Чернила под кожей

Когда Исак зашел в коллективет, он быстро стащил с себя обувь, разбрасывая ее в разные концы прихожей, снял куртку и небрежно кинул ее на вешалку, даже не заботясь о том, что она может упасть. Сейчас это кажется таким неважным на фоне того, что он боится тех чувств, что испытал с Эвеном. Бегом зашел в свою комнату и закрыл за собой дверь, не интересуясь, есть ли кто еще в общежитии. Хотя, даже если бы кто и был, он бы все равно наплевал на это и скрылся бы у себя. Телефон кинул на кровать, а сам решил переодеться, потому что все равно никуда больше он не собирался. Он не понимал, что происходило, ведь раньше такого ни разу не было. Точнее, прикосновения чужих людей и раньше вызывали разного рода чувства, но то было скорее отвращение или желание побыстрее уйти, а тут… мурашки по коже и бабочки в животе. Ну ладно, допустим, он не был настолько глуп, чтобы отрицать очевидный факт — такие ощущения возникают лишь при прикосновении кого-то дорогого, но Эвен же не был так близок Исаку, как было для этого необходимо. Вальтерсен долго привыкает к чужим прикосновениям независимо от того, кто это. Хотя, может быть, в этом свою роль сыграло то, что Эвен касался его каждый сеанс, когда набивал татуировку, но тогда он был в перчатках, и это не ощущалось как настоящее прикосновение. Исак взрыкнул. Разве ему не нравился Аксель? Почему он сейчас думает об Эвене, если еще час назад был уверен, что ссора с Акселем станет значительной проблемой? Это было так странно. Перевернулся на бок и вздохнул. Он мог самому себе намекнуть, что он немного гей. Но ему не нравились парни в целом, его привлекал Аксель, только и лишь. Ему не нравились ни Эскиль, ни Юнас, ни Крис, да и Эвен-то не особо. Найшейм совершенно не похож на Акса ни внешне, ни психологически. И почему тогда такое произошло? Он услышал шаги в коридоре и обреченно смотрел на дверь, ожидая, пока кто-то ее откроет, потому что этот человек явно направлялся к нему: дальше по коридору комнат уже не было. Спустя полминуты из-за двери выглянул Эскиль и радужно ему улыбнулся. — Привет, малыш-гей, — он зашел в комнату и как-то по-особенному выгнул ладонь, поднося ее к груди, чтобы поправить цепочку на шее. Исак устало выдохнул. — Не называй меня так, — кинул стандартную фразу он, даже не задумываясь. Теперь, когда «официальное» их приветствие было окончено, Тригвассон подошел к его кровати, плюхнулся рядом и даже немного неестественно широко улыбнулся. — Как прошел день? — он положил голову на укрытые ноги младшего, водил пальцем по колену, но никто не чувствовал неловкости. Это просто Эскиль, которому просто необходимо чувствовать своих друзей. — Нормально, — Исак подозрительно прищурил глаза и вскинул брови, говоря тому, что лучше выложить все сразу, чем пытаться какими-то обходными путями спрашивать его о чем-то. — Как твоя мать? — парень закусил губу и в ожидании замер, глядя тому в глаза. Вальтерсен тяжело вздохнул и стиснул зубы: тема разговора была не самая хорошая. — Юнас? — Эскиль кивнул и виновато пожал плечами, будто снял этим с себя ответственность за этот вопрос. Вальтерсен снова вздохнул и отвернулся. — Я не знаю, я не отвечал ей на сообщения. — Почему? — Вальтерсен неопределенно повел плечом и вовсе лег на кровати, выражая свое нежелание продолжать разговор. Тригвассон на минуту замолчал, потому что решил, что Исак рано или поздно ответит ему, но тот не собирался вымолвить и слова. Ему не нужны были нравоучения от Эскиля или кого-либо еще. Его мать… он никогда не хотел, чтобы она была частью его жизни. Все это знали, но никто не мирился с этим. — Юнас сказал, что Леа ему написала, что у нее снова случился приступ. Не хочешь навестить ее? — Нет, — категоричный ответ. — Да ладно, Юнас просил меня уговорить тебя сходить к ней и проведать ее. Она же твоя мать. — А луна — спутник Земли. Тебе