Летняя влюбленность

Сегодня ранним осенним утром нападающий Локомотива проснулся от того, что у него отмерзла левая часть тела. Он попытался отыскать одеяло на ощупь, но поблизости его не нашлось. Федя, опираясь руками о кровать, принял сидящее положение, с трудом разлепив глаза… В одеяло, которое он искал, от макушки и до пят были укутаны его близнецы. Они лежали в обнимку, хотя Смолов точно помнил, что засыпая, он лежал посередине. Один, уткнувшись брату в шею, тихо посапывал. Нападающий попытался вытянуть из этого кокона Тошу, но тот был лишь сильнее прижат к своему близнецу.  — Еба-ать, почему так холодно? — тихо задал себе риторический вопрос Федя. Бросив взгляд на мило спящих близнецов, мужчина поднялся с кровати и подошел к огромному шкафу напротив. Достав с верхней полки ещё одно теплое одеяло и плед, нападающий укрыл ими обоих братьев, легко касаясь губами лба каждого, чтобы убедиться в отсутствии у них температуры. Смолов натянул домашние штаны и побрел в сторону кухни, чтобы заварить чай. Он понял свою ошибку, как только его ступни коснулись ледяного кафельного пола. Вчера он поздно вечером вернулся с тренировки, Леша и Тоша уже спали, нападающему было жарко, поэтому он открыл форточку, а впоследствии забыл про неё, оставив открытой на всю ночь. Поэтому сейчас температура в квартире была примерно такой же, как и на улице. Федя, поставив чайник на плиту, присел на диван и взглянул на время:  — 4:46… М-да, утро обещает быть добрым. Он посидел в тишине, которая стала для него редкостью после переезда близнецов, в течении десяти минут. Миранчуки пребывают в его квартире 24/7, за исключением тренировок, с которых они приезжают раньше него, вваливаясь туда без разрешения. Но Федя не против, все же лучше так, чем одному куковать в огромной и пустой квартире. Не дожидаясь закипания чайника, нападающий достал свою кружку с верхней полки, положив в нее одну чайную ложку сахара и добавив душистый турецкий чай, который близнецы привезли с последних сборов. Федя залил всё это кипятком и не успел он поставить горячий чайник обратно, как сзади его оплели чьи-то холодные руки. Без сомнения это был один из Миранчуков, но кто Федя не знал, поэтому медленно продолжил размешивать сахар в кружке. Близнец уткнулся таким же холодным носом Смолову куда-то в район лопаток.  — Ты чего не спишь? — спросил Федя, доставая еще одну кружку для обнимавшего его парня.  — Тоша, как обычно, отобрал все одеяла, завернувшись в них. Я замерз, и тебя рядом не было. Оставив поцелуй на лопатке нападающего, парень уселся на диван, поджав под себя ноги, тем самым пытаясь их отогреть. Смолов повернулся к нему уже с двумя кружками горячего ароматного чая в руках и поставил их на стол, перед озябшим Лешей, после чего вышел в коридор, в поисках своей толстовки, которая в скором времени была протянута близнецу:  — Надень, не то заболеешь еще, — на эти слова Миранчук лишь счастливо улыбнулся и, натянув на себя толстовку, вдохнул запах Смолова, сделавшего улыбку на лице еще шире. Толстовка была великовата, поэтому Леша, как и любил натянул рукава на ладони по самые пальцы, стремясь завернуться в нее целиком, чтобы впитать в себя до одури приятный запах ее владельца. Они пили чай в тишине, не до конца проснувшийся Миранчук пытался сфокусироваться на чем-то, кроме кофты любимого, а Федя, видя полностью погруженного в свои мысли Лешу, не решался начать разговор. В этой совершенной тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов, отчетливо слышались шаги босых ног. В кухню зашел Антон, укутанный в плед по самые уши, осмотрев кухню на наличие в ней брата и Смолова, он достал из ящика корзинку с овсяным печеньем и поставил его на стол перед собой. Закинув одну печеньку в рот, он обиженно надулся, но все же задал интересующий его вопрос:  — Пафеему фсе меня брофсили, ааа? Там, фоопфе-то, холодно, — недовольно пробормотал младший, в эту минуту так сильно напоминавший разъяренного хомяка. Антон сел рядом с братом, протягивающим к нему руку, и сплел их пальцы. Как и думал Леша, руки брата были просто ледяные, что не удивительно. Среди близнецов, именно младший вечно замерзал, зимой на Тоше по три кофты под пуховиком, а летом — длинные штаны, не смотря на +25° по цельсию. Вечно мерзнущий, он являлся чем-то особенным. После матча Леша, всегда отогревающий и разминающий холодные ноги брата, не раз ловил себя на мысли, что эта забота о младшем доставляет ему удовольствие. Теперь же эту привилегию с ним разделяет и Смолов, ставший неотъемлемой частью их с Тошей жизни.  — Прости, братик, — Леша никогда не сдерживал себя в проявлении чувств, именно поэтому порыв поцеловать младшего никого не удивил и был принят с привычным им троим умилением собственными отношениями. Смотря на своих маленьких чуд, Смолов никак не мог удержаться от счастливой улыбки, которая сама по себе расцветала на его губах в минуты счастья. Миранчуки, ставшие для него важнее собственной жизни, заполнили пробел в смоловской графе «Смысл существования»… Теперь Федя без опасений смотрит в будущее, наверняка зная, что рядом будут они — его мальчики. Да пусть со своими закидонами, и иногда детским мышлением, но они его. Близнецы останутся с ним, каким бы мудаком не был Смолов. Вынырнув из размышлений, Смолов с улыбкой змея-искусителя обращает на себя внимание увлекшихся поцелуем Миранчуков: — Эй, думаю от предложения вернуться в постель никто не откажется? —говорит спокойно, почти обыденно, выдают лишь черти в глазах. Близнецы, оторвавшись друг от друга, ехидно улыбаются, а в следующую минуту уже наперегонки несутся в спальню. Перед появившимся в комнате Смоловым предстает горячая картина — его мальчики стоят на кровати на коленях, лаская и раздевая друг друга. Тоша стаскивает толстовку нападающего с Леши, а старший тем временем воюет с домашними штанами брата, пытаясь их с него снять. — Эй, ребят, меня не забыли? — почти по-детски «обижается» Смолов. Леша, отрываясь от таких желанных сейчас губ брата, с полустоном и едва ли не раздраженно отвечает, что-то невнятно бормоча, но до Феди не доходят ни слова, ни смысл. — Я замерз, Леша греет, — с придыханием отвечает за старшего Антон, — ты бы еще дольше шел… — дальше договорить ему просто не дает крышесносный поцелуй брата, которым он затыкает Тошу, седлая его бедра сверху. Смолов залезает на кровать и пристраивается позади Антона, не желая оставаться в стороне. И вот тело Миранчука оглаживают уже четыре руки, а шею целует пара губ. Но никто из троицы не обделён вниманием, легкие или грубые касания, нежные или страстные поцелуи, все это всегда совмещается, сливаясь в долгую, мучительно сладостную почти что пытку, символизирующую и доказывающую каждому из них глубину чувства под названием любовь.