//
1 сентября 2018 г. в 03:40
* * *
Итак, часть новых Стражей принесла присягу вместе с Боромиром, часть – в менее праздничной обстановке, родители отпраздновали это пирами и весельем (даже на пятом этаже приходилось спать с закрытым окном: мешала музыка) и потихоньку начали разъезжаться.
А Стражи, соответственно, знакомиться.
В один из первых дней к Таургону подошел изящный юноша лет семнадцати. Он чуть поклонился, чем удивил северянина, и заговорил:
– Ты ведь Таургон, автор «Сына Звезды»?
– Я составитель, а не автор, – качнул головой арнорец.
– Да, я знаю. Я хочу сказать тебе спасибо за эту книгу. Я ее читал… дюжину раз, наверное. И саму, и твой комментарий…
Таургон растерялся и не ответил.
– Я Амдир, сын Фелинда, – улыбаясь, юноша протянул ему руку.
– Лорда Фелинда?
Вот на кого он так похож!
– Да. – Тон Амдира сразу похолодел, а сходство с отцом стало сильнее. – Это так важно для тебя?
Невысказанным было «Ведь ты друг сыновей Денетора».
– Нет, что ты, нет, – надо было исправлять положение и немедленно. – Просто… я не ожидал. Я очень рад.
Он пожал руку Амдира.
– И я очень рад, – улыбнулся юноша. – Если позволишь, я хотел спросить тебя…
Через пару дней к ним присоединился тот самый очень взрослый, на которого Таургон обратил внимание еще на присяге. Это оказался Галадор, наследник князя Дол-Амрота. Он тоже читал «Сына Звезды» и, хотя восторга Амдира не разделял, был рад познакомиться с Таургоном и послушать увлеченные разговоры этих двоих об истории.
Для арнорца эти беседы стали праздником.
Дело было не только в интересе к истории, хотя так приятно, когда твое увлечение разделяют. Просто впервые за одиннадцать лет в Цитадели с ним говорили не покровительственным тоном.
Диор, Денетор, Барагунд – все они снисходили до него, они его опекали, привечали, защищали… больше или меньше, подчеркнуто или невольно. Даже у Боромира прорывались эти нотки: он был, если понадобится, готов помочь – но не как друг, а как будущий могущественный лорд.
Амдир и Галадор были знатнее Дома Мардила, но ни словом, ни тоном не обещали Таургону своей милости. Тем паче – милостей своих отцов. Они пришли не благодетельствовать его, а просить одарить их.
Это было внове, это было прекрасно – и Таургон давал щедро, как только мог.
Таургон был так захвачен новой дружбой и новыми чувствами, что совершенно позабыл о прочем.
Но о нем отнюдь не забыли.
Они с Амдиром и Галадором разговаривали, стоя на Языке, когда к ним подошел (у обычного человека это называлось бы – подбежал) Боромир.
– Таургон! Ты обещал, что мы будем заниматься! Я который день жду тебя! Сколько еще?!
– Добрая встреча, Боромир, – изрек сын лорда Фелинда. – Если ты не заметил, мы с Таургоном беседуем. Возможно, – холодный тон пресекал любые возражения, – тебе будет интересно узнать, что предмет нашей беседы – «Сын Звезды». Сколь мне известно, эта книга была составлена для тебя.
– Да, – сын Денетора ринулся во встречную атаку, – это прекрасная книга, но что же мне, теперь всю жизнь только и делать, что разговаривать о ней?!
Обычные лорды отправили сыновей служить с Боромиром, чтобы создать дружбу, а Фелинд, похоже, – чтобы закрепить вражду.
Но Амдир не успел ответить, Таургон оказался быстрее.
– Пойдемте, – он обвел глазами всех троих. – Мы Стражи Цитадели, и воинское мастерство запускать нельзя.
В трапезной не мог не привлекать внимания один парень. Слово «юноша» на нем не держалось, как седло на обозном битюге: подпруги не сойдутся.
Парень знал это – в смысле, не про подпруги, а про свою внешность. Знал, и хотел казаться незаметным. Только вот это было невозможно.
Его плечам и могучей груди позавидовали… бы, ни прилагайся к ним не по-дворянски мозолистые руки и простоватое лицо. В Третьем отряде такой никого бы не удивил, но как он попал в Первый? Да еще и сейчас?!
Эдрахил ставил его охранять то Сокровищницу, то Усыпальницы, то еще куда, лишь бы подальше от взглядов. Ночные караулы – тоже вариант. И как ему кольчугу-то подобрали, на такие плечи… впрочем, оружейная общая для всех Стражей.
