АУ. Кайзер Райнхард Мюзель и другие

Кайзер Зигфрид, 18 сентября 12 г. Н.Р. Нойе Шлосс Ни завтра, ни послезавтра встретиться с Лоэнграммом не получилось. Медики ничего не желали слушать. «Ваше величество, мы всё понимаем, но самочувствие его превосходительства оставляет желать лучшего». Никаких визитов! А сегодня доктор Гросс, ассистент профессора, шепнул по секрету, что «его превосходительство пребывает в жуткой депрессии. Смотрит целыми днями в потолок, на вопросы отвечает «да» и «нет». Вот как узнал, что он на Одине, так и началось. А где же ещё ему быть?» Гросс не сказал, что господин Мюзель сошёл с ума, но это легко читалось во взгляде. Чтобы Мюзель в здравом уме и твёрдой памяти выбрал Феззан в качестве новой столицы? Или «лоэнграммовские» феззанцы — честные и порядочные люди, не устраивающие покушений и переворотов? В любом случае, нам необходимо встретиться. Лоэнграмма (или всё-таки Райко?) нужно хорошенько встряхнуть. Объяснить, что жизнь не кончилась. Четырнадцать лет назад это получилось. Даст Один, и в этот раз получится. Доктор Гросс обещал завтра всё устроить. Как обычно, заглянул в детскую. Гретхен последние дни ведёт себя слишком тихо. Вчера даже по поводу вышивания не ворчала. И на тренировке охраны почти не следила за боем, думала о чём-то своём. Надеюсь, не о способах проникновения в клинику. Райни и Грета сидели на «сказочном» диване и смотрели запись со дня рождения Аннегрет. Точнее, не всю запись, а специально сделанное отдельное видео с танцем Райко. Я тихо присел рядом и стал следить, как порхают в воздухе ножи. Семь штук, по числу лет именинницы. Взлетают и опускаются в подставленные ладони. А вот этот Райко поймал у самого пола. Ошибка? Или так и было задумано? Но как же красиво... Жаль, дождь помешал устроить праздник на открытом воздухе. Танец кажется таким лёгким, не скажешь, что Райко разучивал его почти полгода. Гретхен чуть не прыгала от восторга. — Пап, — Грета поправляет оборочку платья. И не поднимает глаз, — а правда, что дяде Райнеке опять придётся учиться ходить? — Да. Когда человек болеет и очень долго лежит в постели, то становится слабым. Так всегда бывает. Даже если бы у дяди Райнеке были настоящие ноги, ему всё равно бы пришлось держаться за что-нибудь. — Пап, а можно мы ему поможем? — Нет, Райнхард. Нельзя, — обнять их по очереди, прижать покрепче. — Это очень хорошо, что вы переживаете за дядю Райко. Ему будет очень приятно об этом узнать. Но, понимаете... — как же сказать, чтоб не наврать? Они же отлично чувствуют ложь. — Дядя Райко привык быть для вас сильным. Он не захочет, чтобы вы видели его в больнице, — настоящий бы точно не захотел. — Он очень гордый. И врачи вас не пустят. — А когда дядя поправится, тогда можно будет его увидеть? Мы соскучились. Правда, Грета? — Очень соскучились. — Я тоже. Но надо уметь ждать. Всё будет хорошо,— хотел бы я сам в это верить. — А хотите, я расскажу вам историю про дядю Райко? — Хотим!! — Тогда, Грета, перебирайся направо, — они всегда так сидели, когда Райко рассказывал сказки и всякие истории из жизни: Райни слева, Гретхен справа, скинув туфельки и подобрав под себя ноги. Грета моментально занимает привычное место. Обнимаю обоих и начинаю: — Вы же знаете, что дядя Райко — первый пилот Нойе Рейха? А вы слышали историю о гонках по Каменной реке? Грета мотает головой. Голубой бант чуть не сваливается. — Пап, а разве там можно летать? Там же опасно. — Да, Райни, астероиды — опасная вещь. Поэтому в самую середину мало кто залетает. Говорят, этим