После переписок с «Анонимом» Третьему Рейху становилось очень легко на душе, они уже переписывались ровно месяц. За всё это время нацисту ещё никогда не попадались настолько интересные собеседники, с которыми он мог общаться так долго и так хорошо. Немец, каждый день приходя уставший после работы или просыпающийся среди ночи или раннего утра из-за кошмаров, постоянно проверял, не написал ли ему его собеседник новое сообщение? И как часто это бывало — написал.
Они уже успели обсудить всё на этом свете, казалось, что уже и тем нет для разговоров, но, обычно, кто-нибудь из них (чаще всего Третий Рейх) писал о своих переживаниях и ощущениях, эмоциях в конце-концов, а мужчина по ту сторону экрана, внимательно послушав собеседника, мог подобрать нужные слова, чтобы поддержать или пособолезновать. Они прекрасно подходили друг к другу…
А тем временем отношения между Советским Союзом и нацистом становились всё хуже и хуже, того гляди и война случится. Последний постоянно критиковал, упрекал и оскорблял коммуниста, начиная с его внешнего вида, заканчивая его характером и взглядами на жизнь. Он кричал и при малейшем неправильном взгляде со стороны оппонента, вспыхивал как спичка и потом, сгорев… Начинал всё заново.
А Союз же стоял напротив него, скрестив руки на груди, и слушал, сверля его взглядом, полным холода и ненависти, любой бы уже сломался под его взором, но не Рейх. Другие же страны, наблюдавшие за этим представлением чуть ли не каждый день, уже успели привыкнуть и молились богу, чтобы это поскорее кончилось.
В один день кто-то решил, что будет хорошей идеей собрать всех вместе и организовать небольшое мероприятие. Идея была бы прекрасной, если бы не одно «но». Этот кто-то пригласил и нациста, и коммуниста. Вечер обещал быть сорванным, либо очень весёлым. На этом же мероприятии присутствовал алкоголь и под его действием два врага сделали то, чего бы не сделали в трезвом состоянии, а именно… Подрались.
Началось всё с того, что пьяный немец начал приставать к русскому о том, что его идеология не верна, что все коммунисты глупые и способные работать только на заводах и прочее… Как же ярый коммунист оставит оскорбления Рейха безнаказанными? И мужчина ему врезал в нос, что аж у нациста кровь хлынула, последний же тоже ответил ударом, а потом это переросло в драку не на жизнь, а на смерть. Кое-как их разняли и Швейцария пошёл с ними на кухню, посадил на стулья и весь вечер над ними хлопотал, недовольно бормотал, что даже в субботу от работы отдохнуть нельзя. А когда уже наступила полночь, швейцарца внезапно не стало и антагонисты остались друг с другом одни.
— Всё равно коммунизм ужасен. Он нужен только бедным и глупым людям… — сказал обидчиво немец, взглянув на человека напротив.
— Хочешь, чтобы я тебе ещё раз врезал? — прошипел сквозь зубы коммунист, придерживая компресс из льда на лбу.
— Врежь, — безэмоционально сказал мужчина, готовясь к удару.
— Не буду, сил на тебя не хватает, — сказал чуть спокойнее Советский.
В комнате наступила тишина. Только с гостиной доносились неясные разговоры и спокойная музыка. Кухня была полностью во мраке, за исключением небольшой лампы, что стояла на столе, рядом были два стакана с водой и пара таблеток.
— И всё же, скажи, чем тебе не нравится коммунизм? - спокойно спросил мужчина, взглянув на немца.
— Всем. Мне не нравится, что в него входит интернационализм, что там есть расстрелы, что большая часть работает на заводах и всё общее, — также спокойно ответил Третий Рейх. — А чем тебе не нравится национал-социализм?
— Мне не нравится, что в национал-социализме всё делается лишь для одного народа, а остальные национальности стоят просто ниже всех, это несправедливо - судить по нации, я считаю…
Третий Рейх хмыкнул. Вот они и высказались. Атмосфера в этой маленькой душной кухне стала чуть ниже на один градус. Снова наступила тишина. Было слышно, как за окном проезжают машины и лают собаки. Вдруг немец сорвался со своего места и, подойдя к окну, открыл его, повеяло запахом мокрого асфальта, скошенной травы и… музыка? Советский Союз прислушался, и по-настоящему уловил звуки аккордов, которые кто-то очень шустро перебирал на гитаре. Мужчина, ещё стоявший у окна, вдыхал прохладный ночной воздух и начал подпевать песне.
