Аноним

      Звон будильника, слипшиеся веки и желание подремать, гул машин за окном, солнце, поднимающееся из-за горизонта. Слышен негромкий щелчок на всю комнату и механизм затихает, молчаливо показывая семь часов утра и мигая ярким свечением. Раздается скрип пружин, тихий зевок и шаги по комнате, кажется, по направлению к двери, она открывается, пропуская прохладу квартиры в душную спальню. Третий Рейх встаёт перед зеркалом и умывает лицо, сонливость снимает как рукой. Холодные капли дотрагиваются кожи, щекоча её и доходят до конца подбородка, падая вниз и разбиваясь о светлую поверхность эмалированной раковины, шум воды становится тише, а потом и вовсе исчезает. Мужчина легко вытирает лицо махровым полотенцем и вешает его обратно. Он осматривает себя, дотрагиваясь кончиками пальцев скул и щёк, заглядывая в свое отражение в зеркале. Рейх заправляет выбившуюся прядь волос за ухо и замечает небольшой, но хорошо заметный шрам на виске. Нацистская Германия хмурится, вспоминая историю того, как он его получил. — Скотина неблагодарная! — слышится громкий, полный ненависти и отвращения голос Германской Империи где-то вдалеке. За окном стучит дождь, раздаются раскаты грома. Ещё мгновение, и маленького мальчишку швыряют на пол. Резко, в области висков появляется, острая режущая боль, он лежит на животе, повернув голову на бок и смотря в стену. Из больших, голубых глаз текут ручьём слезы, мальчик шмыгает носом. Слышны ругательства со стороны отца, шорохи, щелчки, а после ребенка берут на руки и несут куда-то. Очнулся он уже в кабинете врача, где мужчина в халате, заботливо и аккуратно зашивал шрам на виске, стараясь успокоить хныкающего Рейха. За столом в комнате сидел еще один врач и спрашивал Империю, как получилось, что шестилетнее дитя получило шрам. — Знаете ли, — Германская Империя поджал губы, — мы сегодня домой бежали, а мой сын споткнулся об что-то на улице и, упав на дорогу, об камень острый поцарапался, — сказал родитель. Врач, заполнявший бумаги, с недоверием взглянул на отца и всучил ему бумажку. Третий Рейх, злобно глянул на папу, из под опущенных век, который бессовестно врал. Да, всё так и было, говори им, что твой сын просто неуклюжий неумеха, а не то, что ты сам кинул своего сына на пол, который порезался виском о шляпку гвоздя, торчащего из половицы. — Придёте снять швы в этот четверг, — пожилой мужчина поправил очки и погладил седую бороду. Нацистская Германия дотрагивается до шрама, прошлое резко врезается в память. Картины воспоминаний всплывают перед глазами. Ненужные и навязчивые мысли приходят в голову, на душе появляется легкая тоска и мужчина, открыв смеситель, снова умывает лицо водой.

***

Он садится в вагон метро и откинувшись на сиденье, прикрыв глаза, решает задремать. Спокойные разговоры пассажиров вокруг, монотонный голос, объявляющий станции и мерный стук колес. С каждой секундой звуки становятся все отдаленнее и отдаленнее, мужчина чувствует, как засыпает. — Папа! Папа! — вдруг прерывает его дрёмы детский, мальчишеский голосок. Рейх открывает глаза и видит, как напротив него сидит мужчина, а рядом с ним сидит мальчик лет пяти, белобрысый, с круглым лицом, — а что ты читаешь? — спрашивает ребенок и, прижимаясь ближе к родителю, заглядывает в газету, которую держит отец. Мужчина улыбается сыну и гладит его по волосам. Мальчишка светится от счастья и улыбается в ответ, прикрыв глаза. На момент Нацистская Германия замечает в чертах ребенка черты своего Германии, когда он был совсем маленьким. Такой же светловолосый, улыбчивый и любопытный.

