Free feelings

Холодная вода в ладонях, уже не способная прогнать ощущение усталости, касается моего лица и впивается тысячами мелких осколков. Тру щеки и опираюсь руками на раковину попутно осматривая роскошную ванную комнату с мраморной плиткой и золотыми ручками. В комнате пахнет чем-то приторно-сладким и это так привычно. Запах сладости оседает во рту и заставляет чувствовать отвращение. Первое время это было даже приятно, но с течением времени все больше и больше надоедает. И это относится не только к аромату пропитавшему весь дом, а и к моей жизни в целом. Людям может показаться, что это «прикольно» — жить в огромном доме, иметь кучу слуг и богатого отца. Все на первый взгляд кажется замечательным, но все мы знаем насколько бывает ошибочно первое впечатление. Для кого-то — торжественные балы и вечера, а для меня — до боли выпрямленная спина и натянутая улыбка. Всегда чисто убранное помещение, без малейшей пылинки, вызывает тошнотворную реакцию. Вся эта идеальность действует мне на нервы и мне буквально хочется разбить очередную итальянскую вазу в дребезги, как и представление об идеальном мальчике. С каждым новым днем это однообразие давит на меня, заставляя, без каких-либо преувеличений, блокировать все свои интересы и мысли. Капли стекают по влажной коже лица, а пальцы надавливают на глаза пытаясь восстановить ясный взгляд. Приоткрываю мокрые губы и с неким отвращением рассматривая бледное лицо подмечая полное отсутствие интереса к жизни. Я вижу усталость и самое ужасное то, что сейчас только шесть утра. От этого становится только тяжелее. — Томас, Ваша мать зовет Вас на завтрак. Не опаздывайте. Какую служанку они подослали на этот раз? Я уже путаю лица наших помощников, ведь родители увольняют их быстрее чем я встаю с постели. Да уж, сравнение не самое удачное, потому что в последнее время я слишком занят, чтобы посвятить время своим делам и отдыху. Каким делам? Учебе конечно. Других интересов у меня никогда не было и быть не может. Все просто. В памяти опять всплывают воспоминания о гитаре, Гарольде и моем детстве. Как это казалось правильно — держать в руках гитару, медленно проводя пальцами по струнам в попытке сыграть очередную глупую мелодию. Из-за грядущих экзаменов, времени не остается даже на полноценный сон, и я, в тайне от родителей, вынужден заниматься по ночам, чтобы (не дай бог) не получить средний балл ниже 5.0. Конечно, они об этом никогда не догадаются, ведь насколько я помню, мою комнату они посещали около года назад и я не думаю, что что-то вдруг изменится. Я слишком занят, чтобы жить. Занят тем, что пытаюсь угодить всем, от моих друзей и учителей, до собственных родителей. Наверное, в этом и заключается моя судьба. Прожить всю жизнь, стараясь соответствовать пожеланиям родных и близких. Родных и близких? Спускаюсь по лестнице, чтобы не расстраивать семью (Да неужели, Томас?), попутно повторяя себе мысленно: «Еще один день, Томас, всего один», но это не срабатывает, ведь я знаю, что в таких условиях мне придется существовать явно не один день и даже не один месяц. Учитывая планы отца о моем поступлении в институт высшей экономики и бизнеса, для меня это вовсе не означает, что я стану впервые свободным, а значит, что отец найдет еще более изощренные способы меня контролировать. — Томас Джеймс Холланд! — мама говорит внятно и громко. Когда меня называют полным именем, это означает два варианта: либо я в чем-то сильно провинился и меня будет ждать наказание, либо мама объявит очень важную вещь (покупку нового подарка самой себе, например) Лицо мамы светится, из-за чего я предполагаю второй вариант событий. Даже я заражаюсь этой улыбкой и это радует мать, ведь она думает, что это она «делает мир светлее и ярче своим присутствием», но я просто рад находится «в семье». Да, тяжелых разочарованных взглядов я бы не пережил, особенно этим утром. Мама растягивает слова, наслаждаясь в процессе разговора. Этим она словно в миллионный раз подчеркивает принадлежность к данной семье. Заражаясь настроением матери, отец еще сильнее выпрямляет спину и поднимает нос. Могу поспорить, чувство гордости у него сейчас хоть отбавляй. Холландхолландхолланд. Неужели фамилия способна определять кем ты будешь по жизни? Хотя, это зависит от родителей. Именно поэтому я такой. Привычно оглядываюсь по сторонам и замечаю лишь болтавлю Миллеров на задней парте. Да, по факту мы с ними друзья, но у них гораздо больше общих тем для разговора. Обычно я просто поддакиваю,.