Судя по всему, парня ждала незавидная участь жертвы знатных острословов. Но оказалось иначе. Его сразу же взял под опеку Брегол. Вот уж от кого не ждал доброго поступка! И вот – сын Борласа доброжелателен с этим здоровяком, а вздумай кто отпустить злую шутку – глянет хуже отца на совете, вот просто удар кинжала, а не взгляд.
Садора – так звали этого парня – перестали задирать. Свита Брегола, которой он обрастал стремительно (кто из сыновей сторонников отца, кто спешил заручиться поддержкой будущего лорда совета), тем более его не трогала, хотя обращались они с ним скорее как с ручным медведем своего вожака. Ну, не дразнят – и на том спасибо.
Но что-то свербило Таургона.
Арнорец говорил себе, что надо верить в людей и верить своим глазам, что сын не обязан быть таким же дурным человеком, как отец, что хватает собственных забот и нечего пытаться брать на себя заботу о каждом человеке в Гондоре, есть дела важнее…
Дела действительно были. Он оказался между Амдиром и Боромиром.
Амдир хотел бесед об истории, судьбах Гондора и Нуменора, о литературе… Сын Фелинда тоже обрастал свитой, просто право хотеть было у него одного. Рядом был Галадор, свита наследника Дол-Амрота была невелика, сам он предпочитал помалкивать – но слушать Таургона было интересно и ему. Рассказывать им двоим означало не меньше дюжины слушателей в любой день.
И это было правильно.
Но.
Был Боромир. Для которого полчаса неподвижности – это пытка. Интересно, как он отстаивает караулы? – наверное, мука мученическая для него.
Боромир звал его в воинский двор. И, разумеется, сын Денетора тоже обрастал свитой, еще как. Показать что-то ему означало показать всем, а приучать будущих командиров к тому, что есть бой и помимо строя – необходимо, поэтому Боромира тоже надо слушаться, и проще разорваться, но когда ж удается сделать то, что проще?
И это был не конец проблем, это было их начало.
Амдир не упускал ни единого случая заметить, что Боромир не ценит мудрость, не желает знать историю и так далее. Он делал это тонко и умело (два года разницы в их возрасте – страшное преимущество!), явно научен отцом. Вздохнет только: «А. Понимаю…» – и всё, приговор подписан.
И это на глазах одной свиты, а то и обеих.
Хотелось разнести Седьмой ярус по камушку, надрать Амдиру уши, высказать лорду Фелинду всё, что ты думаешь о его плане вогнать глубокий клин и расколоть совет Гондора еще одной пропастью… мало ли, что хотелось.
Хотелось, чтобы мраморный Элендил сошел с пьедестала в Тронном зале и сказал бы потомкам: «Ну что вы творите?!»
Элендил не сходил. Надо было что-то делать самому.
Ты понял, что неуправляемый Боромир – самый разумный в этом петушатнике.
Однажды ты увел его к себе в комнату (там вас точно не будут искать и не услышат разговора) и поговорил серьезно. Совсем серьезно. Что только от него зависит, станет ли Амдир для Наместника Барагунда противником стократ более опасным, чем Борлас и прочие для Денетора.
– Подумай о Гондоре. Подумай о брате.
О таком Боромир думал быстро.
– Подружись с ним. Просто не замечай всех обидных слов – это же говорит не он. Это лорд Фелинд. А Амдир тебя еще не знает. Вам пора познакомиться.
Вот так. Как ни образован Амдир, а Боромир умнее. Потому что ум не в прочитанных книгах меряется.
– И подумай вот о чем. Тебе наши разговоры мало интересны, понимаю. А тем, кто ходит за тобой? Сейчас они должны выбирать, с тобой они или с Амдиром. А если они не хотят?
Боромир молчал, по-взрослому хмурился и действительно всё понимал.
Дело пошло на лад. Амдир, конечно, пытался отпускать колкости в адрес Боромира, но тот не реагировал вовсе, обе свиты не смели бросаться в бой без приказа (всё-таки у гондорского строя есть неоспоримые достоинства!), а сыну Фелинда доставался взгляд Таургона, полный печального укора.
План Фелинда трещал и рушился, и Арахад думал, что сего лорда и близко нельзя подпускать к военным вопросам: второй стратегический просчет за сравнительно небольшой срок.
Внезапно в их компанию влился Митдир. Образованный лучше большинства из них, увлеченный рассказчик, он мгновенно завоевал всеобщее уважение, а уж знание квэнья превращало его в их глазах вообще в полуэльфа. Так что когда в воинском дворе обнаружилось, насколько плохо у Митдира с мечом, то число желающих ему помочь, научить, потренировать было таким, что язвам из свиты Брегола было к Митдиру не пробиться, а самому Митдиру – соответственно не вырваться. Хотя так хотелось удрать в Хранилище.
