Monster effect: Death Parade

Когда первый снег незаметно покрывает голову, Бэкхён глубоко-глубоко вдыхает: осень исчезла. Это не пустота внутри, которая бывает, когда чего-то важного лишаешься, а приглушённость, тихое ожидание следующего раза; листья снова будут багровыми, а яблоки – спелыми, будет тепло и сухо, влажно и ветрено, но до всего этого просто должно пройти время. Мечущиеся неровные хлопья тают, не доставая до земли, и будущие холода тянутся за ними острой белой свежестью. Лес стал совсем бесшумным. Бэкхён бредёт по нему, оголённому и открытому, уже который день, но не может найти дороги, ходит по кругу, возвращаясь обратно к дому, упрямо пытается добраться до медиума. Но все дороги против него, какую не выбери, помочь – некому, а магия, золотом звеневшая здесь в каждом листке, мерцавшая в сотнях глаз и вырывавшаяся горячим дыханием, уже ушла в землю. Спряталась, пережидая, чтобы затем вырваться вместе с талой водой, не имеет больше силы. Будто сам лес не пускает, но такого не может быть, потому что в его интересах, чтобы Бэкхён Вонпиля нашёл. Бэкхён не планирует отступать, даже если придётся блуждать ещё пару часов. Конечно, немного страшно – а кому не было бы, ведь больше здесь не безопасно. Бессмертный убийца тобой без раздумий пожертвует, если наткнётся, ничего ему не сделаешь. И всё же в лесу ты не один, не в этом точно. Бэкхён не видит, но чувствует, как всюду пульсирует тёмное эхо заклинаний Сыльги, отталкиваясь от помеченных деревьев; как бродят где-то шумные оборотни, запоминая тропы; как сосредоточенно раскалывают корку сероватого льда русалки, выбираясь на поверхность. Хёну сторожит мертвецов, прибираясь на кладбище, а любой пролетающий ворон может оказаться Сехуном – точно так же, как любая алая вспышка за стволами деревьев – Чанёлем, заключающим договор на новую душу. Поэтому Бэкхён дышит спокойно. Или не совсем, потому что перед глазами снова та же раздвоенная, укрытая едва заметным беловатым покровом дорога. Всё же кто-то не позволяет пройти дальше, Бэкхён это просто так оставить не может. В голове услужливо всплывает ритуал, способный развеять наговор (и не важно, чей, ну, конечно, если только не некромантический). Нудная латынь заклинания размывается в гудящее эхо, символы приходится ковырять палкой в твёрдой, насквозь промёрзшей земле. Вот сейчас Бэкхён точно должен пройти. Хоть куда-нибудь. Поправив сползшую на лоб шапку, он уверенно выбирает левую дорожку, доверяет чутью. И правда выходит на новую дорогу. Тишина здесь не просто тихая – неестественная. Только звук шагов отражается, ни скрипа деревьев на лёгком ветру, ни шороха птиц. Наверное, это и есть та часть леса, в которой призраки обитают, просто без жёлтых листьев её теперь не узнать. Пройти нужно как можно быстрее, через неё - кратчайшая дорога к городу, а без медиума всё равно делать нечего. Бэкхён, ускоряя шаг, смотрит только вперёд; слабо различимые тени, вспыхивающие сероватыми сгустками, всё равно ему не подвластны. Нельзя останавливаться, когда идёшь через их земли, нельзя попадаться и позволять себя коснуться. От призраков у него есть состряпанный Кихёном амулет, но даже он не всесилен. В какой-то момент Бэкхён уже почти бежит, упорно стараясь не смотреть по сторонам. Но есть кое-что, что не заметить невозможно даже так: деревья здесь мёртвые. Почерневшие совсем не от времени года, земля под ними такая же, будто выгоревшая, и, наверное, именно об этом говорил Самайн, упрекая в том, что лес «осквернён». Теперь Бэкхён понимает. Собственное дыхание кажется ужасно громким, как и густое биение крови в ушах. Впереди чернота уже размывается чем-то светло-серым – это выход из призрачных угодий. Бэкхён чуть-чуть удивляется, когда, запнувшись, падает лицом в самую землю. Не то, чтобы этого не ожидал. Даже на ощупь поверхность какая-то неправильная, пахнет тоже странно. И да – не видеть призраков не означает не чувствовать их. Бэкхён ругается и поднимается на локтях, ушибленная щека горит, на холоде чувствуется особенно сильно. Или это кто-то к коже прикасается. Голову за несколько секунд сдавливает тисками, словно упасть здесь – значит попасть к призракам в ловушку, всё перед глазами плывёт и темнеет. Рука неосознанно лезет в карман куртки, чтобы нащупать и крепче сжать ведьмовской амулет. Дело точно не в падении. Легче. Теплее и легче становится, даже воздух будто прозрачнее. Призраки отступили. - Не ушиблись? Бэкхён резко вскидывает голову, и первое, что видит – протянутую руку, оплетённую побелевшими