пользуются пираты и контрабандисты. Они устроили там свои базы. А края достаточно хорошо известны. Есть даже карты этих районов. — Дядя Райнеке гонялся за пиратами? — Нет, Грета. Это было очень давно, — в прошлой жизни. — Дядя Райко был тогда коммодором. И летал не на «Роланде», а на эсминце «Северный путь». Не знаю, кто сказал его императорскому высочеству, что капитан Людвиг фон Доннер, командир «Стрелы», как пилот лучше Райнхарда Мюзеля, но его высочество решил проверить. — И дядя Райнеке победил? Правда? — Аннегрет, не ёрзай. Это неприлично. Всё было честно. Оба эсминца были одного класса, почти одновременно построены, разве что «Стрела» на год постарше. Его высочество Максимилиан хотел проверить мастерство пилотов. Лютци и Райко согласились. — Лютци? — Да. Капитана фон Доннера называли Неунывающий Лютци. Он во всём старался находить что-то хорошее и не унывать. У него было много друзей и почти не было врагов. Доннер был отличным офицером и очень добрым и щедрым человеком. Я горжусь тем, что он служил под моим командованием, — рядом со своим другом, Конрадом фон Грюндером, маленький Доннер казался ещё меньше ростом. Но те, кто дразнил его «девчонкой», просто не видели Людвига в бою. — Он погиб? — Во время Вестерландской войны. Но тогда мы не знали, что так будет, и готовились к гонкам. Назначили дату — четырнадцатое октября. Выбрали удобный маршрут, так, чтобы Райко и Лютци по возможности летели параллельно. Техники очень тщательно проверили корабли. Соревнование должно было длиться часов пятнадцать-шестнадцать. Его высочество предложил выбрать смену, чтобы пилот мог пару часов отдохнуть и за него корабль бы вёл другой. Доннер выбрал своего старшего помощника, Конрада фон Грюндера. Они были лучшими друзьями. А Райнхард отказался. — Почему? — Потому что Людвиг был старше и трезво оценивал свои возможности. А Райко тогда исполнилось всего восемнадцать с половиной. Он мог бы выбрать меня, но это было бы нечестно по отношению к Доннеру. Вышло бы, что я принял сторону друга против подчинённого. Хороший командир так не поступает. Поэтому я ждал конца гонок вместе с его императорским высочеством Максимилианом и его высочеством Эберхардом. Принцу было двенадцать, он очень волновался, хотя старался не показывать виду. Астероиды глушили связь, поэтому мы не знали, как обстоят дела. — Но дядя победил? — Он прилетел первым, — у Райко затекло всё тело, и он еле вышел на посадочное поле. — Он выглядел очень уставшим и не сразу поверил, что победил. Спросил: «А где же «Стрела?»» Людвиг появился четверть часа спустя. Райко так переволновался и обрадовался, что помчался к нему навстречу. Он боялся, что «Стрела» могла получить повреждения или разбиться о камни. В некоторых местах очень узко. Нужно облетать, а значит — терять время. Доннер послушался Конрада и облетел, а Райко поставил эсминец на бок и протиснулся между камней. — Ух ты! — А капитан фон Доннер не обиделся, что пришёл вторым? — Нет, Райни. Во время церемонии награждения Райнхард единственный раз осмелился спорить с его высочеством. Он сказал, что они с Людвигом оба победили Каменную реку. Его высочество Максимилиан всё равно вручил Райнхарду маленького золотого орла, но я видел, что он остался доволен этим ответом. А какими восторженными глазами смотрел на победителей Эберхард... Совсем как Грета с Райни на дядин танец. Райко с Людвигом сразу стали для него героями. — И дядя стал контр-адмиралом? — Не сразу. Сначала, ровно через месяц, четырнадцатого ноября, была официально