Чонгук и Шоколадная фабрика/ Jungkook and the Chocolate Factory

      На следующий день у ворот фабрики собралась целая толпа людей: праздные зеваки, репортеры, четверо счастливчиков уже там, со своими родителями, и Чонгук с дедушкой выглядят так, словно стоять среди тех самых нарядных людей им не место. Но, может, им-то как раз и самое место, потому что золотой билет получен честным путем?       Рядом с ним оказывается брезгливо морщащийся сверстник, кажется, его зовут Сокджин, и говорит отцу, поджав удивительно пухлые губы:       — Пусть ворота откроются!       Отец — статный мужчина с совершенно седыми волосами в костюме и кашемировом пальто — смотрит на наручные часы и растерянно произносит:       — Но сейчас только 9:59, Джин-и.       — Заставь время идти быстрее! — Джин раздраженно топает ногой, и то ли время действительно ускорилось, то ли до 10:00 оставалось всего несколько секунд, но ворота после этих слов открываются, причем практически бесшумно, и пока они открываются, выходит он.       Ви Вантэ.       Он в черном, с шеи до пят закутанный в некое подобие плаща. На голове берет, а на лице черная тканевая маска, скрывающая нос, губы, подбородок, и из кожи видна только оставшаяся половина лица да пальцы рук, изящные, не знающие никакого тяжелого труда.       — Пожалуйста, заходите! — Чонгук, слыша такой восхитительный голос, словно загипнотизированный, слушается. Таким голосом нужно говорить совершенно особенные слова, петь о чем-то, а никак не разговаривать такими простыми фразами.       — Идите вперёд! — Ви вновь певуче просит-приказывает своим гостям, и отдает команду «закрыть ворота», и в итоге они останавливаются у тех тяжелых кованных ворот, из которых недавно вышел хозяин фабрики.       — Дорогие гости! Я с огромнейшим удовольствием приветствую вас на моей скромной фабрике! — Да, очень скромной, подмечает Чон, всего лишь самой большой в мире, и уже улыбается.       — А кто я такой? Что ж…       Начинается представление, где куклы поют песню о Ви Вантэ, и парень даже незаметно притоптывает ногой под задорный мотив, но что-то идёт не так и куклы начинают гореть. В воздухе пахнет горелым пластиком, Сокджин снова морщит симпатичное личико, и тот парень-гений в отдалении от Чонгука закатывает глаза к небу.       О, наверное, этих людей совершенно не удивить такой работой! Такая классная механика движений кукол, песня и в целом весь театр выглядят достаточно здорово, и Чонгуку правда жаль, что куклы поломались, но, может быть, будет возможность их починить?       — О, я так боялся, что в середине песни всё испортится, но прошло как надо! — Певучий голос звучит так близко к уху Гука, что тот удивленно отшатывается — да, Ви Вантэ, оказывается, был рядом с ним и смотрел выступление. Неловко вышло…       — Доброе утро, звёздный свет! Земля говорит здравствуй.       И эти слова настолько подходят голосу Ви, что Чонгук даже немного залипает на их звучание, на глубину мысли, которая была выражена в этом.       Ви очень уважает природу, и считает их всех неотъемлемой частью, раз так уважительно приветствует их ещё раз.       Но не все, судя по реакции на приветствие, так считают, и Ви будто натягивает ещё одну маску — в этот раз нематериальную, в отличие от его нынешней на лице — и достает карточки, читая с них приветствие.       Слова, которые от него ожидают. Смешно.       Дедушка Чон совершенно внезапно напоминает о себе, спрашивая с надеждой:       — Мистер Вантэ, а вы помните меня? Несколько лет назад я работал на фабрике, когда она только-только открылась…       — О, вы из тех негодяев, которые разворовывали мои рецепты и передавали конкурентам?!       В голосе владельца фабрики больше нет доброжелательности, одна только злоба и обида, словно он всё ещё тот самый мальчик, оставшийся совершенно один против всего мира, отобравшего у него всё, что у него было, и оставив ни с чем. Только стены фабрики и одиночество…       Чонгуку действительно жаль Ви, этого молодого мужчины, который был лишен всего, даже семьи.       — Нет, сэр, — отвечает дедушка, и Чон поражается перемене настроения — вот, совсем недавно мужчина был зол и раздражен, и тут же улыбается, прося идти за собой, и улыбка у него такая забавная. Такую можно назвать «до ушей», потому что десны обнажены, а мышцы губ образуют не то квадрат, не то прямоугольник. Это выглядит даже очаровательно, но словосочетание «квадратная улыбка» Чонгуку не очень-то нравится, поэтому он не придумывает название этой улыбке, но надеется увидеть её вновь ещё раз, ведь у них в запасе целый день.       — Бросайте вашу одежду, где хотите, — легкомысленно машет рукой куда-то в сторону Вантэ, когда они заходят наконец-то внутрь фабрики. Некоторые мнутся, но снимают верхнюю одежду, и Чонгуку было бы стыдно за свою потрепанную рубашку и истертые брюки с ботинками, но абсолютно всем плевать на это, поэтому он с каким-то вызовом снимает куртку.       Теперь Чонгук может видеть мистера Вантэ без берета и маски.       Он красивый. Может, Чонгук и идеализирует того, кого мечтал увидеть столько лет, но с ним согласились бы все — черты лица действительно очень изящные, словно Ви аристократ в незнамо каком поколении. Густые брови с красивым изгибом, ровно очерченные губы, родинка у краешка нижней губы и на кончике носа. У Чона похожая на носу и возле губы родинка есть, правда, посередине, но всё равно то, что у них есть что-то общее, здорово.       У него ассиметричный разрез глаз, и когда мужчина прищуривается, для Чонгука будто бы останавливается мир. Кажется, причиной прищура стал отец того парня-гения, отметивший, что на фабрике очень жарко. Только сейчас парень понимает, что его утепленная рубашка тут не к месту, и закатывает рукава, расстегнув заодно пару пуговиц у горла. Становится чуточку легче.       — О, мои работники не выносят холода, да, совершенно не выносят, поэтому тут так жарко.       Они идут по коридору, оставив одежду позади, и внезапно тот парень-спортсмен (как же его звали?) липнет к мистеру Вантэ. Тот нервно выдыхает, дергаясь в цепких руках, а паренек его отпускает, самодовольно изрекая:       — Меня зовут Чон Хосок.       На что Ви предсказуемо и всё ещё нервно отвечает «мне всё равно», но Хосок продолжает:       — Я выиграю ваш главный приз!       Чонгук считает, что это слишком. Но Ви тянет уголок рта, тот, что с родинкой, в сторону, и этот жест очень похож на издевательскую ухмылку. И говорит:       — Что ж, ты уверен в себе, и это, несомненно, важно.       Парень иронии не замечает, но прямо напротив хозяина фабрики встает тот богатый наследник по имени Сокджин и очень изящно делает книксен, так же представляясь.       — Я всегда думал, что «сокджин» это такая мозоль на пятке, — и хихикает ещё более нервно. Наверное, годы одиночества сделали его очень чувствительным к контактам с людьми.       — А я — Пак Чимин, — мальчик лопает плитку шоколада и говорит дальше всё с тем же набитым ртом:       — А ещё я люблю шоколад!       Улыбку на лице мистера Вантэ Чонгук назвал бы «ледяной», и он бы точно замерз в этом жарком здании, если бы его хозяин так посмотрел на него. Хорошо, что она достается тому толстому мальчику.       — Это видно. Я тоже люблю его, вот уж не думал, что между нами столько общего.       И разворачивается на сто восемьдесят градусов, сверля взглядом зевающего мальчика-гения. Глаза у Ви чёрные, и похожи прямо сейчас по цвету на плитку горького шоколада.       — И ты, маленький дьявол, взломавший систему…       Вантэ смотрит на него, Чонгука, впервые с момента встречи, и Чон — он как кролик под взглядом удава, и взгляд из горького шоколада становится молочным, мягким, и он заканчивает фразу:       — А ты? Ты просто рад, что оказался здесь, верно?       Он такой проницательный, этот Ви Вантэ, что Чонгук сжимает полы своей рубашки, стараясь унять мурашки.       — А остальные, верно, их… р… р… р…       Мужчина как-то смешно глотает слоги слова, которое хочет сказать, и Чонгуку это кажется странным. Отец Сокджина бросает наугад:       — Мы родители.       — Мамы и папы, да.       Лицо снова меняется. Теперь Ви грустно смотрит в сторону, прошептав «отец», а потом «папа…» и немного подвисает. В такие моменты люди обычно что-то вспоминают, и их лучше не трогать. Этот момент не длится долго. Ви не обращает внимания на чужие взгляды в духе «он что, сумасшедший?» от остальных, и просит идти дальше, не произнося ни слова.       — Эй, хочешь шоколадку? — Чимин предлагает Чонгуку кусочек от своего лакомства, и он думает, что этот ребенок даже милый и первое впечатление может быть обманчиво, и отвечает согласием, но ребенок сам рушит все, что решил начать строить, ответив:       — Ну, так иди и купи!       В стороне от Чона Сокджин и Хосок договариваются о дружбе, но она такая же фальшивая, как и их улыбки и ужимки, и Гуку становится противно. По крайней мере, рядом с ним парень-с-четвертым билетом, который не заинтересован вообще в каких-либо контактах, и хотя бы он выглядит совершенно честным в своих эмоциях.       «Эта экскурсия по шоколадной фабрике точно будет интересной», — решает Чонгук, преисполненный самых ярких надежд.