***

Вообще, Германская Империя не часто бил сына, а даже наоборот — хвалил и вставал на его сторону. Правда, бывали такие моменты, когда Рейх слишком многого себе позволял, хамил и грубил, вспыхивал как спичка в эмоциях. Отец не терпел эмоциональных людей, сам оставаясь холодным и внутри, и снаружи, пряча свои истинные эмоции за серой маской бесчувственного тирана, кем он и являлся. Со временем, Рейх научился сдерживать свои эмоции, но получалось это из рук вон плохо, поэтому часть все равно просачивалась. Ещё Империи не нравилось, что его сын следует идеологии национал-социализма. Вернее, что Рейх сам придумал её и решил следовать ей же. Для отца это было чем-то абсурдным, к национализму он относился хорошо, но социализм он не терпел. Поэтому Нацистской Германии доставалось при любом упоминании её. Ещё до выбора идеологий, Рейх долго не мог найти себе товарищей. В школе, как и в реальном училище он оставался обычным парнем, который здорово учился, но редко шёл на контакт с кем-либо. У него не было друзей. Каждый день он просиживал дома за столом и учебниками, слушая ругань отца или выбирался к пруду и сидел у воды в полном одиночестве. В столовой он всегда сидел один с горой книг и чашкой кофе. Он привлекал многих девушек своей аристократичной внешностью и тонкими чертами лица, но не одна из них не подходила к нему, не зная подхода к такому молчаливому парню. Но в один день он познакомился с Фашистской Италией. Рыжеволосым и добрым малым, который в итоге стал его лучшим другом. Они могли разговаривать часами, совсем забыв про время. Рейху казалось, что он и вправду нашел того человека, который его полностью понимает, впрочем, это так и было. Германская Империя же не любил нового друга своего сына, считая, что тот плохо на него влияет, но не показывал этого при Италии, лишь говорил сыну прекратить общаться с такими рода людьми. Но их дружба была очень крепка, что уговоры родителя ничего не решали. Флэшбэк — Твой отец до сих пор настроен против меня? — спросил беззаботно Италия, смотря стеклянным взглядом в потолок, лежа на постели. Рейх ему молча кивнул, отрываясь от созерцания уходящего солнца за окном, он поджал губы. В комнату проникали последние лучи небесного светила, по мебели прыгали солнечные зайчики, а на стенах танцевали силуэты неведомых созданий. Нацистская Германия открыл окно, пропуская в душную комнату теплый майский воздух. С улицы повеяло запахом сирени и цветущей черемухи, были слышны разговоры людей за окном, визги играющих детей и шум моторов автомобилей. Италия сладко потянулся в кровати и сел на неё, свесив ноги, посмотрел на друга. — Не переживай, всё равно я не буду слушать его, наша дружба мне дороже чем чье-либо ненужное мнение, — сказал, как отрезал Рейх, итальянец искренне и тепло улыбнулся, разглядывая профиль Нацистской Германии, который был освещен лучами солнца. — Когда твой отец перестанет злиться на тебя? — спросил фашист, представляя перед глазами озлобленного Империю. — я всё-таки волнуюсь за ваши отношения. Ты же не будешь всё время жить у своей тёти… — Да он уже перестал, но домой я возвращаться не хочу, и видеть этого тирана тоже. — фыркнул Рейх и скривил на лице недовольство, продолжая глядеть на небо. Италия печально глянул на друга. — Да и к тому же, тётя не против, даже рада, что я у неё живу, сам знаешь, она одинока… — продолжил Германия. Прошло пару минут и наступила тишина, прерываемая шумом с улицы. Фашистская Италия облизнул губы и посмотрел вниз, разглядывая пол под ногами. А потом немного подумав, поднял голову и встретившись взглядом с другом, все ещё стоявшим у окна, неуверенно начал: — Герман* — обладатель клички обратил внимание на фашиста и склонил голову на бок, — Пожалуйста, только не уходи, я хочу тебе кое-что сказать, — Рейх легко кивнул, серьезно смотря на друга, — Дело вот в чём, — Италия занервничал, пульс участился, а по спине пробежал холодок, ладони вспотели. — Я не хочу с тобой дружить больше, — на одном выдохе произнёс итальянец, глянув на шокированного и немного поникшего от безысходности Рейха, — Я хочу, чтобы мы встречались и были парой, — Нацистская Германия раскрыл глаза от изумления. Что теперь? Неужели, их дружба закончилась и на смену пришла любовь? Но он не может ответить на чувства, он не той ориентации и не видит в Италии чего-то большего, кроме лучшего друга. Но нет, он не может уйти, он пообещал. — Рейх? — окликнул его Фашистская Италия, он выглядел грустным и печальным, получается, взаимности можно и не ждать. Нацистская Германия глянул на друга поджав губы. — Прости меня… Не нужно было мне этого говорить, — итальянец опустил голову и покраснел от смущения. Кровь ужасно обжигала уши и щёки, всё тело и лицо горели от стыда. На глазах отвергнутого выступили непрошенные слезы и потекли по щекам, доходя до конца подбородка и падая, разбивались о пол. Третий Рейх, не зная что делать, сорвался с места и сел на кровать по левую руку от