Брегол (видимо, в подражание-противовес Таургону?) тоже рассказывал что-то из истории. Можно было не сомневаться, что с начитанностью у этого юноши всё в порядке. Но странно, что рассказывал он исключительно в трапезной – в основном за ужином. Хотя случалось и за завтраком, если ему со свитой не надо в караул. Впрочем, если не было Садора, то не было и рассказа. Заботится об образовании парня? – дело хорошее.
И всё-таки что-то напрягало Таургона. Что-то было не так в том конце, где собирался Брегол со своими.
Мнительность.
Пустая мнительность. Нежелание принять, что сын Борласа – хороший человек.
Надо думать о своих лордятах. Амдир перестал задирать Боромира (трудно заниматься тем, что не достигает цели и осуждаемо уважаемым человеком!), но это не мир, это перемирие. Боромир, щедрая душа, готов простить и забыть, он готов протянуть руку дружбы, но Амдир…
…Брегол. Что он там рассказывает?
– И тогда король Нарготронда сказал Турину: «Если ты хочешь получить руку моей дочери, то добудь мне Сильмарил», И Турин с верным Садором…
– Но разве не Берен его добыл? – Садор хмурился, понимая лишь то, что он ничего не понимает.
– Добыл Берен, – немедленно согласился Брегол. – Но два других же остались у Моргота, так?
– Так, – кивнул Садор.
– Вот. Тогда Ородрет и послал Турина за вторым. И Садор пошел с ним…
Брегол осекся: на него смотрел подошедший Таургон.
Нехорошо смотрел.
Свитские Брегола, не первый день слушавшие с непроницаемыми лицами весь этот бред, в который верит здоровяк, начали вставать.
Что будет – непонятно, но добром дело не кончится.
Бесшумным шагом к Таургону подошел Боромир. Более осторожный Амдир сделал знак: остаемся на местах, пока еще ничего не случилось.
Эдрахилу каша встала поперек горла, он уповал на благоразумие Таургона.
Тишина.
Мертвая.
Садор багровел и сжимал кулаки. Он давно начал догадываться, что что-то не так, но Брегол был так доброжелателен… а историю он и впрямь знает меньше некуда…
– Ты полагаешь, это достойно: использовать знания для насмешки?
Эхо подхватило голос Таургона.
– Смотрите! – рассмеялся Брегол. – Наш Садор нашел себе Турина!
Арахад почувствовал не близость торжества, а удивление и, как ни странно, жалость: ну как можно так глупо подставляться?! Но добыча сама пришла в ловушку, что делать…
Сам виноват.
– Ты считаешь меня Турином? – отчеканил северянин, и эхо повторило его вопрос. – Сколь я помню, Турин защищал Садора от своей матери. Так вот кем ты видишь себя?
Хохот грохнул так, что, наверное, Белое Древо вздрогнуло.
Скала не треснула, и то хвала Эру.
Несколько десятков парней хохотали, смехом заражая друг друга, давились смехом, утирали слезы…
– Госпожа Морвен! госпожа Морвен! – выкрикивали те, кто был способен на что-то членораздельное.
Эдрахил вернулся к своей каше – стынет же. Хороший человек Таургон. Хорошо, что Наместник его не переводит никуда.
Брегол, бледный, как камень стен, кусал губы.
Садор медленно и осторожно встал. Гнев, заливший ему глаза кровью, от этого хохота раскололся в мелкое крошево: не собрать, даже если и захочешь.
– Забирай своего невежду, раз он тебе так нужен, – крикнул Брегол, пытаясь быть громче смеющихся. – Хоть грамоте его научи, что ли!
Отбитый у противников Садор оказался из Анфаласа. Прибрежный замок, флотилия у отца… понятно, почему он сейчас здесь. Денетор строит дороги не только из камня.
Новая компания приняла его с той отзывчивостью, с какой простила Митдиру его неудачи с мечом.
– А ты совсем не знаешь истории? – спрашивал его Боромир, и в этом вопросе была только готовность помочь, так что Садор, не успев разочароваться в людях, снова возвращался к своей доверчивости. Или хотя бы – к доверию.
– Хочешь, я принесу тебе книг? – продолжал сын Денетора. – У меня дома их много.
– Да я читал… – смотрел в пол анфаласец. – Только там разве запомнишь всё…
– А! – откликнулся Боромир, узрев товарища по несчастью. – Так ты Таургона слушай. У него даже я историю запоминаю!
