Monster effect: Death Parade

Джисон давно уже не выбирался из дома (всё ещё непривычно так говорить), не боясь быть сожранным или просто потерянным, но время пришло. Самое главное теперь – не поддаваться инстинкту и не заснуть по пути (беличья спячка и всякое такое), но разве не для этого рядом Чанбин плетётся? Собеседник из него так себе, но хотя бы проследит за состоянием. Если не свалится от переохлаждения раньше. В любом случае, Джисон происходящим доволен. Возможно, не в последнюю очередь из-за того, с кем идёт. А вот куда идёт – непонятно, но и не важно. Вся магия леса будто в землю ушла, едва различимое тепло сохранила в трещащих под ветром деревьях; в воздухе уже пахнет зимой, ничего необычного не чувствуется, кроме того, что из носа течёт слишком уж часто. Даже ни одного мертвеца не встречается, хотя Джисон может поклясться, что всего пару недель назад земли из-за них не было видно – об этом распинается другу долго и обстоятельно, вспоминая детали. Снега по-прежнему нет, но очень-очень хочется, чтобы поскорее всю эту черноту что-то белое и колкое укрыло. Да, Джисон нервничает. А чего Чанбин постоянно молчит? Насупленный ещё такой, грозный – кажется, если посмотрит, так и помереть можно, даже с шуток не смеётся (а они смешные). Сам же согласился прогуляться, вроде бы даже улыбался. А сейчас всё вообще не так, как Джисон себе представлял, даже близко не похоже на романтическое свидание, и становится только хуже и хуже. Платоническое, в смысле. Не свидание. Для здоровья полезно, свежий воздух и всякое такое. Просто два друга в лесу, где за ними никто не следит. Никто даже не думает о том, чтобы за руку взять. Ладно, чёрт возьми, Джисон об этом думает – причём ещё с той самой секунды, как спустился со ступенек поместья. Он даже рискнул украсть у Минхо крем для рук, пахучий и ревностно оберегаемый, опасность смертельная, а тут такое. Пальцы просто на холоде болтаются, уже красные и почти потерявшие чувствительность, толку-то, что были мягкими. Чанбин свои руки в карманы засунул, спрятался весь, ни за что не ухватить. И что вот делать с ним. - В последнее время мы мало общались, да? – Джисон так резко меняет темы, что сам за ними не успевает, но что угодно нужно болтать, лишь бы не было тихо. - Ты постоянно с Чаном. Иногда Чанбин говорит так, будто лает, отрывисто, хрипловато. - О, точно, мы почти всё время украшали дом к самайну, - смех Джисона искренний, потому что правда было классно, особенно когда (пусть и не сразу) получились печенья-летучие мыши с глазурью, и Дже сбежал с кухни в слезах. От счастья, естественно, но он этого так и не признал. – Почему ты не присоединился? Даже Сынмин извалялся в муке. Глупый вопрос, конечно. Чанбин всегда в стороне стаи. Даже в чуть сутулящейся походке это чувствуется, угадывается в слишком большой куртке, раздувающейся по бокам. Не по погоде легко одет, взъерошенный, а ещё уставший, но ни слова об этом не сказавший; Чанбин смотрит на мир красными, опухшими после превращения глазами, и это, наверное, очень сильно влияет. Не слишком получается дурачиться, как Хёнджин со своими отваливающимися руками, или как Феликс, пытающийся собственный хвост укусить, когда ты – злой дух, приносящий несчастье и горе. - Нас было слишком много, не хотел мешать. Промёрзшие листья сухо хрустят под ногами, а обнажённые ветви деревьев, если присмотреться, качаются очень медленно. Джисон ни за что не поверит, что Чанбин кому-нибудь может причинить вред. Хотя не только он, вся стая тоже. Чанбин единственный, кто почему-то очень решительно настроен быть самым плохим и опасным. - Мне бы ты не помешал, - отлично, разговор снова вернулся в нужное русло. – Говоря об этом, может, посмотрим сегодня фильм? Вместе? Я спросил у Ёнхёна разрешение, с Чаном всё гладко. Под пледом смотреть мудрёный артхаус, который Джисон выбирал две недели. (потому что кое-кому нравятся) - Хочешь просидеть всю ночь со мной? – Чанбин даже останавливается, выглядит таким удивлённым и растерянным, что у Джисона сердце внутри кричит раненой чайкой. - Очень, если честно. Неловкость зашкаливает, и, может, поэтому Чанбин так резко срывается вперёд, проносится вихрем пурпурно окрашенных волос и мешковатой куртки, но всё равно на щеках, не скрытых шарфом, виден румянец. Настолько