Тень бездны

Месяц назад Мой дед жил в большом двухэтажном доме на окраине нашего городка. Это был старый дом, в нём выросло не одно поколение Джонсонов, там провёл свои детские годы мой отец. Но в последнее десятилетие этот дом переживал не лучшие времена: мой отец, его младший брат, и мой дед начисто разругались по неизвестной мне причине. Мой дядя, Сэм Джонсон, лет семь назад переехал в Нью-Йорк и с тех пор ни разу не приезжал навестить родню. И примерно столько же лет мой отец не разговаривал с дедом. Все эти годы Уильям Джонсон, старый Билл, как называли его все в городе, жил в своём фамильном особняке в одиночестве, изредка выбираясь лишь за продуктами. Он был вечно хмурым и нелюдимым — настоящий затворник. Впрочем, это у нас семейное: мой отец, Дэниэл Джонсон, тоже не отличается лёгким нравом. И как они с мамой только сошлись? Не иначе как правду говорят: противоположности притягиваются. И все эти годы мои упрямые родственники не общались друг с другом. Единственным человеком, навещавшим старого Билла, был я. Никого другого он даже на порог не пускал, а вот мне он всегда был рад своей особенной радостью. Нет, он не был улыбчивым и не имел привычки шутить, не обнимал меня, как это обычно делают любящие родственники. Мне кажется, он и вовсе не умел улыбаться: лицо его было словно высечено из гранита, губы всегда плотно сжаты в одну тонкую линию, а глубоко посаженные глаза пристально и сурово смотрели на этот мир. Но при виде меня его хмурый взгляд теплел, на лицо словно снисходило странное спокойствие, и уголки его губ даже будто бы немного приподнимались, обозначая слабое подобие улыбки. Я любил своего деда: он всегда встречал меня на пороге своего дома, словно заранее зная, что именно сегодня я собираюсь навестить его, а затем мы проходили в большую, но вместе с тем уютную гостиную, и дед начинал свои рассказы. У нас с ним было своеобразное соревнование: я старался своими визитами застать его врасплох, а он всегда предугадывал мои намерения. Стоило мне только подъехать на своём велосипеде к его дому, как он уже стоял у входа, ожидая меня словно постовой — высокий, с идеальной выправкой, на которую не повлияли даже прожитые годы. Его ярко-голубые глаза и появившаяся со временем благородная седина только добавляли ему привлекательности даже несмотря на все прожитые годы и делали похожим на аристократа. На все мои настойчивые расспросы о том, как же он узнаёт, что я собираюсь приехать, он только загадочно качал головой и таинственно улыбался. Во время наших встреч он подолгу рассказывал мне истории о нашей семье, о далёких предках, что больше сотни лет назад приплыли на этот континент, покинув старушку Европу. Я обожал его истории, он был изумительным рассказчиком: спокойный и глубокий тембр его голоса, казалось, вводил в транс, целиком погружая слушателя в рассказ. А ещё старый Билл знал множество старинных преданий и легенд, мифов разных народов и зловещих, вызывающих трепет, но оттого ещё более притягательных историй, которые я так любил слушать по вечерам, согревая руки большой горячей кружкой ароматного чая. Наверное, именно рассказы моего деда и разбудили во мне страстную любовь к чтению. А ещё я любил его дом. Это был старый фамильный особняк нашей семьи, построенный в викторианском стиле. С детства я любил изучать его многочисленные, ныне заброшенные комнаты, потайные тёмные уголки в самых дальних частях дома и, конечно же, чердак! Этот дом был наполнен удивительными экспонатами, статуэтками, ритуальными масками и многими другими поразительными вещами, которые привозили сюда наши предки из своих далёких странствий. Все эти предметы были буквально пропитаны духом приключений и захватывающих историй, каждую из которых старый Билл знал наизусть. Но было в этом особняке одно место, куда вход мне был заказан, — дедов кабинет, всегда надёжно закрытый на замок, ключ от которого Билл Джонсон всегда носил у себя на шее. — Ещё не время, молодой Клэй, — говорил он, строго глядя на меня. — Придёт время, и я тебе всё расскажу и покажу. Но время так и не пришло. Старый Уильям Джонсон был крепким и здоровым мужиком, казалось, он нас всех переживёт. Дьявол, да он даже ни разу не болел на моей памяти! Однако Смерть — жестокая сука. Однажды старый Билл просто не проснулся. Я обнаружил его в тот же день: подъехав к особняку, я резко остановился, уставившись на пустующий дверной проём. Моё сердце словно сжали тисками, дурное предчувствие овладело мной. Он лежал в спальне, в своей постели: лицо его было спокойным и умиротворённым, он, казалось, был счастлив. Врачи сказали, смерть застала его во сне, он умер быстро и без мучений. Сердце просто перестало биться — старость, сказали они. *** — Нужно разобраться с вещами, — сказал мне