захотелось побывать на ней? — Исак дерзко взглянул в его глаза и, увидев в них удивление и некоторое беспокойство, чуть усмирил свой пыл. Он, конечно, мог позволить себе быть чуть более открытым с друзьями, но еще ни разу так не отвечал. Ему стало стыдно, потому он отвел взгляд и опустил голову. Его мать не была плохим человеком, но ее разум поддался болезни. И Исак знал, что ее вины в этом не было, однако его жизнь была похожа на ад рядом с ней. Он не желал ее больше видеть, слышать, думать о ней, говорить. Просто сделал вид, словно в его жизни ее и не было раньше. Из-за ее диагноза отец ушел, семья распалась, а прежде дружные отношения с сестрой сменились на передачу вины друг на друга. Хотя… что еще можно было ожидать. Для Исака это было закономерно. Его мать была ему дорога, точнее, его память о ней, но тот человек, что она есть сейчас, был ему просто противен. И во всем виновата ментальная болезнь. — Исак, ты не должен так говорить о своей семье, — довольно строго произнес Эскиль, но Вальтерсен совершенно на это не отреагировал. Ну, и что дальше? Никто же не думает, что он резко полюбит ее и станет самым лучшим сыном на этой планете? — Моя семья — это ты, Юнас и Аксель, а не эта сумасшедшая, — небрежно бросил мальчик и перевернулся на противоположный бок от Эскиля, стряхнув его со своих ног. Какой смысл в этом разговоре, если ничего, кроме настроения Исака, не изменится? — У тебя есть и нормальная семья. Например, твоя мать и отец, Леа. — Слушай, если тебе в тягость все это, то можешь просто забить на меня, ладно? В конце концов, можно найти другую съемную квартиру, — Исак проговорил это и зажмурился, поскольку непрошенные слезы застилали глаза, хотя причины как таковой и не было. Это так отвратительно. Эскиль резко вскинулся и развернул мальчика к себе. Он смотрел жалостливым взглядом и мягко поглаживал его щеку, ощущая вину за свои слова. Но ведь посыл был не такой, будто ему надоело. Он лишь хотел, чтобы Исак не забывал о родных по крови, о том, что и они важны в жизни, даже несмотря на то, что иногда причиняют боль. Но обида Исака сильнее. — Я не об этом, и ты это знаешь, Исак, — Тригвассон заглянул ему в глаза и улыбнулся так нежно, даже в каком-то смысле отцовой улыбкой и… Исак не знал ничего. — Ага, — кинул Вальтерсен и вновь попытался отвернуться, но хватка Эскиля на его плече усилилась, не позволяя ему это сделать. — Почему ты не хочешь просто на часик ее проведать? — Она — псих. Я давно уже решил, что мне не нужны психически больные люди в жизни, — Вальтерсен выдохнул и лег на спину, расслабляясь. Ну, он хотя бы смог это честно произнести, а на остальное плевать, даже если его друг поменяет свое мнение относительно него. Его чувства просто в один момент перегорели. Сначала он беспокоился об Акселе, потом боялся за Эвена, а теперь еще и Эскиль давил на него с идеей проведать мать. Ему все это осточертело, он вымотался не меньше Эвена, казалось. Исак так устал сейчас. — Как ты можешь такое говорить? — Какое «такое»? Я говорю правду. Не хочу, чтобы в моей жизни появился еще хоть один сумасшедший. — А как же Эвен? У него вроде тоже ментальная болезнь? — Это… другое… — уклончиво ответил мальчик и, не желая давать пояснений, потянулся к ящику рабочего стола, чтобы достать наушники. Тем самым он просто бы ушел от ответа, а Эскиль отвязался. Тем не менее Тригвассон был настроен решительно, потому развернул Исака до того, как тот смог бы что-то предпринять, и уставился на него таким серьезным взглядом, выражающим, что он готов выслушать и дать, быть может, совет. Просто… ну, мало ли у Исака есть проблемы, но тот просто скрывает их от друзей. — Почему Эвен — «другое»? — не дождавшись ответа, спросил Эскиль и поудобнее устроился в кровати младшего, подставив под голову руку. — Неважно, — устало вздохнул Вальтерсен. — Расскажи. — Не хочу. — Ты