от времени шрамами. Потом уже – её владельца, которого никогда не встречал. Он выглядит встревоженным, склонился, пытаясь помочь, в глазах искреннее волнение, уж это Бэкхён определить может. Он протягивает выпачканную в земле ладонь, и молодой парень, схвативший неожиданно сильно для своего худощавого телосложения, рывком поднимает на ноги. - Ничего не болит? Короткие тёмно-бордовые волосы, на фоне деревьев кажущиеся какими-то кровавыми, но лицо юное, какое-то доверчиво открытое. Одежда как с чужого плеча, и в одной только куртке можно утонуть, хотя роста они одинакового, может, парень чуть выше. Несмелая, робкая улыбка. Бэкхён не чувствует вообще ничего, ни опасности, ни тревоги, и, если честно, самое беспокоящее здесь – само место. Из которого лучше бы побыстрее убраться. - Нет, всё нормально. Я часто так… падаю, - стряхнув с лица высохшие листья, Бэкхён оглядывается. Ни одного призрака вокруг, вот это Кихён постарался. - А вы здесь заблудились? Возможно, это обыкновенный местный, не наделённый способностями, призванный для каких-то нужд леса - поэтому Бэкхён ничего не ощущает. Иногда случается. Никогда не поймёшь, что ему нужно, в такие опасные времена тем более. Прошлой зимой лесу зачем-то понадобились егеря, и кричали они ещё долго, убегая, когда Хёну их принял за свежезакопанную нежить. - Честно говоря, ищу кое-кого. – Незнакомец неловко улыбается, смотрит вниз. – Я слышал, что этот человек со мной хочет встретиться, вот и решил найти его первым. Но эти места мне незнакомы, так что постоянно теряюсь и хожу кругами. - И кого же? Я знаю всех в этом лесу, возможно, смо… - Бён Бэкхёна. Ладно, это всё меньше похоже на совпадение. - Ну. – Бэкхён, прочистив горло, осматривает незнакомца внимательней. Медиум был предупреждён о встрече, а больше Бэкхёна некому искать. – Тогда вы его нашли. Вы, наверное, Вонпиль? Взгляд парня быстро отрывается от земли, глаза удивлённо раскрываются. - Да. Бэкхён почему-то представлял медиума более высоким, что ли, и каким-то… немного другим, но это мелочи. Кихён не то, чтобы бы расплывался в подробностях чужой внешности (он вообще не слишком к этому внимателен), а кому-то притворяться другим нет смысла, верно? События идеально сложились, и настроение Бэкхёна как-то даже приподнимается. В конце концов, будь что-то не то, он бы почувствовал. Или лес бы намекнул. - Хорошо, что встретились сейчас, да? – Бэкхён снова оглядывает деревья, но, конечно, не увидит мёртвую ведьму, даже если пялиться будет весь день. – И идти никуда не придётся, закончим сразу. Она здесь? Хёён? Кихён не рассказывал?.. Вонпиль непонимающе хмурит брови, но затем, будто что-то сообразив, кивает. - Некроманта здесь нет. Из-за меня ни живой, ни мёртвый не покажется. - Разве спиритизм не должен в обратную сторону работать? Мягкий смешок медиума заставляет Бэкхёна вспыхнуть - слабо, но достаточно, чтобы почувствовать растекшееся у щёк тепло. Экзорцист духовызывальщику не товарищ, но это не отменят наличие каких-то совсем базовых знаний. Ну и да, Кихён очень кратко объяснил, в чём суть – воспоминания о ритуале всё ещё даются ему тяжело. Бэкхён понял, что нужно чертить всякие круги и зажигать свечи, держась за руки. А потом призраки оп – и слетелись на зов. Как птицы на хлеб. - Остатки душ – капризные, и не всегда получается их контролировать. Но постойте, разве не сам Вонпиль тут Смерть вызвал на ковёр. В кресло, если точнее. - Особенно кое-кого ну совсем бессовестного, да, Лукас? Бэкхён разворачивается, потому что думает, что негромкий, водянисто-размытый голос, который слышит, принадлежит кому-то ещё, кого он пока просто не видит. Губы Вонпиля не двигались, а чьи-то слова же наполнили недовольным вздохом воздух. Позади никого, лишь деревья да пустота. Никого живого, да и мертвяков не видно. Но кто-то же только говорил. - Кто сожрал мои булочки с хурмой? На твоих пальцах всё ещё след сахарной пудры. - Тен, клянусь, это кокаин. - Я бы поверил, засранец, если бы сам не видел... Медиум медленно закрывает глаза. Отчего-то виновато улыбается. Прикусывает бескровно-светлую губу. Коротко вздыхает. Позади него подрагивающим, едва заметным свечение разрастается будто бы новое дерево, вместо ветвей только – руки. Бэкхён думает, что он походит на божество, сердце почти перестаёт биться. Больше в голове никаких мыслей, даже страха нет, потому что бояться уже нечего. Ничерта это не Ким Вонпиль. - Почти получилось, да? Мне очень жаль. Кихён же говорил, что у Ким Вонпиля один глаз косит. Хотя это уже не важно.