объявлена дата коронации Максимилиана. Его величество Фридрих Пятый чувствовал себя нехорошо и хотел сделать сына своим соправителем. В тот вечер мы обсуждали будущее. Райнхард спросил разрешения назвать второго сына в честь моего отца, Густавом. — В начале декабря его высочество подписал приказ о назначении контр-адмирала Райнхарда Мюзеля командующим флотом. Я остался на Одине, а Райко пришлось улететь. И снова мы встретились на Вестерланде, в его девятнадцатый день рождения. Статуэтку орла Райнхард оставил мне на хранение, но при обыске её забрали. Так и не нашлась. И газеты с фотографиями Райко, Людвига и Конрада пропали. — А сейчас вам пора ужинать. В тот день, пятнадцать лет назад, Райнхард отвёл меня в сторонку и поинтересовался, есть ли что тут пожрать. Так и сказал: пожрать. «Кирхайс, золотой орёл — это замечательно, шампанское — тоже, а закуска к нему есть? А то я голодный как волк». Видите ли, «не хотелось отвлекаться на ерунду»! Ох, Райко-Райко... Их высочества, тот же вечер Вечером Аннегрет долго ворочалась в постели, вспоминая папин рассказ. В конце концов не выдержала и прошлёпала босиком в соседнюю спальню, к Райни. — Грета, ты чего? — ой, кажется, разбудила. — Я боюсь, — призналась она. — Чего?! — Райни аж сел на кровати от удивления. Чтоб Грета — и боялась? Да её же ни мышами не испугаешь, ни лягушками. — Боюсь за дядю. Вдруг ему очень плохо, а нам не говорят? Папа сегодня про дядю Райнеке говорил как про этого Доннера и принца Эберхарда. Как про мёртвых, понимаешь? — И что ты предлагаешь? Нам всё равно ничего не скажут. И в больницу не пустят. — Ещё не знаю. Но надо что-нибудь придумать. Нельзя же сидеть без дела! — Давай завтра, а? — Райни зевнул, — спать хочется... — Надо будет завтра поймать «языка». Врач придёт к папе с докладом, а на обратном пути мы его подстережём. Только надо придумать отвлекающий манёвр. — Грета, ты совсем в войну заигралась. Мама тебя за такое на неделю усадит за вышивание цветочков, — Райни знал, чем припугнуть сестру. — Ну и пусть, — задрала подбородок Грета. — Дядя важнее. И ушла к себе. О том, что разговор был хорошо слышен стоящим у дверей охранникам, их высочества не подумали. Точнее, они вовсе позабыли об охране. Зато наутро их планы стали известны фрау Аннелоре как начальнику охраны её величества и их высочеств. Кайзер Зигфрид, 19 сентября 12 г. Н.Р. Нойе Шлосс Доктор Гросс связался со мной по комму. Обещал гарантировать как минимум десять минут, в течение которых никто не помешает разговору с «его превосходительством». Райнхард фон Лоэнграмм, тот же день, военная клиника Когда табуретку срочно заменили удобным стулом, это могло означать только одно. Здешний кайзер наконец нашёл время, чтобы встретиться. Или ему разрешили врачи? Любопытно, насколько он похож на Кирхайса. Впрочем, нет. Не любопытно ничуть. Всё равно это розыгрыш. Скрипнул стул. — Вы не спите. Не притворяйтесь, — до чего же голос похож. — Будь вы нашим Райко, вы бы извинились за то, что заставили волноваться, — продолжал этот голос. — Вы бы непременно спросили, как я себя чувствую и что делают дети. А уж потом поинтересовались погодой и политикой. Видите ли, девять лет назад Райко пролежал в коме всю осень. А когда очнулся, начал задавать эти вопросы. Последовательность не менялась. Сначала — семья, потом рейх. Кирхайс мог бы извиниться. Но это же Мюзель. Или здешний Мюзель похож на моего Кирхайса? — Вы открыли глаза? Это хорошо, — Кирхайс сидит рядом. Сильно повзрослевший, но это Кирхайс. Его улыбка! — Кирхайс! — Вы