Monster effect: Death Parade

От Чанёля несёт так, что Бэкхён запрещает подходить к кровати ведьмы, чтобы её не стошнило во сне, заодно и к себе не подпускает - вонь до слёз в глазах пробирает. Кроме рыбности примешался запашок чего-то давно сгнившего, то ли травы, то ли сырой земли; когда раздражённый демон, срывая мокрую одежду, рассказывает, где был, вопросы отпадают. Болото, понятно. Бэкхён пытается не думать, насколько не по-дружески было уйти, не дождавшись Кихёна с Джухён – и за это ещё явно отомстится. В душ Чанёль идёт уверенно, в духе «попробуй остановить», и совершенно голый. Пока в чужом доме одни, это ничего. Бэкхён старается, чтобы из него не вырвалось ни писка. Не сказать, чтобы Сыльги становилось легче. Всё так же лежит, неподвижная и прохладная, с какой-то неправильно твёрдой на ощупь кожей. Дыхание слабое, и кажется, будто вот-вот застынет. Только под плотно сомкнутыми синевато-серыми веками нервно бегают глаза, видят то, что здесь недоступно. А за окном снова затянуло дождём, беззвучно и влажно. Такой же тихий, серый, совершенно обычный, смазывает всё в ровную долгую линию. Нет ничего незнакомого в том, как темнеют под ветром постаревшие листья; мир постепенно полнится сырым и землянистым дыханием Самайна. Но больше он не причинит вреда. Бэкхён надеется, что Кихён с Джухён в порядке. Упали в колодец душ, бродят по закоулкам болота, больше походящего на потусторонние земли – никому такого не пожелаешь, а они пошли сознательно. Чанёль сказал, что Двоедушник их вытащит до того, как станет поздно – но не объяснил, почему, увернулся с «это не наше дело». Интересно, как русалка справляется? Может, плавает по рекам памяти, ища за что зацепиться? Бэкхён успел прибраться в доме, пока был один. Погуглил, чем можно вытравить рыбный запах (прокипятил гвоздику и порезанный лимон, промыл варевом мокрые места), расставил сбитые хвостом вещи. Три книги по практическому спиритуализму, дряхлые и отваливающиеся от корешков, были сметены с прикроватного столика, пучок подвявшей полыни незаметно валялся в углу. Сиротливо белевшая чашка с кофейным осадком, треснувшая во время падения, закатилась под шкаф. Электронные часы, уже давно опаздывавшие, окончательно почили. Странный, конечно, у Кихёна набор от злых сил. Хвост у Джухён оказался слишком длинным для этого дома. Чанёль спустя минут двадцать выходит из душа, ало-красный, с выступающими сквозь мокрые волосы рожками, весь в облаке пара – сущий дьявол, только намного привлекательней. Опять мылся в кипятке, как только кожа его оболочки не лопается. На бёдрах небрежно повязано полотенце, в любой момент готовое упасть, и Бэкхён тысячепроцентно уверен, что в этом есть какой-то план. Чанёль неторопливо подходит ближе и одним плавным движением полотенце стягивает. Естественно. Как хорошо, что Сыльги без сознания. (хотя нельзя так говорить) - Как насчёт поблагодарить за благотворительность? – голос демона знакомо низкий и бархатный. – Я помог даже не тебе, а твоим друзьям, влез в какое-то реально пугающее дерьмо и еле отмылся от вони. Без награды сделка не равноценная. - Разве мы о чём-то договаривались? - Твои щенячьи глазки в этом убедили. Чанёль уже нависает сверху, заставляя вжаться спиной в край кровати, ухмылка широкая и самоуверенная, как и всегда, когда знает, что получит своё. Бэкхён невольно сглатывает, отводит взгляд. Это первый признак поражения – оба понимают ясно. - Я хочу укусить тебя. Шептать такое – вне закона, у Бэкхёна вдоль шеи иглами колется электричество. С «того разговора» Чанёль к нему не притрагивался, сдерживал жажду; следы от клыков почти сошли, и, если честно, Бэкхён