Free feelings

Дом встречает тишиной. Раскаты грома и чернота нависших на небе туч сменилась прежней серостью. Стекла окон становятся преградой для капель воды. Мои волосы становятся влажными и тяжелыми, но я не замечал этой тяжести пока находился на улице. Не замечал морозных капель на лице и одежде. Впрочем, дождливая погода — это вовсе не причина моего «возвращения». Волосы липнут, мгновенно тяжелеют с моим входом в дом. Это печально, когда место, которое ты вынужден называть домом, морально давит на тебя. Я думаю, это неправильно — чувствовать себя спокойно вдали от дома. Вдали от семьи. Полагаю, для каждых поступков есть свои причины, но почему же именно мне сейчас так стыдно? Мой взгляд лихорадочно буравит пол коридора, который утопает в ночной темноте. Тишина. Влажные руки еле удерживаются на ручке двери и я стою, не в силах сдвинуться с места и пошевелиться. Словно сейчас из-за двери выскочит разгневанный отец, разочарованная мама и Олив. Такой исход был бы в одном случае — если бы мою пропажу заметили. Но, видимо, всем плевать. Однако сегодня это играет мне на руку. Все еще стою в коридоре, пытаясь прислушаться к своему сбитому дыханию. Спокойнее, Томас. Я живу с этими мыслями постоянно, но именно в этот момент я не вынесу его взгляда, моральной давки и упреков. В полном недоумении добираюсь до второго этажа и плавно открываю дверь в комнату. Пусто. Словно тут никого и не было. Кидаю промокшие вещи в корзину и ложусь на кровать, стараясь, ради собственного психического здоровья, не вспоминать о дне недели. Вторник. Школа. Уроки. Репетитор. Домашняя работа. Сон. Боже, я так устаю быть сильным. Приветливо улыбаться и держать спину идеально ровно. Постоянное поддержание идеального образа в глазах других. Маска, за которой я так старательно прятался почти всю жизнь, сломалась. Она сломалась этой ночью. *** Кап — кап — кап. Холодные капли воды капают со сверкающего чистотой крана. Раздражающий приторный запах и яркий поток света. Опять. Каких же усилий стоило мне просто поднять свою голову с подушки. Я просто не мог оторвать свое тело, ноги, руки, голову от постели. Я вовсе не «сова», любящая поспать до обеда, но перспектива «прелестного завтрака с семьей» рубит все желание автоматически. Наоборот, в нашей семье заведено вставать не позднее шести утра, чтобы успеть как можно больше всего сделать. Работа, работа, работа. Иногда я сомневаюсь, так ли ему нужна эта работа, чтобы обеспечивать семью? Или она просто служит объектом зависти? Или для поднятия статуса в обществе? Или же он просто сбегает от семьи, окружившись работой как невидимым щитом? Сбежать всегда проще. Ссутулю плечи, но продолжаю делать утренние процедуры. Лениво вожу щеткой по зубам, даже не пытаясь признать, что пятнадцать минут на умывание это слишком. Слишком тяжело. Тяжело смотреть в его глаза. Приглушенным эхом в ушах звучит: — Мистер Холланд!!! Мистер!!! — тихий голос обрывается, заставляя меня обернутся и медленно подойти к двери. — Отойди! Займись наконец чем-нибудь полезным. Я сам разбужу его, — резко распахиваю глаза, упирая взгляд в деревянную лакированную дверь, которая уже сотрясается от мощных ударов отца кулаком. Тру мокрое от пота лицо и панически оглядываюсь, пытаясь найти выход из ситуации. Отец? Что он вообще тут делает? Он продолжает терроризировать мою дверь, и я уже не дышу, когда распахиваю ее, уставившись в пол Ведь я не могу смотреть ему в глаза. Я просто не могу. Мне нужно больше времени. Но кто мне его даст? Пожалуйста, не говори со мной, не смотри на меня, не… — Томас, — отец говорит тихо, но четко. Кажется, в его голосе я слышу ни гнева, ни разочарования. Постойте, он действительно собирается со мной говорить? Это что, сожаление? Ему правда жаль? Жаль за то, что он сделал со мной? — Я надеюсь ты все понял. И больше такого не повторится, — очередное моральное давление. Даже не осмеливаюсь поднять взгляд, поэтому нервно кусаю губы и стараюсь говорить. Не мямлить, не бубнить. Стараюсь не вывести его из себя. Никогда. Никогда больше я не покажу своей слабости.Только не ему. — Конечно. Это ошибка. Учитель просто перепутала работы, я уверен в этом (я уверен, что сдал ей листок с разной чепухой). Я повел себя глупо. Больше такое не повторится. Вечером ко мне придет Беттани. Я за ней заеду. И пообщаюсь с Джаредом. Такая информация отца крайне удовлетворила и он резко уходит, словно пытается стереть в голове наш разговор. Или меня. Или все сразу. Да уж, этот человек имеет великолепную способность опустить меня или же нагнетать атмосферу, заставляя меня чувствовать себя еще более паршиво. Завтрак проходит в неловкой тишине. Мама слышала. Бросаю тарелку в раковину и пулей вылетаю из дома. Где угодно лучше чем здесь, даже в школе. Звонок давит на виски, но захожу в кабинет уверенно, уже с горечью представляя этот день во всех красках. Мысль, успевшая уже так прочно засесть в моей голове вызывает полуулыбку и ощущение легкости, после чего хмурю брови, окидывая шумный класс. Из странного состояния меня выводит