Садор не слишком владел мечом, но причина тому была уже всем известна: его оружие – секира. В свите Брегола никто просто не решался иметь с ним дела, так что против него вставал только сам Эдрахил. Теперь пришла очередь Таургона.
Арнорец с самого начала понял, что Садор если и не родился с топором в руках, то уж точно – вырос с ним. Победить его было почти невозможно… осталось найти лазейку в этом «почти».
Парировать его удары Таургон и не пытался. Он просто уклонялся от них… и скоро понял, что Садор привык к боям коротким или, вернее, к боям на очень ограниченном пространстве. Он хочет прижать противника к стене… Таургон отступал от него так и сяк, не давая ему этого сделать.
Кто там его зайцем обзывал? Лорд Маблунг? Эдрахил? Заяц – он и с секирой в руках заяц.
А вот бегать Садор не привык. Устает. Дыхание – обзавидуешься, секира рукам не тяжела, а ноги не выдерживают. Натренирован на короткие бои.
Северянин увильнул из-под очередного удара и вдруг перехватил свою секиру лезвием к себе, а потом бросил ее противнику в ноги. Садор упал. Через миг Таургон прижал его коленом к земле и полоснул ребром ладони над горлом.
– Так нечестно!! – закричал кто-то из свиты Брегола еще раньше, чем арнорец встал и протянул сопернику руку, помогая встать.
– Нечестно! – подхватили другие. Не то чтобы они собирались защищать свою бывшую игрушку, но шанс уязвить этого северного наглеца и рассчитаться за оскорбление вожака упускать было нельзя.
– Так нельзя!
– Уж на секирах – так на секирах!
– Ты бьешься не по правилам!
Так на матером звере повисает свора оглушительно лающих собак.
И так зверь стряхивает их.
– В настоящем бою орки тебя расспросят о правилах, – коротко усмехнулся северянин. – И будут соблюдать их.
– Можно подумать, ты был в настоящем бою!
Таургон не ответил.
В такую жару, когда все без рубах, слова совершенно не нужны.
– Можно, можно подумать! – раздался звонкий голос откуда-то из «своих». – Он разрешает! Правда, Таургон?
Этого парня – Хатальдира – он заметил давно. Острый на язык, но беззлобный. Хвостик Боромира, один шутит, второй хохочет.
…надо прекращать всё это.
Он обернулся к Садору. Тот совершенно не запыхался, и это никак не сочеталось с его усталыми ногами.
– Почему ты так плохо бегаешь?
– А где? – виновато пробасил он, по обыкновению опускаю голову. – На корабле же негде… там тесно.
Тут всё стало ясно. И руки вдвое больше, чем у любого сверстника. И могучая грудь. И сравнительно слабые ноги, да.
И короткий бой, когда противника прижимаешь к борту.
…что говорилось на советах об умбарцах, которые иногда заплывают… вот не вспомнить, куда. Так что стоит усилить охрану кораблей.
– Ты был в настоящем бою? – тихо спросил Арахад.
– Нет… пока, – отвечал Садор, по-прежнему смущенно глядя в землю.
– Когда мне было десять лет… – Садор говорил как обычно, глаза вниз, – отец подарил мне корабль. Ну как – корабль… так, кораблик, – смущенно поправился он. – На дюжину гребцов.
Его не очень поняли. Настоящий корабль, подаренный десятилетнему малышу, пусть и сыну лорда?!
Пока все искали тактичные слова для вопроса, Хатальдир выпалил:
– Гребцов? Живых?!
– Ну да… – не менее смущенно отвечал Садор. Он уже жалел, что завел этот разговор, но теперь уж точно надо было рассказывать.
– Да… – глухо рокотал бас анфаласца. – Отец сказал, что я должен пройти всё сам. Я на себе должен узнать, что корабли ходят не милостью Ульмо и Манвэ, а руками и головой людей. А если взывать к Валарам, то только акулы быстрее приплывут. Ну и отправил меня на этот корабль…юнгой.
– Простым юнгой? – переспросил Боромир.
– Ну да… – он откликнулся снова, багровея. Всё-таки сухопутные лорды, хоть и образованные, а странные: то спросят, живые ли гребцы, то решат, что юнга может быть… какой-то. Может, на трехмачтовых кораблях в Пеларгире бывают особенные юнги?
Таургон кивнул ему, улыбнулся, ободряя. Вот уж у арнорца не было никаких вопросов.
– Первые два лета я юнгой ходил… мал был для весла. Ни силы, ни росту. Снасти выучил, карты понемногу, течения, ветра…
– Ветры, – непроизвольно поправил Митдир.