по ним немного соскучился. По самому ощущению странной, болезненно-горькой близости, возникающей в момент укуса. Выпивать до самого конца – плохо, но если по чуть-чуть… Бэкхён протягивает руки и обхватывают чужую шею. - Если только любя. Губы у Чанёля обжигающие, оставляющие ожоги на жаждущей коже; он ведёт ими медленно от уха и вниз, к нервно бьющейся вене, которую Бэкхён так доверчиво открыл. Вначале будет лёгкий укус – не настоящий, будто пробный. Потом чуть шершавым языком Чанёль вылижет место, в которое захочет вгрызться, оно будет точно другое. Бэкхён будет пытаться не дёргаться. А потом острые клыки резко войдут в кожу, и тогда не получится не стонать. Бэкхён схватит жёсткие алые волосы и притянет ближе. Будет дрожать и задыхаться от возбуждения. В почерневших глазах Чанёля можно видеть это будущее. Но он сегодня необычно осторожный, даже нежный. Всё делает ужасно медленно, дразнит прикосновениями, и хочется поторопить. Кусает почти не больно, передаёт какой-то странный трепет по телу. Чанёль изменился. Боится навредить. Но клыки всё равно глубоко впиваются, пусть и не так резко, и это значит, что он себя, очень голодного, всё ещё сдерживает. Они не сразу слышат посторонние звуки, бормотание со стороны бессознательной ведьмы – и это вполне понятно, потому что ждать от неё в таком состоянии нечего. Однако изо рта Чанёля вдруг начинает дымиться чёрная струйка воздуха; дёрнувшись от неожиданности, он прерывает укус. Бэкхён вскрикивает, потому что клыки больно разрывают края ранок, кровь стекает по ключице. Как в самом диком фильме ужаса, Сыльги, всё ещё лежа, почти воет заклинание изгнания, и оно работает, чёрт возьми. Чанёль собственным духом начинает давиться. Бэкхён не придумывает ничего лучше, кроме как подскочить и закрыть ведьме рот ладонью. Экзорцизму Сыльги не обучали. Возможно, когда-то она и брала дневник семьи Бён, когда нечем заняться было, но выучить такие сложные заклинания за несколько раз... Пытаться вновь сделать вечер томным смысла нет, у Чанёля от стресса всё упало совсем не фигурально - впрочем, у Бэкхёна, пытающего остановить кровь, тоже. Потом, когда Сыльги придёт в себя, нужно будет поговорить с ней прояснить ситуацию. Следующие полчаса проходят в неловком молчании: хмурый Чанёль обрабатывает порванные ранки и лепит пластыри, Бэкхён, ёрзая, отчаянно пытается не реагировать на прикосновения. Сыльги уже слабо дёргает руками и ногами, как бывает с собаками во сне. Возможно, Кихёну всё же удалось что-то сделать с её душой. Кстати о собаках – Чангюн слишком долго пропадает в лесу, пора бы вернуться. В полнолуние с таким не шутят, он знает это прекрасно. Давно уже должен был быть дома. С каждым угасшим днём осеннее равноденствие всё ближе, и не только в воздухе чувствуются эти изменения. Мёртвые, которых ничто уже не сдерживает, протяжней скребутся в окна, стучат разбитыми головами и оставляют неприятные разводы. Шум настолько привычный, что Бэкхён даже внимания не обращает – более того, некоторые трупы уже узнаёт на слух. До двери не дойдут, на ней и вокруг порога – специальные заговоры и символы. Пободаются, и перестанут, ночь всё равно кончается, даже самая тёмная. А вот стёкла утром лучше помыть. Сквозь занавески уже видно взошедшую луну, и Бэкхён думает, что давно её такой не видел. Будто едва присыпанная песком, она разливает вокруг желтовато-белый, сухой и неприятный свет, и облака кажутся шершавым, рассыпаются поверх тёмно-синего с серым неба. Луна, которую стоит запомнить, чтобы потом по ней предсказывать – потому что всё повторяется. Чанёлю до этого всего дела нет. Он всё же оделся (окончательно