всегда называли его по фамилии? — Да, всегда, — это другой Кирхайс. Другой... — А он вас? — Он... он звал меня «господин Райнхард». Почему этот Кирхайс смеётся? Что смешного я сказал? — Простите, Лоэнграмм, но мой... наш Райнхард никогда не называл меня «господином Зигфридом». Ему бы в голову не пришло. Моего отца — да, Райнхард его очень уважал. Дворецкого, наших старых слуг, преподавателей — ко всем Райко обращался на «вы». А ко мне ни разу. Мы же были ровесниками. Ему на вид лет тридцать пять. Значит, мне тоже? — Райко? — Когда мы познакомились, он представился как Райнхард. На девятый или десятый день знакомства я решил... не помню, то ли хотел куда-то пойти, то ли поболтать. Я понятия не имел, что когда Мюзель чем-то серьёзно занят, его лучше не трогать по пустякам. Райнхард читал учебник и не реагировал на уговоры. Тогда я назвал его Райни. Что-то вроде «Райни, ну пошли, чего ты здесь сидишь?» Как он разозлился! — этот Кирхайс покачал головой. А волосы у него короче. И чёлки нет. — В тот день мы в первый и последний раз подрались. Нам было по одиннадцать. А восемь лет спустя, когда мы побратались, Райнхард разрешил звать себя Райко. Райни он только для моего сына. Его тоже зовут Райни. Райнхард Зигфрид. В домашней обстановке, среди своих, Райко зовёт... звал меня Зигом. Когда сердился или разговор был серьёзным — Кирхайсом. Кирхайс — это слишком холодно, официально. Напоминает годы нашей учёбы. Тогда мы старались называть друг друга по фамилии. Чтобы мы с Кирхайсом подрались? Нет, это невозможно! Постойте... побратались? — Мюзель — ваш побратим? — Да, он мой брат. Член семьи. И мои дети... у меня есть ещё дочь, Гретхен. Аннегрет. Так вот, они очень переживают за дядю Райни. На их памяти он никогда так серьёзно не болел. Они даже не представляют, что такое по-настоящему «серьёзно». Считайте, вы легко отделались. Легко? Это он называет «легко»?! — Всего трое суток, Лоэнграмм. Мелочь в сравнении с тремя месяцами между жизнью и смертью. Вы не представляете, как я тогда молился, — этот Кирхайс сжал что-то, спрятанное на груди под халатом. У него тоже есть медальон? — как боялся потерять... Можно сколько угодно спорить с другом, иногда ссориться, иногда ругаться, — ругаться? С кайзером?! — Но мы всегда были вместе. Были на равных. Двойное Солнце Нойе Рейха... Знаете, перед смертью отец пожелал мне найти хорошую жену. «Лучшего друга желать не стану — он у тебя уже есть». И сказал, чтобы я позаботился о Райнхарде, потому что такие как он — редкость. — Мой Кирхайс... тоже... лучший друг. Он погиб во время покушения. Спас меня... — Простите, что напомнил. — Ничего. Это... не забывается. — На Райнхарда покушались часто, но ему всегда везло. На меня — один раз, два года назад. Очень глупо и непрофессионально. Наверное, потому, что рядом был Райнхард. Он отдал мне свой бластер, а сам... — У него был бластер? — Обычно Райко его не носит. Считает детской игрушкой. Но накануне мы сильно поругались. Райнхард вспылил. Позже я узнал, что перед этим Мюзель — он был военным министром — встречался с тогдашним министром финансов. Они вечно спорили, что важнее: обороноспособность страны или её платежеспособность. — Разумеется, первое! Кирхайс (или кайзер Зигфрид?) улыбнулся: — Вы похожи на Райко. Так вот, наутро он демонстративно пришёл с бластером. Была годовщина смерти отца, мы собирались поехать в поместье, навестить могилу. Райни объелся мороженого и остался с мамой лечить горло. А Гретхен поехала с нами. Он помолчал с минуту или чуть