Коммунист, сидевший в это время спокойно за столом, переглянулся на ещё одного человека в комнате, откинулся на стуле, глядя в потолок, всё ещё прижимая ко лбу уже растаявший компресс.
***
Таковы были воспоминания немца после той ночи. Он пел, коммунист слушал. Под окном кто-то играл песню на гитаре, слышался рёв машин, а кухня была освещена светом лампы.
А сейчас он шёл домой после очередного дня работы. Уставший и с плохим настроением, мужчина шлёпал мокрыми ботинками по лужам и смотрел под ноги. Лил дождь, а нацист даже зонтик не взял, в любом случае ему было на это без разницы…
Подняв голову, нацист заметил знакомую фигуру, которая приближалась к нему. Всё ближе и ближе. С каждым метром силуэт становился более знакомым и он разглядел в нём свою близкую подругу — Японскую Империю. Женщина была одета в легкую одежду для такой погоды, но зато у неё был зонт, под которым она как раз прогуливалась:
— Добрый вечер, — Японка улыбнулась подойдя к мужчине, протянула зонт, так что они оказались под ним вместе.
— Добрый… — выдохнул он с нотой усталости, шагая рядом с Империей.
— Был тяжёлый день? — поинтересовалась женщина, взглянув на друга, и, не ожидая ответа, снова заговорила, — Тут недалеко моя квартира, можем зайти ко мне и попить чаю, Вы согреетесь.
— Конечно, почему бы и нет? — согласился Третий Рейх.
***
У Японской Империи была маленькая квартира, но довольно уютная. Стены были обклеены светлыми обоями с причудливым узором, на стенах висели картины, где были изображены цветущие сакуры и пейзажи японской зимы. На комоде в прихожей стояли рамки с фотографиями её дочери — Японии. При одной мысли о молодой девушке, Рейх расплылся в улыбке. Она всегда была очень приветливой и вежливой с немцем…
Разувшись и отдав мокрую куртку подруге, он хотел было пройти на кухню, но Империя выдала ему полотенце и попросила посушить голову. Выполнив просьбу, он прошёл на кухню и, взяв кружку, налил в неё чай. Они были знакомы уже давно и очень близки, так что Нацистская Германия мог себе позволить вести себя здесь как в своём доме. Японская Империя же, зайдя на кухню, налила и себе чаю, и села напротив мужчины:
— Я слышала, как недавно ты подрался с… — она сделала небольшую паузу, вспоминая имя, — Советским Союзом, это правда? — женщина стала более серьёзной, она никогда не любила применение силы в ссорах и разногласиях.
— Да… — Третий Рейх залился краской от стыда, ему казалось, что он отчитывался перед матерью. — Это было под действием алкоголя. — пытаясь как-то себя оправдать, сказал он. Его подруга нахмурилась, она терпеть не могла, когда люди пьют, к несчастью, немец забыл это.
После японка успокоилась, морщины на лице разгладились, а на губах растянулась легкая улыбка. Мужчина продолжил пить чай, иногда поглядывая на собеседницу, которая в это время держала в руках простенький блокнот и записывала в нём что-то на иероглифах, она сидела к нему профилем, из-за чего он смог разглядеть написанное, кажется, это было хокку. Переведя пару слов, нацист ничего не понял и приложив край чашки к губам, отпил немного напитка.
***
Когда уже наступил было поздний вечер, Третий Рейх ушёл. Правда, Империя предложила ему остаться у себя, но он не хотел причинять каких-либо неудобств, по крайней мере, у него была такая отговорка, но на самом деле он просто хотел пообщаться с «Анонимом». Странно, они уже довольно долго общаются, но они до сих пор не знают имена друг друга, тогда как же ему его называть? Также? Аноним? Он впал в раздумья. Сейчас он шёл под дождём, держа в руках один из зонтов, который ему одолжила японка. Легкий, аккуратный, приятного синего цвета с незамысловатым узором…
И притянулись две звезды друг к другу,
Близко, но так далеко…
Они обязательно сойдутся воедино.
