***
Вернувшись с прогулки, немец разулся и, пройдя в гостиную, взглянул на часы, время было пять часов и тридцать минут, в шесть он уже должен быть в гостях у Японской Империи, не теряя ни минуты, Рейх обулся, взял телефон и бумажник, надел тёплое пальто сверху свитера и вышел из квартиры, закрыв за собой дверь ключами. Минут за десять он успеет доехать до её дома на метро, за пять он доберётся до самой станции и остальные пятнадцать он потратит на покупку какого-нибудь подарка, нельзя же в гости идти с пустыми руками. Через ровно двадцать минут он уже находился в поезде, в правой руке он держал небольшой пакет, в котором лежала коробка с имбирным печеньем, а другой он держался за поручень. В метро было немноголюдно, тихо, слышался только стук колёс и тихая музыка из наушников заснувшего пассажира. Через пару минут вагон остановился, двери с диким скрежетом открылись, и Рейх вышел из поезда, также быстро вышел из метро и, оказавшись прямо возле дома Японской Империи, мужчина засеменил ко входу бледного, многоквартирного дома. Уже ровно в шесть часов он стоял напротив холодной металлической двери, магия? Волшебство? Нет, просто немецкая пунктуальность. Рука потянулась к дверному звонку, как вдруг её накрыла чужая ладонь, более большая, с длинными пальцами и коротко подстриженными ногтями. Третий Рейх подпрыгнул на месте от неожиданности и, повернув голову на бок, увидел Советский Союз, в той самой кители, в которой сидел сегодня днём на лавочке. Но, вспомнив, что он так и не нажал на звонок, а ладонь коммуниста до сих пор на его руке, мужчина нажал на кнопочку и поспешно убрал руку, спрятав её в карман. Через пару секунд послышались приближающиеся шаги и поворот ключа в замке, на пороге появилась Империя, добродушно улыбаясь гостям. Мужчины прошли внутрь и стали раздеваться, в то время как сама женщина скрылась в глубине коридора. Нацистская Германия прошёл в ванную, вымыл руки и, поправив волосы, пошёл на кухню, взяв с собой пакет. А в комнате было светло, уютно, пахло корицей и свежими булочками. На столе находилась небольшая вазочка с конфетами и печеньем, стоял вскипевший чайник, из носика которого шёл горячий пар, имелись три аккуратные фарфоровые чашечки и тарелка с румяными булочками. У столешницы стояла японка и нарезала корень имбиря, Рейх подошёл к подруге и протянул ей пакет с коробкой печенья, женщина отблагодарила и, открыв коробочку, положила несколько имбирных лакомств в вазу со сладостями. Когда на кухню зашёл коммунист и немец вспомнил о его присутствии, Рейх подозвал Империю к себе и, выйдя из комнаты, начал возмущаться. — Зачем ты позвала этого коммуниста? — стараясь как можно тише, спросил нацист, — ты же знаешь какие у меня с ним отношения! — Ты слишком часто разговариваешь о нём и только о нём, я подумала, что если я позову его, это будет хорошей идеей, — хитро улыбнулась японка, сощурив глаза, напоминая лису. — Могла хотя бы предупредить, — проворчал обижено Нацистская Германия, скрестив руки на груди. — А я и не обязана, — хмыкнула женщина. Тут то Рейх с ней мысленно согласился и, сделав лицо, будто они ничего-такого-не-обсуждали, прошёл обратно на кухню. На кухне же Советский Союз как ни в чём не бывало сел на место у стены и, как только в комнату вошла японка, встал со стула и протянул пакет, хозяйка с улыбкой приняла подарок и вытащила из него пряники, пару петушков на палочке из жженого сахара, халву и небольшую баночку сгущенки. Империя, что так любила русские угощения, отблагодарила коммуниста и тоже положила сладости в вазу.***
Весь вечер Нацистская Германия слушал разговоры японки и русского, не то, чтобы он был третьим лишним, но вставлять свои фразы в диалог было затруднительно, потому что темы по большей степени его не касались, но немца это устраивало, Рейх наблюдал за ними, попивая горячий чай из кружки. Обычно, немец выступал в роли говорящего и часто брал на себя инициативу ведения диалога, а сегодня ему выпала роль слушателя. Советский Союз, похоже, хорошо разбирался в теме разговора, часто вставлял что-то от себя, соглашался, аккуратно кивая головой, растягивал свои тонкие губы в улыбке, время от времени жестикулировал. В какой-то момент, немец им даже залюбовался, залюбовался широкими, расслабленными плечами, мимикой лица, прямым носом, живыми глазами, которые так и источали уверенность и решительность. Коммунист говорил не громко, но и не тихо, понятно, без запинок и с хорошей дикцией, голос его был с басом, спокойным. Рейх отпил из чашки горячий напиток и взял из вазочки леденец, напоминающий своей формой петушка: аккуратный гребешок, острый клювик, ярко выраженные крылышки на туловище и пышный хвост, само угощение было янтарного цвета, с небольшими пузырьками воздуха внутри. Сидел петушок на деревянной палочке, твёрдо, не шатался и не соскальзывал. Нацистская Германия повертел ещё пару секунд в руках конфету, ненавязчиво осматривая и оценивая, а потом снял пластиковую прозрачную обёртку и аккуратно попробовал. На удивление, оказалось крайне вкусно, ведь сам Рейх не очень то и любил все эти шоколадки, конфеты, тортики, пирожные… Вкус нельзя было сравнить с чем-либо, нацист ел сладости очень редко, но чувствовался привкус карамели с большим количеством сахара. Так или иначе, этот петушок мужчине понравился. И как они это называют? Леденец? Он взял обёртку и прочитал про себя, шевеля губами «Петушок», интересно, интересно.***
К позднему вечеру Японская Империя не хотела отпускать гостей. Как всегда. Нацистская Германия не понимал в чём дело, погода хорошая, не холодно, не льёт ливень, не буря, не гроза. Иногда, Рейх не понимал подругу, она бывала временами крайне навязчивой и непредсказуемой. И сейчас не были понятны её цели, мотивы и чего она добивается. — Боже, Япония, зачем весь этот цирк? — спросил беззлобно Рейх. В ответ на это Империя загадочно улыбнулась и сказала: — Для твоего же блага. Ну и что это значит? Было бы для его блага, если бы Империя отпустила бы его домой. Почему нельзя сказать прямо? Зачем всякие двусмысленные фразы? От этого Третий Рейх раздражался, он вообще постоянно раздражался, от любого повода, а особенно от недопонимания. Через минут двадцать немец лежал в гостиной на футоне, укрытый тёплым одеялом, под головой же расположилась мягкая, перьевая подушка. Рядом с ним, на расстоянии семидесяти сантиметров находился Советский Союз. — Японская Империя часто такая навязчивая? -- начал диалог коммунист, повернувшись на правый бок, в сторону нациста. — Временами, — ответил Германия, лёжа все так же на спине, и глядя в потолок, — только я понять не могу, зачем она так делает. — в ответ русский выдержал небольшую паузу и закатил глаза, было видно, что он думает. — Ты же знаешь, что Япония недавно съехала от неё, — сказал Союз, — может, Империи одиноко? Ведь дочь жила с ней всё это время… — Третий Рейх заинтересовался, он тоже повернулся в сторону собеседника: сейчас на Советском не было верхней одежды, одеяло было натянуто чуть выше грудной клетки, волосы немного растрепаны, а глаза блестели в темноте. Сам же Нацистская Германия был одет в майку, которая находилась под свитером, но сейчас свитер был аккуратно сложен и лежал на стуле в углу комнаты.