---

Сколько бы Кихён не перечитывал свои книги, на коленях рассыпающиеся от дряхлости или новые, ещё немного пахнущие типографией, ответ остаётся прежним. Точнее, его отсутствие. Ничего стоящего найти не получается, и дело вовсе не во внимательности. Все очень хотят стать бессмертными, но о том, кто отказался бы от этого дара – проклятья – сведений нет. И это понятно, если честно, ведь вряд ли кто-то подумает «ну, пожил – и хватит мне», бросит всё ради неизбежных страданий и жизни, в которой любая простуда сможет убить. От всего этого хочется вопить и разбить что-нибудь, возможно, даже о себя самого, однако сил едва хватает, чтобы помыть чашку. Постоянное напряжение и ночи без сна своё дело знают, равно как и отсутствие аппетита. И поддержки. Дома только Кихён и Джухён, почти живут теперь в гостиной и не вылезают из-под сваленных в кучу книг; немногословность обоих незаметно погрузила дом в унылую, ровную тишину, протёкшую даже в самые далёкие уголки. Дрова в камине, не в силах справиться с отчаянием, совсем тихо потрескивают, отсвечивают желтоватыми бликами на холодном полу. Вместе с беззвучным снегом в лес пришли первые зимние холода. - Мы тратим время. - Джухён резко захлопывает очередной фолиант; облачко поднявшейся пыли оседает ей прямо на лицо. Длинные волосы выбились из слабого пучка, тени под глазами кажутся совсем серыми. – Ни в одной из этих дурацких легенд не сказано, как можно истинно бессмертному умереть. Вампира проткнуть не проблема, русалка не выживет без воды. Нет травы или священного дерева, которое можно было бы использовать в ритуале. Даже мёртвая вода не справится. Не существует истории о том, как Смерть не смогла собрать свою жатву, когда хотела. Мы ничего с этим не сделаем. Кихён открывает рот, чтобы возразить, но застывает на вдохе. Вся кровь и цвет будто сбегают с лица. Вихры волосы, издёрганные в сомнениях, торчат почти как рога, кажется, вот-вот что-то из спутавшихся прядей появится, глаза горящие и тревожные, ищущие что-то, блуждающие - а теперь совсем безумные. После слов Джухён всё в них наполняется тёмным, необъяснимым чувством. Молчание растягивается, и оно совсем странное. Кихён что-то понял. - Ты права. – Ведьмак смотрит не на озадаченную неожиданным согласием Джухён, а сквозь. – Нет никого могущественней, чем Смерть, и люди никогда не смогут с ней сравниться. Бессмертные – все её дети, всякая жизнь после срока только ей даётся. Я дурак. Такой дурак, что не подумал об этом сразу. - Кихён?.. - Смерть не хочет его убивать. Поэтому Тэён рождается заново, поэтому не существует ничего, способного прервать круг этих мучительных перерождений. Единственный живой, уподобившийся Чунмёну, просуществовавший, пусть и обречённо, столько веков рядом, сотворённый им, разделивший душу. Коса Смерти, никого не пощадившая с начала времён, вдруг именно на нём затупела? Запрещённая трансформация души не удалась потому, что было принесено недостаточно жертв? Суть проще их переплетённых догадок и страхов. Смерть всех обманула. Смерть не хочет терять своё дитя. - Я не думаю, что это… - наконец, Джухён тянет осторожно, но не договаривает – Кихён срывается с места и почти выбегает из гостиной, поскальзываясь на полу. – Куда ты собрался? Хёну не разрешал без него выходить!.. Шорох одежды и глухой стук заставляет ведьму подняться. Уже гораздо уверенней, но всё ещё держась за края попадающейся мебели, она идёт к входной двери, чтобы увидеть, как верховный ведьмак в спешке одевается. Хёну действительно им обоим запретил покидать дом без сопровождения, но сейчас Кихён вряд ли об этом думает. Если вообще думает хоть о чём-то. Джухён сомневается в его догадке, как и в том, что эту ситуацию со смертью изначально можно решить, но Кихён так подозрительно быстро сам себе поверил, что теперь не остановить. Джухён пойти следом не сможет, куда бы ни направился. От этого по коже нервный холодок. - Давай подождём кого-нибудь, - пытаясь ухватить хотя бы за одежду, Джухён протягивает руку, но не дотягивается, – подождём, потом будем спешить. Что ты вообще собираешься делать, даже если прав? Кихён, твоих сил не хватит даже… - Я иду на кладбище. Предупреди Бэкхёна. Такой целеустремлённости Джухён не слышала в его голосе давно - равно как и не видела твёрдости во взгляде. Возможно, поэтому она так неловко застывает, позволяет выскользнуть за дверь и обдать себя потоком уличного воздуха, от которого тут же сводит нежную кожу. Всё верно. Каким бы испуганным Ю Кихён не казался, сколько бы не сомневался в себе, он – верховный ведьмак ковена. Тот, кто свергнул настоящую огненную ведьму, не имея выдающихся способностей. Вовсе не беззащитный. И не одинокий – потому что в лесу для него всегда кто-то будет. И на кладбище его ждут, как бы странно это не звучало. Джухён осталось лишь последовать его приказу. Сразиться с оставленным мобильным телефоном и правильно сделать звонок.