же говорил, что я — твоя семья. С семьей делятся переживаниями. — А еще семья не манипулирует тобой твоими же словами, — Исак привычно закатил глаза, немного усмехнувшись. Тригвассон выражал высшую степень сосредоточения и желания слушать своего друга. — Просто он… не знаю, он не похож на мою мать. Мать всегда отталкивала меня во время депрессий, даже несмотря на то, что мне приходилось одному заботиться о ней. А Эвен… он наоборот пытался держать ближе и не отдаляться, хотя это ему стоило столько чертовых усилий, — он вздохнул. Он не понимал, что говорит. — И мать не интересовалась моими делами, даже когда была стабильна. Последнее хорошее воспоминание о ней было лет десять назад, а то и больше. Она нисколько не заботилась обо мне, понятно? — А Эвен заботится? — Эскиль участливо склонил голову вбок и чуть улыбнулся своей этой хитрой ухмылкой. Если честно, Исак даже не желал знать, что творится у него в голове. — Эвен пытается меня понять. Он замечает детали, на которые никто не обращает внимания: ни ты, ни Юнас, ни Аксель… — Исак проговорил предложение так воодушевленно, что смутился этому. Он опустил взгляд на простынь и в который раз шумно вздохнул. Как же ему осточертело это все. Но об Эвене хотелось говорить только лучшее. — Например? — Эскиль нахмурил брови, озабоченно глядя на мальчика. — Разве это важно? — отмахнулся Исак и сглотнул, зачесывая волосы назад. Его очки съехали, но он не спешил их поправлять. Какая разница, сейчас было бы идеально просто снять их, чтобы не видеть лица своего друга, который явно оценивающе смотрел на него уже которую минуту. Даже страшно было услышать окончательный вердикт. — Эвен такой особенный? — Да! — воскликнул Исак, но в следующее мгновение осекся и присмирел. — То есть… он не то чтобы прямо особенный… просто он словно смотрит в душу, понимаешь? Старается ради меня. И мне взамен хочется тоже заботиться о нем — Господи, да ты втюрился, — выдохнул Тригвассон и широко улыбнулся, принимая сидячее положение. Он скрестил ноги, сев по-турецки, и обхватил носки ладонями, выражая нетерпение. Он хотел услышать куда больше. Исак впервые с таким трепетом отзывался о ком-то, кроме Акселя. Это было чем-то новеньким и интересным. — Это не так, — Исак неловко отмахнулся, и это выглядело слишком нарочито. Он был слишком смущен словами друга, чтобы играть роль натурала. — Просто мне он нравится. Как друг, — уточнил Исак, но под недоверчивым взглядом Эскиля не мог держать себя в руках. Может быть, ему немного нравится Эвен. — Не отрицай, это видно, — парень махнул рукой и удовлетворенно заметил легкий румянец на щеках своего друга. Младший закрыл щеки ладонями, но этим привлек лишь больше внимания. — Но… — протянул он, — как же Аксель и твой фанклуб, посвященный только ему? — У меня нет фанклуба, — закатил глаза Вальтерсен. — Я… не знаю. Я не понимаю. — Ну, ты вроде как теперь фанатеешь по Эвену. Значит, прошла любовь к Аксу? — Я… — Это хорошо, — сам себе ответил Эскиль, не собираясь давать Исак вставить хоть слово. Ну, тот ведь явный профан в любовной теме. — Этот натурал тебе ни к чему, он причиняет тебе только боль, — заключил старший, хлопнув в ладони. — Эвен тебе подходит, — он подмигнул, и его ухмылка не означала ничего хорошего. Тот явно что-то замыслил, и это становилось опасно. — Но теперь-то ты признаешь, что ты гей? — Я… я не гей, — помотал он головой, стесняясь и краснея на глазах у друга. — И-или… немного гей, но… — он облизнул губы. — Но ты должен поговорить с Эвеном, он точно по мальчикам. — С чего ты взял? — Ну, в тот вечер он же сказал, что он пансексуал. И убежал к тебе, — Эскиль толкнул его плечом, и его улыбка стала еще шире. Хотя куда там уж больше… — Эм… Не думаю, что я в его вкусе. Он бы скорее выбрал такого как… не знаю, Аксель? — предположил Исак, но Тригвассон поморщился и помотал головой категорично. — Люди любят милашек. А гей-милашка — мечта любого. В том числе и девушек. — Я… не гей… — на автомате повторил Исак. — Это все не значит, что я гей, — пояснил он, когда Эскиль вопросительно вскинул брови. — Конечно, это ничего не значит. К черту эти ярлыки, — ободряюще произнес Эскиль, нетерпеливо прыгая на кровати, чтобы усмирить волнение от серьезного разговора с Исаком. — Если он тебе нравится.  — Я… не говорю, что геем быть, эм, плохо, — неловко продолжал Исак, кивнув на Эскиля взгляд. — Просто… я не такой гей, как другие… как ты… — И какой же я? — Ты… — разговор приобретал оттенок неловкости, и по мере его продолжения Исак все больше краснел, — ты говоришь о членах, запахе лаванды — произнес он, уставившись на свои руки, и даже не заметил, как Эскиль поменялся в лице. — Я не буду краситься, надевать колготки, и я не стану ведь махать… радужным флажком и надевать футболки с надписью «Если хочешь меня трахнуть, улыбнись», — Исак громко выдохнул и перебирал одеяло, пока говорил. Эскиль понимал к чему тот ведет и потому начинал злиться. Все эти стереотипы Исака о «гей-моде» были слишком поверхностны и даже абсурдны. Возможно, сам Исак тоже это понимал, но вовсе ничего не говорил, чтобы оправдаться. — Исак, подожди, — сдержанно и более холодно остановил речь Исака Эскиль. — Я просто внесу ясность. Люди, о которых ты говоришь, решили терпеть все унижения и ненависть ради того, чтобы не скрывать себя, быть такими как есть. Эти люди, которые, которые, по-твоему, надевают колготки, красятся и размахивают радужными флажками на гей-парадах, боролись за свои права, несмотря на угрозу избиения и смерти. Это смелость — отстаивать свои права. И, пока ты сам не решишься открыться и защищать себя, не смей ставить себя выше них, — Эскиль закончил говорить, и еще около минуты между ними висела напряженная атмосфера кричащей тишины. — Эскиль, я… я не это имел в виду… — Исак, я не хочу с тобой сейчас разговаривать, окей? — Тригвассон поднялся с кровати. — Посиди и подумай о моих словах. Может быть, ты станешь чуть более открыт с другими, когда сам примешь себя и перестанешь ставить себя выше гей-парадов. Он вышел из комнаты, а Исак откинулся на спину, перевернулся на живот и зарылся носом в любимую подушку. Он такой невообразимый идиот. Он настолько жалок.

***

На следующий день Эвен самостоятельно встал с кровати, чтобы поесть и сходить в душ. С каждым днем все движения давались ему легче, потому он старался сделать как можно больше всего, чтобы вернуться к своему обычному состоянию. На кухне сидел тихо, стараясь не шуметь, потому что слышал, как Крис закрылся у себя, предварительно предупредив его, что дико устал и хочет спать. Хотя это было неудивительно, ведь Шистад все время депрессии практически не спал и контролировал состояние Эвена, чтобы тот не совершил какую-нибудь глупость, постоянное напряжение сказывалось и на эмоциональной стабильности: в последние дни он ходил хмурым и иногда срывался на клиентов, благо те, в основной своей массе, были его хорошими знакомыми и не воспринимали такое поведение на свой счет. Найшейм винил себя в том, что из-за него Крис так изводил себя, но в то же время был безумно благодарен за такую поддержку. Он правда ценил это. Однако его одиночество было недолгим: уже буквально через двадцать минут, как он вышел из комнаты, в дверях кухни появился Крис, сонный и с немного взъерошенными волосами. Видимо, правда уснул. — Я… — он сглотнул, чтобы немного смочить пересохшее от долгого молчания горло, и повернулся к нему, — я разбудил тебя? — М-м, нет, — парень провел рукой по лицу, словно пытаясь заставить себя проснуться, и зевнул. — Все равно прости… — виновато опустил голову и сел на стул. На столе стояла тарелка с его обедом, и хоть еды, по сути, было мало, ему казалось сейчас, что он даже это не осилит. — Чем занимаешься? — было