иногда даже не вникая в суть диалога, да и не нужно.Тачки, клубы, девушки которые висят на них (и их кошельках) тоннами. Это так типично. В середине кабинета сидит компания друзей. Они повернулись в круг и сейчас что-то оживленно обсуждают. Наверное выбирают как проведут ближайшие выходные. Пойдут в кино? Или заявятся всей гурьбой на концерт/фестиваль. Мне не суждено узнать и почувствовать какого это — сидеть в компании настоящих друзей. Открыто смеяться, не боясь осуждения и упреков. Чувствовать поддержку близких и знать, что рядом с ними ты можешь быть самим собой. По коже пробегают мурашки и я старательно отвожу взгляд от счастливых лиц одноклассников и натыкаюсь на мрачную девушку в самой дальней части класса. Это ведь она назвала меня пай-мальчиком, верно? Что ж, сомневаюсь, что я создаю иное впечатление, поэтому эта безобидная кличка вполне оправдана. Либо эта девушка слишком ненавидит общество в целом, либо видит меня насквозь, потому что ей я не очень-то нравлюсь. Обычно люди начинают мне льстить или пытаются со мной подружиться, а она совсем не заинтересована в лести и комплиментах. Почему она всегда сидит одна? Насколько я знаю, Мэй не общается ни с кем из нашего класса и школы в принципе. Сейчас она что-то увлеченно чертит в тетради, уверенно проводя карандашом по исписанной бумажке. Интересно, она вообще учится? Я к тому, что учителя частенько любят отыгрываться на ней, но ей плевать. Плевать на косые взгляды и обсуждения. Она свободна, занимается любимым делом, а я никогда не стану таким же. Звонок звучит гораздо громче, учитывая недостаток сна, поэтому морщусь, но встаю, чтобы поприветствовать учителя литературы. «… счастливые воспоминания.» Чувствую себя, словно меня огрели сковородкой по голове, ведь я совершенно не готов писать сочинение, только не сегодня, только не сейчас. Прошу, дайте мне сто докладов, тестов и контрольных работ, но только не сочинение. Счастливые воспоминания? День становится все хуже и хуже и я уже жалею, что вообще пришел в школу. В последнее время я очень часто углубляюсь в воспоминания. Наверное, я тщетно пытаюсь отыскать причину тому, что происходит со мной. Веки широко распахиваются и я тяжелее дышу, ведь я паникую. Мне откровенно страшно, ведь я впервые не могу выехать за счет собственных знаний и мне нужно копаться у себя в голове, пытаясь возродить в голове «счастливые воспоминания». Оглядываюсь без цели и вижу довольного Миллера (который наверное пишет о том моменте, когда отец подарил ему новую машину). Но о чем же писать мне? На ум приходят только детские воспоминания. — Гарри, а почему мы не идем на нашу площадку? — В мире есть множество различных мест где можно повеселиться. Зачем же проводить все время играя только на одной площадке. Это же так скучно. К тому же, оглянись. Нравится? Мальчик заинтересованно оглядывается по сторонам, изучая золотистые листья деревьев и длинные аллеи парка. С неба медленно, прямо перед его носом, опускается красноватый кленовый лист и мальчик охает, тыкая пальцем в кружащийся лист, пытаясь обратить внимание Гарольда. — Вот видишь? Увидел бы ты это, если бы сидел постоянно дома? — Наверное нет. Гарри, бежим. Мальчик хватает за руку мужчину и бежит к площадке, позволяя ветру путать его волосы. Рука дрогнула от неприятного чувства в животе. Я не могу. Я просто не могу это написать. Это слишком личное и не соответствует моему образу. Когда же мои воспоминания стали «не соответствовать образу»? Мысленно ругаю свою фантазию, ведь я даже не могу выдумать счастливые моменты. Это совершенно не вяжется с воспоминаниями о моем детстве. Детство — волшебная пора, когда все пропитано прекрасным ожиданием чего-то прекрасного от жизни. Время кататься на коньках с семьей, играть в прятки, прятаться с игрушками по ночам от мамы. Это время верить. Верить в волшебство, в свои силы и в счастливую интересную жизнь. Нам кажется словно все мечты наивно исполнятся, кажется, что Санта положит тебе самый лучший подарок на Рождество. Но когда ты выростаешь, ты все больше понимаешь, что это очень наивно и по большей части глупо. Сама мечта в детстве -стать взрослым, кажется теперь такой абсурдной. Мое детство было наполнено репетиторами, слугами и играми в одиночестве. Я практически никогда не бегал по площадке