уже потерялись в лесу, что когда всё же выходят (выбегают, точнее, потому что Джисону приходится буквально преследовать) на крутой, будто и незнакомый берег мёртвой реки, это кажется чем-то естественным. Тёмная вода едва тронута прозрачным льдом, блёклый пар поднимается над спокойной, совершенно гладкой поверхностью. Ни шума деревьев, ни единого шороха здесь, и птиц не слышно. Раз пришли – глупо возвращаться, поэтому оборотни осторожно спускаются по серому, пугающе выглядящему песку. И только у самой воды они замечают сидящую на раскладном стуле фигуру, высокую, немного сгорбившуюся и покашливающую. Беловолосый мужчина рыбачит, ожидающе глядя на поплавок. Кроваво-алые очки будто вспыхивают при движении, хотя вокруг всё серое. - Простите? Извините, можно к вам? Джисон, чёрт возьми, дружелюбный, и не может это побороть. А ещё немного бесстрашный, но это не от большого ума. Чан может сколько угодно за это ругать, но быть приятным собеседником и уметь ко всем найти подход – здорово. Именно поэтому нет страха перед резко, до хруста в костях развернувшимся мужчиной, хотя, конечно, взгляд льдисто-голубых глаз не слишком приятный. А Чанбин совсем не осознаёт, как обгоняет Джисона и толкает к себе за спину, пытаясь защитить. Алкогольного вида блондин всё равно выше их двоих, вместе взятых. - Оборотни, - напряжение во взгляде слабеет, и мужчина шумно втягивает воздух. Нос покрасневший, как и глаза, заложен, и это совсем не удивительно, ведь вместо хорошей куртки на нём болтается какой-то плащ. Плащ в ноябре, на минутку. – Может, и будет от вас польза. Я ловлю здесь русалок. Извините? - А так можно? – Джисон заинтригован, но не слишком верит. Странная, непонятно из какого века вытащенная удочка не кажется способной вытянуть целую русалку. - Вот и узнаем, я надеюсь. Чанбин по-прежнему смотрит настороженно и немного даже агрессивно. Его чутьё не провести. - Зачем вам русалка? – спрашивает, напрягаясь сильнее, когда Джисон бесстрашно сокращает дистанцию. И как его после этого защищать, если первым лезет. То, что этот человек, выглядящий как опухший бродяга, опасен – вне сомнений. Одни белые волосы чего стоят. - Я же не спрашиваю, зачем тебе в кармане мешок с орехами, так? - незнакомец излишне драматично закатывает глаза. – Для великого делания нужна, нечего задавать странные вопросы. Лицо у Чанбина такое, будто наотмашь ударили. Он носит с собой орехи? - «Великое делание»? Вы алхимик? – делая вид, что пропустил всё мимо ушей (но это сложно), Джисон подходит к мужчине ещё ближе. А тот, отложив удочку в сторону, зачем-то беззвучно соединяет ладони. Прямо из воздуха появляется ещё один раскладной рыбацкий стул, как по волшебству. И ещё один, видимо, для Чанбина. - Верно. Приятно знать, что молодёжь нынче образованная. - Но как тогда вы можете проводить трансмутации без кругов? Полузадушенный вдох восторга мужчину, кажется, озадачивает. - Я познал Истину. Говорят, единственный способ, позволяющий алхимику совершать трансформации без круга – человеческая трансмутация, запретное преобразование. Только так можно по-настоящему познать Истину, но за эти знания нужно платить собой. А в результате всё равно появляется нечто, мало похожее на человека, изуродованная, бездушная копия. Воссоздать тело ничего не стоит, но душу ни за что не вернуть. Воскрешение никому из живых не доступно. Тех, кто увидел изнанку души и остался жив, не было. Ну, до этого дня. Джисон интересовался алхимией. Всегда. Когда, пересмотрев мультфильмов, пытался сделать из комков грязи человечков, когда верил, что силой мысли можно заставить камень стать сахаром. Круги, нарисованные на полу майонезом, оборванные в горшках цветки, брошенные внутрь вместе с цветными камешками и шоколадным драже - всё это Джисон проходил так много раз, что ощущение маминой ладони на затылке в любую секунду всплыть может. Только ничего не получалось. Ни на секунду месиво не шевельнулось, не изменило формы. Ладно, это и правда не всем дано, но Джисон искренне верил, что когда-нибудь всё изменится. И для него, и для алхимии в целом. - Как вы выжили. Не вопрос – утверждение, и Джисон, убирая лезущие оранжевые пряди за уши, почти впечатывается в удивлённо глядящего блондина. Встретить настоящего алхимика, да ещё и перешедшего