очевидно, что тот приготовился есть, но Крис хотел услышать подтверждение, что Эвен самостоятельно пожелал поесть, а не кто-то (Исак) заставил его. — Я решил поесть и… сходить в душ, — признался честно парень и взял в руку вилку, прилагая усилия, чтобы все же начать. Медленно наколол на вилку кусочек курицы и поднес его ко рту. Крис следил за этим, не прерываясь. Лишь только поправил прическу, чтобы выглядеть более презентабельно, и оперся на косяк двери на кухню. — Можешь так не пялиться? — недовольно произнес Найшейм, откладывая вилку. — Не могу. Тебе лучше? — Ну… да, наверное, — неуверенно пожал плечами. Он вряд ли мог объективно оценивать свое эмоциональное состояние. — Хорошо, — задумчиво произнес Шистад, и его губ коснулась улыбка. Возможно, это было странно, но он не виноват в этом. Его друг возвращается к жизни, тут мало кто не улыбнулся бы на его месте. — Кстати, это Исак подействовал на тебя так? — Нет, — уголки губ Эвена чуть приподнялись при упоминании Исака, и он отвел взгляд. Сейчас он был более уязвим, и это значило, что его привычная защита от подшучиваний Криса о их любви работала как нельзя хуже. — Но… он скоро должен прийти, так что… нужно привести себя в порядок, наверное, да? — Да? — повторил за ним Крис, сложив руки на груди и глядя на него таким непонятным взглядом. То ли он выражал им радость, что Эвен хочет сам это сделать; или же он смеялся над ним; или же говорил это с издевкой, потому что его слова были правдивы. Найшейм не хотел ничего на это отвечать. — И кстати, мне написал Исак, что у него какой-то промежуточный экзамен, поэтому он либо придет поздно, либо вовсе не придет, — сказал Крис и прикрыл сонные глаза. Эвен был расстроен. Нет, правда, он же ждал младшего и лелеял надежду о встрече снова. — Только не говори, что так сильно расстроился из-за этого. Я сказал ему, что ты будешь в порядке, а не снова впадешь в депрессию. — Я… не расстроен, просто… — Эвен снова взял вилку в руки, чтобы хоть чем-то заменить свою неподвижность. Еда была немного вкусной. Во время депрессии он ощущал вкус еды совершенно иначе, таким ужасным и отвратительным. — Да ладно, не можешь ты уже без него, — отмахнулся Крис, проходя внутрь и присаживаясь на стул около него. — Ты бы был поосторожнее, а то влюбишься еще, — Крис произнес это в шутку, но в ней была лишь незначительная доля шутки. — Я… Крис вскинул брови и больше ничего не произносил, давая другу шанс опровергнуть данные слова. Опровержения не последовало. — Я не знаю… — Не знаешь? Это бред, — фыркнул Крис, отмахнувшись от этого. — Все предельно ясно: ты влюбился по уши в него, но строишь из себя «непедофила», — он закатил глаза, а Найшейм почувствовал себя немного неуверенным. Это так ужасно жалко. — Я… это не так… к тому же я много о нем не знаю и… — он не смог придумать аргументов, потому сразу же затих. — Я даже не знаю, откуда он так много знает о депрессии. Или это у него природный дар какой-нибудь… — У него мать болеет, — без замедлений ответил он Эвену, чьи глаза округлились, когда он понял, что узнал причину. — Откуда ты знаешь? — В первый день я поговорил с ним, и он мне сказал, что раньше заботился о матери, — пожал плечами, ведь ничего такого не произошло. — Ох… — выдохнул парень и замер на месте, боясь всего услышанного. — Это правда? Может, он просто ассоциирует меня с нею? — задумчиво произнес парень. — Вряд ли, вас сложно перепутать, — Крис издал смешок, глядя на озадаченное выражение друга и стал из-за стола. — Подумай об этом, пока будешь в душе, — отчитали, словно он что-то противозаконное творил. — Я… не знаю. — У тебя есть время подумать, — улыбнулся Крис, удаляясь из комнаты. И правда, мыслей было уже слишком много. Он не мог их систематизировать и понять, что определенно чувствует к Исаку, потому что «просто нравится» — детский сад. Господи, он так жалок.