друга и аккуратно обнял, стараясь успокоить, шепнул на ухо. — Успокойся, всё хорошо, всё нормально, — Нацистская Германия начал гладить итальянца по плечу, — не беспокойся, такое бывает, — сам того не ведая, он легонько поцеловал его в висок, едва коснувшись губами. Конец флэшбека Вынырнув из воспоминаний, Третий Рейх начал приходить в себя, но он до сих пор чувствовал аромат черемухи, ощущал теплый воздух и приятный запах шампуня Фашистской Италии, напоминающий персики и шоколадное печенье. Через мгновение всего этого не стало и он, разомнув плечи, продолжил работать, слушая щелчки клавиатуры и довольное жужжание процессора компьютера. Когда же наступил вечер, Нацистская Германия выключил машину, собрался, оделся и ушел домой. По дороге его посетили мысли о Советском Союзе. Светлый, знакомый образ предстал перед ним, каре-зеленые глаза смотрели прямо на него, на губах растянулась дружелюбная улыбка, и на душе стало тепло, только об одной мысли о нём. Но Рейх себя отдернул, помотав головой в разные стороны и пошел дальше. В метро ему снова не удается поспать, старые воспоминания так и лезут в голову, но кажется, что эти воспоминания не принадлежат ему, будто бы он всё это выдумал или придумал. Эти события не кажутся ему знакомыми и тем более, родными. Над его головой находится голубой купол летнего неба, высоко в небосводе виднеется яркое солнце. Маленький голубоглазый мальчик лежит в высокой, сухой и пожелтевшей от жаркого и засушливого лета, траве. Пахнет пылью, воздух душный и горячий. Он поворачивается на бок, отрываясь от созерцания небосвода и глядит на парня напротив. Светловолосый, с ещё мальчишескими чертами лица, зеленоглазый, с карими прожилками в зрачках, юноша. — Не хочешь посидеть у воды? Там прохладней, — предлагает он и встает, мальчик кивает, тоже встав с места, идет в сторону пруда, юноша идёт за ним, щурясь от яркого солнца. Поднявшись с земли, только сейчас можно ощутить ужасные, палящие лучи небесного светила и невозможный жар. Сегодня температура и вправду достигла своего пика впервые за весь сезон. Но вот уже виднеется чистая и прозрачная гладь водоёма, начинает веять желанным холодом, еще пара шагов, и вот они уже у пруда. Рейх садится на песок как можно ближе к влаге и, набрав в ладони воды, умывает покрасневшее от жары лицо. Прохладная вода приятно касается кожи и щекочет её, кровь постепенно отступает от щек, становится легче и не так жарко. И в этот момент он слышит шорохи со стороны парня, оторвавшись от воды, он поворачивает голову на звук, и видит, что юноша стянул с себя рубашку, оставаясь в одних штанах и обуви, подсел ближе к водоёму и тоже умыл лицо, шею, уши. То, что его друг разделся, его немного смутило, но он старался не обращать на это внимания и делать вид, что так и должно быть. Верно, что в этом такого? Нацистская Германия отводит взгляд и, снова набрав в ладони воды, умывает лицо, как вдруг он чувствует резкую влагу на рубашке и капли воды на открытой шее, выпустив из легких воздух с удивленным звуком и открыв глаза, он смотрит на юношу, который хитро улыбается. Мгновение, и шорты двенадцатилетнего Рейха тоже намокают вместе с рубашкой. Нацистская Германия набирает в ладони воду и выливает её на лицо парня, последний же усмехается и снова брызгает на Рейха, хихикая. Они продолжают дурачиться так ещё пару минут, пока их лица и одежда полностью не намокают, мокрые волосы липнут ко лбу, капли воды стекают по лицам, на рубашке Рейха не осталось ни одного сухого места, они громко и заливисто смеются в унисон, а на небе ярко светит горячее солнце, подул легкий прохладный ветер и зашелестел травой. Нацистская Германия падает на землю в приступе смеха, юноша нависает над ним и тоже смеется, пытаясь сдержать смех, пара минут, и Рейх, открыв глаза, сильно смущается, перестав смеяться. Юноша глядит на засмущавшегося Германию и, ухмыляясь, тянется к его губам, едва касаясь их. Мягкие, девственные и подрагивающие, отдают вкусом горького шоколада и сладкого чая, парень затягивает Рейха в поцелуй, он неумело отвечает. Ближе к ночи, когда небо окрасилось в черный цвет, появился одинокий месяц и зажглись звёзды, они продолжали лежать у того самого пруда, Юноша лежал на спине, одевшись в рубашку, а под его боком тихо сопел Третий Рейх, прижимаясь к нему и подрагивая временами во сне. Странно, что Нацистская Германия вспоминает это, прекрасно зная, что с ним этого никогда не случалось, никогда он не ходил к тому самому пруду второй раз, никогда не лежал в сухой траве во времена засушливого лета и уж тем более больше не видел того юношу с каре-зелеными глазами.

***

Вы: Боже мой, я всё-таки влюбился в того мужчину! Аноним: Ха-ха, желаю вам счастья 8) Аноним: Как его зовут-то хотя бы? Вы: Советский Союз… Как я умудрился? Вы: Да и на самом деле я не жду от него взаимности, ни за что не расскажу ему об этом. Какой позор, мне так стыдно. Аноним: Да успокойся же ты, всё будет хорошо. Вы: Надеюсь.