхён укладывает тело и ложится рядом, накрывая двоих
укра одолженным у Кихёна пледом. Так часто засыпал с другими людьми и привык к ощущению тепла рядом, что и с этим худым мальчиком почти мгновенно отключается.
Конечно, это не Чанёль.
С ним засыпалось бы знакомо.
Но Чанёля здесь нет.
(ещё бы, с такой-то защитой от демонов вокруг)
---
Хёну уложил гостя, напоенного зельем и заботливо вымытого, почти под самым камином, под голову подушечку сунул и ещё Чангюна подсуетил рядом, чтобы совсем согреть. Комфорт, которому пловец Бэкхёна позавидовал бы, если бы узнал, да и вообще не угнаться за теплотой обжитого ведьминского дома. Кихёнов тонизирующий раствор получился не водянистым, а чуть зеленоватым; впрочем, откуда знать, может, Бэкхён случайно улучшил рецептуру вместо того, чтобы идти проторенной дорогой. Узнать об этом можно будет только после пробуждения.
Если оно случится, конечно.
Сыльги была безжалостно разбужена и отправлена прямиком к Бэкхёну, для верности Кихён подсыпал кое-что в её без того пахучий травяной чай, но ради её же блага. А то сорвётся к реке, и всё. Джухён потом уничтожит, даже ноги отрастит, только бы ими вмазать с прыжка, лучше быть уверенным, что молодая ведьма пойдёт прямо куда нужно. Пока же есть время обдумать происходящее.
Кихён знает о лесе достаточно, чтобы понимать, что ничего в нём не случается просто так. Исчезновение Хёён несомненно связано с призраками, осталось только понять, как именно. Сам факт того, что она исчезла, а могила развалилась, как мокрый сахар, ненормален, хотя когда речь о некромантах, понятия «нормы» очень размыты. Хёну продолжает утверждать, что она именно умерла, но Кихён ни за что не поверит, пока сам не убедится.
Не может такого быть.
Просто не может.
Даже если рассмотреть эту бредовую теорию, есть нестыковочка: некромант не может умереть, не передав свой дар. Впрочем, как и любой другой колдун или ведьма. Это знает каждый, кто хоть немного касался магии: она не исчезает бесследно. Что-то пока никто не шептался о новом повелителе нежити в округе, а такое всегда привлекает внимание.
То, что нарушило течение реки, и Хёён свалило.
Нужно ждать других знамений. Вернуть этих двух недоутопленников к жизни, расспросить, собрать больше информации, прежде чем бросаться в водоворот сомнений и страхов. Кихён смотрит на задумчивого (по-настоящему) Хёну, сидящего в кресле, и начинает нервничать ещё больше.
- Нужно встретиться с Ифанем, - вдруг выдаёт тот, поднимая взгляд. – Мне всё это не нравится.
- Может, не сегодня?
Кихён устал, хотя время ещё еле к девяти утра ползёт, долго ждал возвращения своего гробовщика, хотя, конечно, не таким его представлял. В холодильнике морозится бутылка вина на вечер, там же заготовлена еда, в спальне подушки специально взбиты до волшебной пушистости, чтобы лежалось лучше. И тут Хёну говорит, что обратно на кладбище пора.
Что за динамо.
- Займусь, когда пойду в ночь, - от этого ответа Кихён едва слышно выдыхает. – Я же разделяю личное и работу.
Благая мысль, прочно отпечатавшаяся в его голове – результат долгих Кихёновых истерик и угроз, но тут выбирать не приходится, что полезно – тем и пользуется. Чангюн насмешливо фыркает, почти пытаясь скрыть это в зевок, значительно потеплевшее тело рядом с ним всё так же неподвижно.
- Тогда… пойдём в спальню?..
Кихён смущается, потирает шею, хотя сколько ему лет, а.
Хёну улыбается, но улыбка эта с почти незаметным оттенком тревожности.
