Nine mistakes we might have made

      Тео на самом деле не спит перед дверью Лиама, но в действительности это лишь вопрос формулировки.       Вместо этого он помогает Мейсону и Кори надуть один воздушный матрас из поистине впечатляющей коллекции мисс МакКолл, накопленной за годы и предназначенной как раз для подобных ночей, а потом вместе с Дереком как можно тише относит его в гостевую спальню, где спит Лиам. Поначалу за край схватился Стайлз, но Дерек твердо отодвинул его в сторону, сказав: мы только что уложили его спать, если ты споткнешься и разбудишь его, сам будешь иметь с ним дело. Стайлз где-то полмига выглядел праведно возмущенным, но затем поморщился и махнул на матрас рукой; да, справедливо, милости прошу.       Тео лежит под покрывалом с эмблемой школы медсестер университета UCLA и таращится в потолок, прислушиваясь к тому, как остальная стая МакКолла заканчивает надувать воздушные матрасы, как они разделяют между собой одеяла и подушки. Всего в нескольких футах от него Лиам глубоко и ровно дышит, возможно, его усталость побеждает кошмары, и Тео закрывает глаза и дышит вместе с ним; настраивает все свои чувства на звук его сердцебиения и просто дышит.       Через некоторое время он резко просыпается с тошнотворным чувством, в его голове звенят старые инстинкты. Он скатывается с матраса и сжимается рядом с ним; глаза вспыхивают золотом, а во рту появляются клыки, прежде чем его сознательный мозг узнает Лидию, стоящую в дверном проеме, кажущуюся слабой и немного потерянной, ее взгляд сосредоточен на Лиаме. Тео зажмуривает глаза до тех пор, пока не чувствует, что они снова стали человеческими, пока не чувствует, что его зубы вернулись к нормальной форме, а потом, прищурившись в темноте, смотрит на Лидию. Он озадачен и почти обеспокоен, но, когда он напрягает чувства, чтобы проверить, в доме тихо, безмятежно, спокойно.       — Лидия? — наконец хриплым шепотом окликает он.       Она дергается и поворачивается, чтобы посмотреть на него, как будто она только что заметила его присутствие. Но в следующее мгновение ее взгляд вновь возвращается к Лиаму, который сбросил с себя одеяла и лежит на спине; горло, живот и остальные уязвимые части его тела обнажены и беззащитны. Тео чувствует, как его медленно угасающее беспокойство возрождается, и отчаянно думает: у нее было предчувствие.       Тео бросает быстрый взгляд на Лиама, а затем принимает решение — встает и стремительно, но бесшумно идет к Лидии, после чего мягко вытесняет ее из дверного проема, чтобы захлопнуть за собой дверь. Как только он слышит щелчок замка, он отходит на несколько футов, давая Лидии пространство. Она продолжает смотреть на закрытую дверь так, словно до сих пор видит Лиама за ней, и кто знает? Может быть, она действительно видит.       — Что ты видела? — спрашивает Тео, по-прежнему шепотом, но из-за того, что внутри у него все сжимается, это превращается в требование, окончания слов становятся острыми и кусачими.       Похоже, это вырывает Лидию из транса, и она поднимает голову, а ее взгляд немного проясняется. Моргнув, она опять смотрит на дверь, как будто видит ее в первый раз, а потом трясет головой, трет нижней частью ладони висок и закрывает глаза. Пока Тео наблюдает за ней, он практически видит, как она тщательно восстанавливает свою защиту — мускул за мускулом, по кусочкам, — намеренно, неуклонно и натренировано; уже привычно.       — Ничего, — в конце концов говорит она и под скептическим взглядом Тео добавляет: — Ничего такого. Просто сон.       Рациональная часть Тео хочет надавить, бросить вызов, тревога до сих пор обвивает его внутренности и сжимает его грудь, но какая-то более глубокая его часть моментально понимает; если бы он видел то, что видит она, на регулярной основе, он бы тоже хотел уверить тебя, что сны — это просто сны. Он наблюдает, как ее скользящий взгляд беспомощно, инстинктивно возвращается к закрытой двери, и задумчиво касается языком нижней губы.       — Лидия, — зовет он, в этот раз мягче, и когда она вопросительно смотрит на него, молча кивает в сторону лестницы. Мгновение она рассматривает его, а затем кивает и позволяет ему увести ее за собой вниз.       Тео направляется к кухне, осторожно ступая, чтобы не разбудить Мейсона и Кори, растянувшихся на надувном матрасе в гостиной, и Стайлза и Дерека — на другом в столовой, но Лидия вместо этого поворачивается к входной двери. Тео задерживает дыхание и напрягает мышцы, когда петли скрипят, но Кори и Дерек не шевелятся. Выдохнув, Тео выскальзывает через входную дверь, которую Лидия оставила для него приоткрытой, и тихо закрывает ее за собой.       Он видит Лидию, стоящую на подъездной дорожке и высеребренную лунным светом. Когда он стряхивает с себя остатки сна, его чувства наконец-то полностью включаются, и он лишь сейчас осознает, что Лидия одета в слишком большую рубашку, которая пахнет Дереком, что ее кожа и волосы пахнут Стайлзом. Немного застигнутый врасплох, он изучает ее силуэт, пряди ее медных волос, мягко колеблющиеся от легкого ветерка, и понимает, что думает: о; думает: хорошо. Думает: разумеется.       — Мы слышали его, — говорит Лидия, когда слышит, что он вышел наружу. — Лиама. Мы слышали, как он строил планы по преследованию Монро, даже наверху.       После этого Тео с легкостью воссоздает сон Лидии; Лиам приводит в действие один из своих планов и терпит неудачу. Он прикусывает губу и подходит, чтобы встать рядом с ней, опускает взгляд на голые пальцы ее ног, поджатые на холодном бетоне, и поджимает свои в знак солидарности. Лидия всегда выглядит такой чертовски хрупкой, но, когда он планировал свое проникновение в стаю Скотта, она была его второй самой большой проблемой, после Стайлза.       Сердце Скотта имеет привычку бежать впереди мозга, а Лиаму было достаточно легко указать цель и заставить выстрелить, как только Тео понял, чем его вооружить. Но Лидия сравнима с Тео, когда дело касается холодного интеллекта, и она никогда не была скована его же недостатками. В конце концов, Лидия Мартин опасна в первую очередь потому, что она банши, разумеется, но это всегда было лишь частью ее.       — Скотт хочет как лучше, но возможно, его сердце слишком далеко от этого, знаешь? — бормочет она спустя несколько прошедших минут — объяснение и немного признание. — Ему сложно понять гнев Лиама. А Дерек…       Она вздыхает, пробегает пальцами по своим спутанным волосам, потом снова роняет руки; движение ради движения, вероятно, или попытка стряхнуть остатки сна. Тео поражает, сколько Стайлза было в этом движении, и ему приходится на мгновение отвернуться, спрятать веселую улыбку.       — У Дерека противоположная проблема, — наконец заканчивает она.       Даже в контексте оценка звучит сурово, но Тео знает, что она имеет в виду, и это не обвинение, просто констатация факта. Некоторые вещи захватывают тебя, вцепляются в твои ребра и никогда не уходят. Неважно, сколько проходит времени и как сильно стая МакКолла прорастает внутри и вокруг Дерека; в его груди всегда будет выжженная оболочка там, где должна быть его семья. Тео не удивлен тем, что Лидия понимает это; он гадает, понимают ли другие.       Тео думает обо всем этом, тихо стоя рядом с Лидией, его глаза следят за уличными фонарями, пока те творят призраков из теней, пока Лидия использует холодный ночной воздух, чтобы очистить голову от остатков цепкой паутины сна. На самом деле он не пришел сюда с сознательным намерением быть защитником, телохранителем, но осознает, что он им является; стоит между Лидией и темнотой ночи. И тогда его поражает абсурдность этого; меньше года назад Тео загнал Лидию в состояние хуже, чем смерть, в качестве средства для достижения его эгоистичных, обреченных целей, и все-таки она здесь, стоит плечом к плечу с ним, позволяет ему успокоить его кошмары, помогая ей успокоить ее.       — Лидия, — начинает он, останавливается и начинает еще раз; что-то в прохладе ночи, в Лидии, стоящей достаточно близко, что половину ее лица закрывает его тень, давит на него. — Насчет того, что было раньше. Насчет… — Ужасных Докторов, и дома Эйкена, и меня. — Я…       — Не надо.       Когда Лидия перебивает его, ее голос стальной, каменный, непреклонный. Когда Тео смотрит на нее, она смотрит в ответ, выражение ее лица твердое. В тихие минуты до этого она начала казаться расслабленной, успокоенной, может быть, немного довольной, но сейчас ее взгляд стал суровым, сердитым, а ее пальцы впиваются в руки, теперь скрещенные у нее на груди, словно барьер.       — Не надо, — повторяет она, мягче, но по-прежнему предупреждающе.       Тео закрывает рот, практически отступает от нее на шаг, но не может заставить себя это сделать; она окажется вне его тени, вне досягаемости его рук, вне ролей, которые они временно себе назначили, — защитник и защищаемая. Лидия рядом с ним резко вдыхает через нос, выдыхая контролируемыми волнами, ее запах отравлен гневом и похороненной под ним ноткой страха. Но она не шевелится, позволяет ему продолжать стоять между ней и темной улицей и в конце концов испускает тихий горький смешок, а часть напряжения покидает ее тело.       — Боже, как ты вообще планировал закончить это предложение? — спрашивает она у него. Тео ожидает гнева, недоверия, но получает искреннее любопытство, намек на юмор, твердый черный юмор.       Он колеблется, но она права; конечно, она права. Как только он осознает это, он не может сдержать собственную знающую, самоуничижительную улыбку.       — Я на самом деле… не подумал об этом.       — Очевидно, — соглашается Лидия, но в ее голосе слышится еще больше смеха.       Они еще несколько минут стоят там в тишине, а затем Лидия тяжело вздыхает, запрокидывает лицо обратно к небу и закрывает глаза. Они стоят там достаточно долго, чтобы Тео начал гадать, неужели это все, что Лидия ему позволит; не возможность извиниться, конечно, но возможность увидеть ее мягкой и уязвимой после прерванного сна, быть живым, дышащим напоминанием, что она не одна со своими демонами даже в те ночи, когда они начинают скрестись в ее голове. Тео думает, что это будет сделка получше, чем он заслуживает.       Но это не все, что она собирается ему дать; она испускает долгий вздох и снова опускает голову, чтобы посмотреть на него, чтобы убедиться, что он уделит этому достаточно внимания.       — Ты всегда будешь человеком, который сделал то, что ты сделал, Тео, — наконец произносит она. — Но…       И здесь она роняет голову, ее волосы на кратчайший миг падают между ними, как занавес, после чего она неожиданно прямо поворачивается к нему лицом. Она ждет, пока он тоже полностью повернет голову, пока он встретится с ней глазами, а потом продолжает, осторожно, сознательно, как будто хочет убедиться, что он поймет это, как будто для нее важно, чтобы он понял.       — Но это не обязательно должно быть все, чем ты являешься.       А затем Лидия дает ему кое-что еще; она остается совершенно неподвижной, совершенно застывшей и позволяет ему услышать правду не только с ее губ, но и из ее сердца, с ее кожи. Она остается совершенно неподвижной, как кто-то, кто привык иметь дело с волками — с ходячими говорящими детекторами лжи, — а потом слегка улыбается и поворачивается к темной улице, словно делится секретом, просит об одолжении.       — Можешь уделить мне еще несколько минут?       И Тео, который знает, что это ему что-то предлагают, — Тео соглашается.