больше. — До этого я не брал с собой охрану, за исключением водителя. Считал, что это личное дело Зигфрида фон Кирхайса, а не кайзера Зигфрида. Семейное дело. В пути на нас попытались напасть. Мы отбились легко, Гретхен даже не поняла, что надо бояться. Она испугалась потом, когда Райнхард остался «поговорить с этими сопляками», как он выразился, и объяснить, как нехорошо они поступили. Грета испугалась Райко, она никогда не видела его таким. Брат бывает очень страшным. Особенно когда дело касается жизни родных и близких. — Вы поругались... но не запретили ему носить бластер. Почему? — Во-первых, потому, что можно сколько угодно обижаться на Райнхарда, но нельзя усомниться в его верности. Мюзель никогда не пойдёт против брата и кайзера. И не ударит в спину. Во-вторых, потому, что это его право. Пожизненной привилегией носить оружие в присутствии кайзера и членов его семьи обладают всего семь человек, включая Мюзеля. Кроме него, это гросс-адмиралы Оскар фон Ройенталь и Вольфганг Миттермайер, адмиралы Ханс Эдмунд Бергенгрюн — он мой бывший начштаба, сейчас столичный генерал-губернатор, Корнелиус Лютц — он бывший начштаба Мюзеля, нынешний военный министр Август Себастьян Вален. И генерал десанта Рихард Рихтер, Грозный Рихард. Он единственный всегда при оружии. — Но это... неправильно. Нельзя... выделять любимчиков... — старые аргументы Оберштайна сейчас казались глупыми. — Любимчиков? — этот Кирхайс чуть приподнял брови. — Простите, Лоэнграмм, но если бы не эта привилегия и меткий выстрел Вольфа, я бы остался вдовцом. Мою жену спасли уже знакомая вам фрау Аннелоре и Миттермайер. Это было одиннадцать лет назад. Райнхард был в бешенстве. Он лично допрашивал пойманных заговорщиков. С пристрастием. Не знаю, как Вы, но Мюзель умеет быть очень жёстким. — Кирхайс... кайзер снова стиснул медальон. Мой Кирхайс никогда бы не смог пытать людей. — А фрау Аннелоре... она действительно сестра Мюзеля? — она куда больше походит на баронессу фон Вестфален, только посветлее и с короткими волосами. — Названая. Их когда-то хотели поженить, но Райко и Лора предпочли остаться друзьями. Они заботятся... заботились друг о друге. Не знаю, какой женщиной была Ваша сестра, но фрау Аннелоре называют «Мюзель в юбке». Вам придётся очень много времени проводить вместе. Постарайтесь с нею подружиться. Это не приказ, это совет. Значит, завтра или послезавтра предстоит новая встреча. — Ваше величество! Ваше величество... господин профессор... — дежурный врач. Боится профессора? — С профессором фон Зелле я поговорю, — Кирхайс... кайзер встал, коснулся на прощание моей руки. — Я приду завтра или послезавтра, как получится. Выздоравливай, Райнхард. — Постараюсь... Кирхайс. Они с врачом ушли, а я остался лежать и думать. Если это розыгрыш, чья-то жестокая шутка, значит, этот Кирхайс — отличный актёр. Он казался очень искренним. Казался или был? И откуда ему известно, что мы поссорились с Кирхайсом накануне покушения? И что у Кирхайса не было бластера? Кто ему мог рассказать? Или здесь всё наоборот? Вместо Аннерозе и фройляйн фон Мариендорф — эта Аннелоре, вместо Оберштайна — настоящий Мюзель. Нужно поскорее выписаться и искать другие источники информации. Иначе я сойду с ума. Нет, только не это! Я должен разобраться, что произошло. Должен вернуться домой, в своё тело. Наверное, Мюзеля уже разоблачили. Или вот-вот разоблачат. Нужно немного подождать. И попросить у фрау Аннелоре зеркальце... у женщин всегда есть... Когда дежурный врач зашёл в палату, пациент уже спал.