Дейв, который со стоном плюхается на соседнее сиденье и переглядывается с Полом: — Слышь, чувак, зацени, — кивает в сторону Джесси — блондинки, чья юбка едва ли закрывает верхнюю часть бедра. Не новость. В этот раз звонок уже не кажется таким уж раздражающим, ведь он дает мне право наконец-то покинуть душный кабинет экономики. Коридор заполняется группами учеников и встречает меня звуками хлопающих шкафчиков, недовольной ругани из-за оценок и новых сплетен. Громкий смех режет уши, а стук каблуков эхом отдается в голове. Я словно невидимый. Я перестаю различать звуки и меня окутывает твердая пленка, отделяющая от внешнего мира. Изоляция. Толчок в спину прилетает так же неожиданно, как и слова: «С дороги, неудачник!» Обернувшись, я замечаю лишь копну каштановых волос. Я знаю кому принадлежит этот «кошмар парикмахера». Смотрю на людей с равнодушием и распрямляю спину, чтобы устоять на месте и пройти сквозь угнетающую толпу. *** Кидаю тяжелый рюкзак на пол и скатываюсь по двери. Кажется судьба решила окончательно помотать меня на этой «адской неделе», поэтому помимо жуткой головной боли и лживых воспоминаний для сочинения я получаю встречу с Бет. Ну что может быть лучше? Единственное, что еще держит меня на плаву — родители уедут в магазин вечером и у меня уже есть гениальный план. Он очень рискованный и опасный, но я чувствую, что мне станет легче. Я чувствую, что наконец обрету долгожданное чувство свободы и счастья. Я украду ее. Я украду гитару из чулана. *** И как ей самой от себя не противно? Стираю красную губную помаду с лица, мысленно поражаясь Беттани. Да, она богатая и красивая, поэтому всем плевать, что она из себя представляет, но не мне. Это самолюбие, сквозящее в каждом слове, жадность и алчность. И все в одном человеке. Популярная. Красивая. Богатая. Она так легко вешает на всех ярлыки, словно она способна по внешнему виду определить сущность человека. Отвратительно. Мелькаю позади слуг, которые закрывают дверь за родителями, с книгой по бизнесу и электроэнергетике. Я вижу как отец самодовольно ухмыляется, а мать смотрит на него с благоговением, будто он своим «фальшиво-заботливым» разговором направил мою голову в нужное русло. Я даже понятия не имею о чем эта книга. Все это — лишь игра. Показуха, которой я занимаюсь уже семнадцать лет. Иллюзия нормальности. К тому же, если я снова притворюсь идеальным сыном — от меня отстанут, а значит, станут меньше замечать, и тогда я смог бы устраивать ночные прогулки. Как только я дошел до этой мысли, меня бросило в дрожь, и я не мог решится. Решится сбегать в парк. Это словно противоречит моей природе идеального сына, но именно в парке, под сводом синего неба, я чувствую себя живым. И я уже не играю роль марионетки отца, а просто становлюсь собой. И это кажется таким правильным. 1:27 Накидываю капюшон на голову, избегая перемены погоды, и с грохочущим сердцем спускаюсь по лестнице. Если вы ждали, что раздастся скрип или шорох — нет, наш дом слишком напичкан дорогими вещами, которые гарантируют мне «невидимость». Бегу по аллее и бешено оглядываюсь. Это не я. Что с тобой стало, Томас Холланд? Выхожу через заднюю дверь и тяжесть мыслей в моей голове разрушается, позволяя глубоко вздыхать. Я один, наедине с собой. Ветер взъерошивает волосы и я прибавляю шаг, все еще панически оглядываясь на дом. В висках пульсирует давление. На улице стоит темнота и мне приятно находится в ней. Наедине с собой, наслаждаясь тем фактом, что меня никто не увидит и не осудит. Пока нахожусь в пределах нашего «элитного поселения» не могу вздохнуть полной грудью. Идеализированные образы семей, прилежные дети, имеющие самые высокие оценки в городе, и трудолюбивые взрослые, существующие в мире соревнований и зависти. Перед нами открыты любые двери. Немыслимая роскошь, прислуга, тонны дорогих вещей. Что же тебе еще нужно, Томас? Шум листвы расслабляет и я брожу по мокрым от дождя аллеям, любуясь видом. Свежий воздух снимает все напряжение, противным комком сидевшее в груди, и дарит ощущение покоя и безопасности. Выдыхаю белые струйки пара и наблюдаю за контрастом темного неба и светлого, плотного пара. Сажусь на скамейку и почти смеюсь. Легко. Тепло. Губы растягиваются в широкой улыбке, ведь я счастлив. Пальцы проходятся по струнам, оттягивая их ради гармоничного звучания. Свожу брови к переносице, пытаясь припомнить любимую песню детства. Получается, конечно, такое себе, но главное — упорство и старание. Именно так и можно добиться успеха. Из черного рюкзака вытаскиваю горячий апельсиновый чай и вдыхаю аромат пряной гвоздики и цитрусовых. Грею кончик носа под паром и отпиваю из кружки. Приятное тепло расползается по животу, оставляя легкое послевкусие имбирного печенья и терпкого апельсина. Луна светлым сиянием отражается в маленьких капельках дождя и освещает парк. Руки греются о стакан и я с тоской взглядываю на часы. Выдыхаю воздух из легких и задерживаю дыхание, стараясь запомнить этот пейзаж в мельчайших подробностях. Пора идти. Пора возвращаться в реальный мир.