изображая капитана корабля, не представлял себя Принцем. Я играл дома, окруженный няньками и слугами. Запускаю пальцы в волосы и ухмыляюсь: «Надо же, я писал самые сложные олимпиады, но в тупик меня поставил обычный легкий вопрос» И это так напоминает о моей «не блещущей приключениями жизни». Рука дрожит, но я только крепче обхватываю ручку и вывожу первые строчки. «Мое самое счастливое воспоминание — каникулы в Барселоне. Мы катались со всей семьей на лыжах и пили горячий терпкий кофе.» Какая ложь, какое поразительное притворство. Да, родители с Олив ездили в Барселону этой зимой, но я просидел в отеле, так как мой багаж потеряли и у меня просто не осталось теплых вещей. Бегать и суетится никто не стал, и теперь я наизусть знаю интерьер комнаты отеля. Познавательно. Отбрасываю ручку, понимая, что если я и дальше продолжу углубляться в воспоминания я просто сойду с ума от чувства разочарования и несправедливости. Нервно кусаю губы и украдкой смотрю на часы. Десять минут. Надеюсь получить за эту работу хотя бы «4», иначе я даже представить боюсь, что со мной будет. *** Счастливые воспоминания для меня означают жизнь. Жизнь состоит из счастливых воспоминаний, которые наполняют ее необходимым светом. Какой смысл говорить о счастливой жизни судя по месту в обществе и статусе? Это, как минимум, по идиотски. Какой толк в том, что ты министр, если ты не можешь сожрать тако в четыре часа утра в парке? К чему все эти универсальные цели — школа, институт, престижная работа. Неужели нельзя быть счастливым просто проживая свое время, наполняя его самыми позитивными эмоциями? Комкаю листочек и сую тот в рюкзак, даже не стараясь издавать поменьше звуков. Кто еще не обернулся? Давайте, что встали. Если захочу, приведу в школу целый духовой оркестр и мне будет плевать на то, что они скажут. Захер ужимать свою зону комфорта ради этих олухов? Наивно думать, что я помчусь сдавать эту работу на всех парах, светясь в ожидании пятерки. Чушь. Мои мысли никому не интересны и лучше уж они останутся только моими мыслями. *** Облегченно выдыхаю, снимая тяжелый рюкзак с плеча. Сразу же разминаю его пальцами, так как после дня с этим «пакетом кирпичей» моей спине явно бывает плохо, а осанка еще пригодится для ужина. Я нервно ложусь на кровать, не в силах перестать думать о сочинении. Хоть бы четыре. Глаза слипаются и веки наливаются тяжелым свинцом, которым наполнена моя голова уже как полгода. Тяжелые мысли, еще более удручающие воспоминания — все это вновь охватывает меня с головой, вместе с чувством вины. Я не знаю чем я заслужил такое отношение, где я провинился, что не заслуживаю поддержки и крепких объятий, вместо холодных и равнодушных взглядов. Под давлением собственных рассуждений я отключаюсь, давая сознанию небольшой, но такой необходимый отдых. — Томас Холланд!!!!!! — отец, с полуразвязанным галстуком и красным от злости лицом влетает в мою комнату. Я вижу, что его пальцы так сильно сжимают ручку двери, что она скоро сломается под таким давлением. Взбухшая вена говорит о его крайнем негодовании. А багровеющее не на шутку лицо заставляет меня задержать дыхание и позволить сердцу биться так сильно, что кажется словно оно сейчас выскочит и пробьет грудную клетку. Пожалуй, так было бы гораздо лучше, чем сидеть прямо здесь сейчас. Все будет лучше, чем находится здесь. — Как ты потрудишься это объяснить??? — отец агрессивно тыкает в экран телефона, и я даже не могу разобрать буквы, так как это слишком близко. Я растерянно поднимаюсь на кровати и дрожащими руками вынимаю телефон, быстро обегая буквы. «Здравствуйте, уважаемый мистер Холланд. Моя просьба заключается в том, чтобы Вы обратили внимание на состояние Томаса. Его недавняя тройка шокировала всех учителей. Он стал рассеянным и отстраненным. Мисс Дженнигс.» — Как это понимать??? — взревел отец. Я лишь открывал рот как рыба и терялся в собственных словах. — Тройка??? — отец не унимается. Каждое слово учителя воспринимается как красная тряпка для быка, и от его ора у меня уже закладывает уши и начинает кружится голова. — Отец… Я… Я могу объяснить. — Что ты там мямлишь, жалкий троечник? Ради этого я вколачиваю огромные суммы денег в тебя? Ради такого позора? Каждое слово — новая рана. Каждое слово — новый отпечаток, который я больше никогда не забуду. Мой отец никогда ничему не радовался, никаким моим успехам и достижениям. Он вечно