Садор набычился еще сильнее:
– На суше ветры. А в море ветра. И шторма.
– А были? – очень тихо спросил Галадор.
– Ну… нет. Мы начинали поздно, в апреле, а то и в мае. И до октября. И ходили, в общем, вдоль берега. Какие тут шторма… так, качка с дождем.
– А куда ходили? – всё так же серьезно продолжал дол-амротец.
– Андраст, не к вам же. Раза три-четыре до осени обернуться. С зимы запасенное вывезти, потом уже новый урожай. Нас много мелкими корабликами туда ходило, причалишь к любому камню, если что. А от нас всё это большими судами уже везли дальше… или обозами вглубь.
– Ты два года был юнгой, и потом? – Таургон мысленно сравнивал это с собственным детством.
– Потом дорос до весла. Я хоть мелкий был еще, но уже справлялся. Ну, сначала посадили на последнее. А потом, каждую новую весну, вперед на следующее. Сил мне хватало… – он смущенно посмотрел на свои лапищи с въевшимися продольными мозолями, каких не бывает у лордов, – главное, что стало хватать росту…
Галадор украдкой взглянул на свои сильные, но изящные пальцы.
– А в прошлое лето я вышел уже рулевым. Так, чтобы самому капитаном, еще нет, но всё-таки вел. По-настоящему.
Глаза юношей горели откровенной завистью.
– В это лето должен был повести совсем сам… но отец меня сюда отправил. Так что мои без меня ходят.
– И они с тобой обращались как с обычным матросом? – напряженно спросил Галадор. – С тобой, с сыном их лорда?
– Знаешь, как говорят… – Садор снова смутился, но продолжил: – Говорят: в море нет лордов. В море есть команда и груз. Один груз – в трюме. Другой – в каюте. Иногда – в каюте покрасивее чем у капитана, но всё-таки это груз.
– Кто? – бледнея от ярости, прошептал наследник Дол-Амрота. Ярость эта никак не касалась Садора. – Кто так говорит?
– Да все… матросы, капитан… и от отца я слышал.
– Значит, вс-се.
Таургон понял, что князя Дол-Амрота ожидает буря, с которой не сравнятся никакие штормы, или, говоря по-морскому, шторма. Но Галадор будет неправ. Сколько ему сейчас? шестнадцать? семнадцать? Отправить наследника на корабль матросом князь не может, а учить командовать – рановато. Садор в его годы сидел на средних веслах…
– А тебя чему учили? – спросил северянин морского принца, решительно не замечая его состояния.
– Истории, – холодно ответил он. – Хоть посреди ночи разбуди и спроси, как король Кириагер стал Хьярмендакилом Первым, и я расскажу, как он рассчитал, когда западные и юго-западные ветра на выходе из дельты Андуина будут наиболее слабы, оснастил свой флот более мощными веслами, чем ранее, вышел, почти не испытывая сопротивления встречного ветра, а южнее мыса Равдол, где западные ветра сменяются северо-западными, развернул паруса и обрушился на Умбар внезапно…
Таургон понял из этого только одно: Галадор тоже говорит «ветра». Вряд ли участь наследника Дол-Амрота – быть грузом в лучшей из кают.
– Ты знаешь карту ветров всего залива Бельфалас? – Садор смотрел на Галадора с таким же восторгом, с каким товарищи – на него самого.
– Разумеется, – дол-амротец удивился столь очевидному вопросу. – А ты разве нет?
– Откуда? – огорченно прогудел мореход. – Только то, где мы ходили. Там – да, там каждый мыс, каждую бухту… я ж говорю: мне не до книг было. Что можно за зиму выучить, то я и знаю.
Он тяжело вздохнул, чувствуя себя крабом на песке перед тем, кто точно знает, как поворачивают ветра южнее мыса Равдол.
– Послушай… – Галадор вдруг ощутил себя сытым перед голодным, и ему стало как-то совестно, хотя он ни в чем не виноват, – я напишу отцу, и тебе пришлют наши карты. Лучшие, подробные.
Садор просиял.
Счастье на этом лице, обычно хмуром и замкнутом, было так заразительно, что морской принц понял: он не может ждать, пока придет ответ отца, пусть там и будут самые точные в Арде карты!
– Хочешь, я тебе прямо сейчас нарисую?! Оно, может быть, будет не совсем верно, но – тебе же не вести по ней! Я помню, в общем, хорошо, ошибиться не должен…
У анфаласца не было слов. Он только улыбался – по-детски счастливо, доверчиво и беззащитно.