черту, но после этого не рассыпавшегося - больше, чем просто удача. Сердце, кажется, из груди вот-вот выскочит от счастья. - Разделил душу и спрятал в разных предметах. А забрать то, чего нет, невозможно. - Вы обманули Истину. - Не её. Чанбин ничего не понимает, вообще, но при этом ведёт себя тихо. Наверняка заметил безумный блеск в глазах друга и нездоровое обожание в голосе, поэтому не перебивает, не пытается увести, но всё равно бдителен и готов к любому дерьму. Иногда только переводит взгляд на вяло покачивающийся поплавок, красненький такой, какой-то нелепо выглядящий среди тёмно-серой воды самодельной проруби. - Хёнвон, кстати говоря, - представляясь, блондин ненадолго снимает очки и трёт глаза так сильно, что появляются слёзы. – Пусть я и успел разделить себя, но всё равно за трансмутацию Тэёна плачу, не важно, что она неудачная. Истина эта мне даром не нужна, от неё одни проблемы: часть души теперь не хочет из предмета возвращаться, скоро ослепну. Слеза русалки может ослабить или даже остановить гниение. Замолчав, Хёнвон теперь тоже смотрит на неподвижный поплавок. А потом случается кое-что. Со стеклянным треском вдруг разламывается тонкий лёд - рядом с берегом появляется русалка. Вокруг неё тут же образовывается прорубь, и вода от движений быстрыми толчками выливается за неплотную корку. Длинные волосы расплываются кровавыми сгустками, страшно облепляют худое белое тело; угольно-тёмная корона венчает голову, влажно мерцая драгоценными камнями причудливой формы. Золотисто-багровая чешуя пронзительно яркая среди этой серой зимы, такая резко-грубая, как цветные стёкла очков Хёнвона. Русалка, сложив тонкие руки надо льдом, переводит тяжёлый взгляд с алхимика на оборотней, особенно долго осматривает Джисона. Который в ответ не слишком вежливо пялится, и не потому, что впервые увидел обнажённую девушку (не живую и не мёртвую, посреди ледяной воды, в ноябре). Вообще не поэтому, нет. Она выглядит смутно знакомой, а в голове ни одной связной мысли или воспоминания, только рассказы Бэкхёна. Не то, чтобы оборотень что-то помнит после того, как упал в реку, но такие глаза забыть трудно. Пронизывающие, будто холодное февральское солнце на закате. - Долго ещё собираетесь мне портить день? – нежить убирает налипшие на лицо волосы, выглядит так, будто прямо сейчас каждому шею свернёт, да ещё и с большим удовольствием. Джисон замечает это в тонких, раздражённо поджатых губах. - Наконец-то. Так и знал, что не показалось. – Алхимик, коротко хмыкнув, откладывает в сторону удочку и встаёт. – У меня деловое предложение к новой королеве: слеза в обмен на желание. Но, естественное, на то, которое смогу выполнить. Как смотришь на такое, Сынван? - То, что мне нужно, ты вернуть не сможешь. Что-то в дрогнувшем голосе русалки заставляет Джисона поёжиться. - Ну, я могу утопить ту девушку снова, и уже навсегда. – Хёнвон покачивает головой, размышляя, и то, что говорит об убийстве, ни на секунду не меняет выражения лица. – Это вообще не трудно. И забавно, если на то пошло. Иногда Сынмин, когда очень злится, шипит. Минхо может выгибаться от ярости или когда увидит огурец, но то, что Джисон слышит сейчас от русалки, чьё лицо будто потемнело, нельзя описать. Слишком много всего переплелось, от чего по-настоящему страшно, и отчаяние, и ненависть, и злость, и страх. И сожаление тоже – такое, которое каждый когда-то испытывал. - Поплачь для меня, будь умницей. Тогда я её оставлю жить. Разве это не угроза. Тишина, опустившаяся на реку, совершенно не похожа на нормальную, но это и понятно. Даже высохший серый камыш и осока вдоль серого берега замерли в ожидании ответа. Но то, что происходит секундой позже, кажется ещё более странными: русалка вдруг смеётся, пусть и немного напряжённо, и искажённое эхо будто скользит по замёрзшей реке. - Жаль, что не увижу, как ты бросишь вызов некроманту – вот что правда будет забавно. Ты не заслуживаешь помощи, алхимик, и глаза будут гнить, как и предопределено. Королева уходит под воду, и только широкий хвост прощально мелькает на поверхности. Джисон видит, как ухмылка медленно стекает с чужого лица. - Не везёт мне в последние дни, да? Ну, наверное, можно и так сказать. Угрожать тому единственному, кто может помочь, изначально сомнительная идея.