отец, сочувственно похлопав по плечу. — Отыскать документы, убрать в доме. — Да, конечно, — я заторможено кивнул и отправился к отцовской машине. Он был прав, следовало навести там порядок. В одиночку старый Билл не мог поддерживать чистоту в таком огромном особняке, он ограничивался лишь несколькими комнатами. А никого другого, кроме меня, он на порог не пускал. И вот теперь мы втроём — я, мой отец и мать — занимаемся уборкой в фамильном особняке Джонсонов. — Клэй! — вздрогнув, я обернулся к отцу, отвлёкшись от созерцания старинной африканской маски, висевшей на стене гостиной. — Держи, отец хотел бы, чтобы первым туда вошёл именно ты, — я непонимающе уставился на массивный, старый даже с виду ключ. — Это ключ от кабинета, можешь зайти, пока мы с матерью уберёмся на первом этаже, — пояснил мне отец. Дрожащими руками я взял ключ, крепко прижав его к груди. — Спасибо, — от волнения и горечи мой голос дрожал и был совершенно безжизнен. Резко развернувшись, я быстрым шагом пошёл к лестнице. — Клэй! — остановил меня окрик отца. — Ты знаешь, мы с твоим дедом не ладили. Однако он был моим отцом, и хоть я, в отличие от тебя, давно с ним не общался, но мне тоже горько и плохо. Ведь я даже не смог с ним помириться и попрощаться. Не держи всё в себе, парень, ты не одинок. — Спасибо, пап, — выдавил я из себя и взбежал по лестнице на второй этаж. Годами я мечтал попасть сюда, в кабинет деда. Запретная комната притягивала меня, волновала и будоражила воображение. Но теперь, когда у меня был ключ, я был готов отдать всё что угодно, только бы вновь увидеть строгий взгляд деда и услышать его голос! Вставив ключ в замок, я с замиранием сердца провернул его и толкнул дверь. Перешагнув порог, внимательно огляделся вокруг: это было небольшое помещение, прямо напротив двери было окно, перед которым стоял массивный стол, заваленный книгами, карандашами и прочими письменными принадлежностями. Там даже чернильница с пером была! У стен стояло несколько стеллажей с книгами. Надо же, а я-то думал, что все книги находятся в библиотеке на этом же этаже. Везде и во всём были видны следы присутствия деда: не было и следа пыли, бумаги на столе, казалось, всё ещё хранили тепло его рук. Было такое ощущение, словно Билл ненадолго вышел и сейчас вернётся, увидит меня, сердито нахмурит брови и произнесёт: «Я же говорил, молодой Джонсон, ещё не время!» Только оказавшись здесь, в его кабинете, я окончательно понял, что деда больше нет, и я его никогда не увижу. Слёзы, наконец, нашли выход, и я расплакался как ребёнок. Я смог успокоиться и взять себя в руки только спустя примерно двадцать минут. Вытерев слёзы, я встал и решил внимательно осмотреть кабинет. Подойдя к одному из стеллажей, я взял первую попавшуюся книгу. Однако тут меня ждало разочарование — она была написана на латыни, которую я, конечно же, не знал. Отложив её в сторону, я решил было взять другую, но тут моё внимание привлекла одна вещь — небольшая деревянная шкатулка, покрытая странными узорами и символами, она стояла там же, рядом с книгами, на одной из полок стеллажа. Не знаю почему, но было в ней что-то, что притягивало меня, словно умоляя приблизиться. Забыв про книги, я взял её и стал внимательно рассматривать: размером с мою ладонь, она была довольно увесистой. Её поверхность была испещрена неизвестными мне символами и фигурками странных существ. Интересно, что там внутри? Однако и здесь меня ждало разочарование — крышка не желала открываться, как я ни старался. Никакого замка тоже не было видно. Может, заклинило? После нескольких минут бесплодных попыток открыть шкатулку, я решил оглядеться в поисках чего-нибудь, чем можно было бы поддеть упрямую крышку. Удача улыбнулась мне, когда мой взгляд упал на дедов стол, — там лежал небольшой нож. Видимо, дед вскрывал им письма. Обрадовавшись и воспрянув духом, я взял нож и попытался поддеть им крышку шкатулки. В какой-то момент лезвие соскочило с поверхности и поранило мою ладонь. — Чёрт! — в сердцах выругался я, прижав порез ко рту. Кровь попала на шкатулку, но ковёр вроде не запачкала, это хорошо. В этот момент я услышал щелчок, и крышка шкатулки, до того упорно не поддававшаяся, открылась сама собой. Мне показалось, будто моё лицо обдало лёгким ветерком. — Чертовщина какая-то, — пробормотал, посмотрев на закрытое окно. Откуда тут сквозняк? Разве что щели, дом всё-таки старый… Выбросив из головы глупые мысли, я с любопытством посмотрел внутрь шкатулки, в надежде увидеть содержимое, но увидел лишь дно. Она была пуста! И ради чего были все мои старания? — Дерьмо, — зло пробормотал я и поставил шкатулку на место. Нужно спуститься вниз и перевязать ладонь, иначе я всё тут испачкаю кровью. Ещё раз оглядев всё убранство кабинета, я развернулся и направился вниз.