Жутко громко и запредельно близко

      Он стоял с минуту молча. Взглядом он изучал каждый миллиметр моей фигуры. Я смиренно выдержала его пристальное внимание, лишь сжимая и разжимая пальцы. В голове была пустота, я совершенно не знала, что говорить. Мне впервые стало по-настоящему страшно. – Здравств... – начал он хриплым голосом, но затем откашлялся. - Привет, Жень, – родной голос.       И я улыбнулась. Улыбнулась так, какой улыбкой одаряет всякий человек другого после долгой разлуки. А затем, резко подойдя к нему, заключила в самые долгие, самые родные и желанные объятия. Есть ведь такие люди, в кольце рук которых мы хотели бы провести целую вечность. И мой выбор совершенно точно пал на Даню. – Я так скучал по тебе, – голос его был низок, выражал такую печаль, что сердце сжималось словно от тисков.       Но при этих словах вспомнилась и совсем другая картина вещей. Заголовок, диалог с Алиной в коридоре, и вот я уже резко освобождаюсь из его тёплых рук. Между нами словно резко упала глыба льда. Огромная и ледяная. Даня стоял с распахнутыми руками ещё ничтожные секунды, а затем обречённо их опустил. – Я знаю по поводу чего ты пришла поговорить, – сухо произнес он, а затем кивнул в сторону коридора дома. – Проходи.       Я далее молча зашла, улавливая по пути приятный запах одеколона. Пройдя на кухню, я села за стол. Вскоре, Глейхенгауз сел напротив меня. – Я даже и представить не могу, как ты злишься, – начал он спокойно, но видел, как внутри я вся сгораю от агрессии. – Я готова порвать тебя на части, – прошипела я. – Но сначала объясни мне одну вещь, – я резко подалась вперёд к нему через стол. – Чем я тебе так не угодила?       Он медленно встал и подошёл ко мне. Его взгляд был готов испепелить меня на месте: в нем смешалась и ненависть, и вселенская грусть, и похоть, которую хореограф так пытался скрыть. Но теперь я видела его насквозь, он для меня открытая книга. Вот только в ней я не прочла ещё ничего хорошего. Я встала со стула, становясь опасно близко к нему и смело глядя в его тёмные глаза. – А теперь послушай меня внимательно, – начал он грозно. У меня даже задрожали ноги, я прикусила губу. – Я продал нашу любовь.       В комнате послышался звон. Да, я отвесила ему хорошую пощёчину. Секундно потерев щеку, Даня продолжил: – Заслуженно, – согласился он. – Ко мне недавно приходил человек, который предлагал сделать липовые заголовки про наши отношения с Алиной. И впаривал за мой положительный ответ неплохие деньги. И я согласился, Алина тоже. – И с какой стати я должна поверить хоть единому твоему слову, а? – мой голос был низок, я сама даже не ожидала от себя такого.       Даня быстро удалился в свою комнату, а затем вернулся с толстым конвертом в руке. Он молча протянул его мне. Открыв его, я стала пересчитывать деньги. Затем, взглянув на него, я отложила конверт на стол. – Наша любовь стоит миллион? - тихо, очень тихо. На глазах вновь навернулись слезы. - Ты самый поганый из людей! – крикнула я, смахивая солёные капли и убегая прочь.       У самого выхода Даня схватил меня за руку и прижал к себе. Задыхаясь в собственных слезах, я не отпускала его. Ох, эти наши чувства, они будто иногда губят всю нашу суть. Как сейчас, сильную меня натиск эмоций разломил. Я стояла и плакала, утопая в тёплых объятиях человека, которого любила и ненавидела. – Женечка, моя Женечка, – приговаривал он, гладя меня по голове и изредка целуя в макушку. – Пойми, я был на мели, я не знал, сколько ещё проживу на ничтожную зарплату хореографа. Я ужасный, я корю себя за это каждый чертов день. Я говорю искренне, – быстро говорил он, а затем резко встал передо мной на колени и с силой притянул меня к себе, слезами я мочила его светлую рубашку и все содрогалась в рыданиях. – Хочешь, я прямо сейчас отнесу конверт этому уроду? – спросил он тихо у меня, когда я едва могла разобрать его слова.       Даня жутко паниковал. Он действительно не знал, как теперь загладить свою вину. Глейхенгауз повёл себя как пятилетний ребёнок, не знающий последствий своих пакостей. Но он должен был. Он должен был все учесть. Учесть главное в его жизни – Женю. Я ничего не отвечала, но наконец успокоилась. – Идём, – он поднял меня на руки и понёс в спальню. Я все с той же нежностью прижималась к нему. Уложив меня на кровать, Даня заботливо накрыл меня одеялом, а сам лёг рядом, прижимая к себе и дыша горячим дыханием в шею. Услышав сопение, Глейхенгауз оставил лёгкий поцелуй на моих губах, а затем вернулся в прежнее положение, наслаждаясь воцарившейся идиллией. – Я очень тебя люблю.