показав, что шалить не намерен), вытащил из комода Хёну тёплый спортивный костюм. Рискованное решение, но гробовщик вернётся только к вечеру следующего дня, и ему явно будет не до выяснения отношений. Без Хёён работы, как и беспокойных трупов, только прибавилось. Демон демонстративно садится в кресло возле камина (не в то, что Кихёна, оно священно) и суёт ноги прямо в пламя, резко вспыхнувшее. И вот так и сидит. Молчит. Пялится в кирпичную кладку. Бэкхён решает, что если что-то с Сыльги случится, он всё равно узнает по крику, падению или ещё чему-то такому, новому заклинанию, в конце-концов. Нужно Чанёля утешить, демоны чувствительные, оказывается. Бэкхён не грациозно валится на чужое тело, устраивается между разведённых ног и довольно откидывает голову. Она идеально попадает на плечо Чанёля, будто друг под друга были выточены. Чёрные руки тут же смыкаются над чужим животом, длинные пальцы складываются в замок. Когти уже не проступают, Чанёль научился их прятать, чтобы не царапаться. Мелочь, но очень приятно. - Они же вернутся? – Бэкхён смотрит на ярко потрескивающий огонь; пока ещё слабо, но клонит в сон. Утро выдалось никакое, возился с заказами на зелья, несколько испортил и переделывал, и всё равно они не получились. И с Сыльги ещё столько волнений. - Чужая душа – страшное место, - голос Чанёля ещё немного хрипит. – Я бы ни за что в неё не входил, пусть бы взамен десять других пообещали. Можно застрять в воспоминании, не успеть вернуться или зайти слишком глубоко. - И даже в мою бы не пошёл? Забавный вопрос перестаёт им быть, когда вместо ответного смешка слышно ничего. - Чанёль?.. Повернув голову, Бэкхён на секунду задыхается от вида. На растрёпанной чёлке Чанёля разливается грозное алое море, остальные волосы, не подсвеченные огнём, кажутся очень тёмными. Резкие тени делят лицо на угловатые линии, но как же они выделяют нос и линию челюсти, высокие скулы. Чёрные, всё же человеческие глаза бездонны, свет в них не отражается. Чанёль, наконец, отрывается от камина и смотрит пугающе пристально. - В твою душу я никогда не войду, - чётко, негромко выговаривая каждое слово, он наклоняется и целует Бэкхёна в лоб, долго прижимаясь губами. – И никому не отдам её, когда придёт время. Не отдаст? - Она будет моей до смерти и после неё, никто к ней не прикоснётся. Бэкхён не уверен, что это по правилам. Когда становится совсем темно, так, что можно различить заячьи уши на проглядывающей сквозь шторы луне, Бэкхён засыпает, разнежившись в объятьях. Вместо важных мыслей в голове треск огня, монотонный стук снаружи и окутывающий, едва уловимый запах пороха. Скоро, конечно, вся эта сказка прерывается. Прямо с уставше-нервным вскриком Кихёна, резко хлопнувшим дверью. - У вас три секунды, чтобы свалить. Бэкхён подпрыгивает от неожиданности, пульс сразу убегает за сто, дверь ещё так громко бьётся о стену, с очень громким эхом. Ну и то, что ведьмак кричит, настолько впиталось предчувствием опасности, что тело реагирует раньше головы. Секунду спустя Бэкхён видит лишь стены собственной комнаты, и кровать такая холодная и странная, что по коже мурашки. У перенёсшего их Чанёля глаза вот-вот выпадут. - Он сделал русалку обратно человеком? Что за ерунда такая. Это же невозможно. Нельзя сделать живым то, что умерло, Хёён всегда говорила, что это самое важное правило некромантии и магии в целом. Бэкхён так и хочет нервно рассмеяться и сказать, что показалось, но слова все будто застревают в горле. Кихён звучал очень зло, если прогнал - то это уже чуть серьёзней его обычных угроз, что-то могло случиться. Бэкхён Джухён не видел. Но вдруг понимает, что рыбой не пахло.