упрекает меня в ошибках. Если вообще замечает мое присутствие в доме. — Заставляешь Мелиссу волноваться из-за твоих очередных провалов, и позоришь меня! Мелисса? Его волнуют нервы мамы и его репутация. А мое состояние ему вообще ничто? Очередных? Серьезно? — Как ты вообще до этого додумался, малолетний недоумок? Что-то мертвой хваткой вцепляется в грудную клетку и не дает нормально дышать. — Так опозорить меня перед учителями? Рассеянный? Да кто тебе позволил строить из себя бедненького-хорошенького? Сплошное разочарование! — отец выплевывает эти слова, наполняя их немыслимым отвращением, разрывая мое сердце на куски. Меня сейчас порвет. Обида сдавила легкие, и я чувствовал, что больше не смогу. Не смогу терпеть это унизительное равнодушие и наплевательское отношение. — Серьезно? Разочарование? Это все что ты можешь мне сказать? — выпаливаю на одном дыхании и устремляю взгляд в пол. Отец ошеломленно глядит мне в глаза, но я не поднимаю взгляд, чтобы не дать ему превосходство. Он просто обескуражен, так что оставляет свой рот открытым, а я продолжаю медленно, но слышно бубнить себе под нос: — Неужели я заслужил этого? -Маленький гаденыш. Что ты сказал? Да ты хоть знаешь, сколько я на тебя потратил??? -А сколько сил потратил я чтобы просто вам всем угодить? Эмоции захлестнули меня целиком, соленые слезы катятся по моим щекам оставляя влажные полосы, но меня уже не остановить. Все дерьмо, которое копилось во мне многие годы — я все выскажу ему. Все до последней капли. — Чего я лишился в попытках соответствовать тебе? Семье? Может у меня есть свое мнение на которое тут всем плевать? Зато не плевать на мою единственную тройку за сочинение. А знаешь тему? — Довольно. — Счастливые воспоминания. Их нет благодаря тебе, отец. Не я виноват… Я не виноват… Я не… Обессиленно падаю на пол, заходясь в тихих рыданиях. Все, что пожирало меня изнутри годами, все стекло, что впивалось в мою душу столько лет — все было сказано. Сейчас я опустошен, морально раздавлен и уничтожен. Этот презрительный взгляд и быстрые шаги из комнаты. Неудивительно, но это так ранит. Поджимаю ноги и обхватываю колени слабыми руками. Слабый. Вдыхаю рвано, вперемешку с всхлипами. Ненужный. Не сын, а сплошное разочарование. Ну-ка, быстро сделал так как я сказал. Из тебя ничего не выйдет. С того момента ко мне никто не заходил и я этому рад. Если в моем положении еще можно быть чему то радостным. Битые осколки моей детской мечты — стать сыном, которого будут любить, ценить, уважать давно затупились. И их не починить. Мечта быть сыном, которым гордятся родители, стремительно падает и разбивается на мельчайшие кусочки. Уставившись в стену, поглощенный своими мыслями я и не заметил наступление ночи. Два часа. В комнате душно, и я тру лицо, пытаясь немного привести его в надлежащий вид. Не получается. Оно опухло и я знаю, что мой внешний вид полностью соответствует моему внутреннему состоянию. Пустота. После шторма. Он сметает все под чистую и в один момент ты чувствуешь все, а в другой ничего. Лишь разъедающую пустоту где-то глубоко внутри. Дыши, Томас, дыши. Когда дышишь становится легче. Когда-нибудь все будет по настоящему хорошо. Ты по настоящему будешь кому-то нужен. Подхожу к окну, рассматривая кроны деревьев в парке. Мягкий свет фонарей освещает аллеи и воздух наверняка очень свежий и приятный. Больше всего мне бы хотелось сбежать из этой приторно идеальной комнату в парк. На час — два. Просто подышать свежим воздухом. Вряд ли я сейчас способен заснуть. Секунда. Я совершенно не понимаю, что делаю. Ручка двери плавно опускается. Вторая. Бесшумно спускаюсь по лестнице к выходу. Третья. Ступаю по сухой траве сада, застегивая кофту на груди ради чувства защищенности, а не ради тепла. И вот я уже иду, охваченный чувствами. Это так странно и противоречиво. Я, Томас Холланд. Сбегаю из дома. Черт, я действительно сбегаю из дома. Наружу просится истерический смешок, но я упорно его сдерживаю, пока нахожусь в пределах участка. Обхожу усадьбу Марсовых, я не совсем поехал головой, чтобы сбегать мимо охранника у ворот, поэтому оббегаю дом к запасному выходу. Свобода. Такое странное на вкус слово, и такое непривычное. Не та свобода, когда я один еду в машине, а настоящая свобода. И я бегу. У меня нет направления, цели, предпочтений. Я просто бегу и легко смеюсь, впервые за 17 лет. Легко. Свободно. Ведь я убегаю прочь.