Nine mistakes we might have made

      Два часа спустя Тео сидит на крыльце дома МакКоллов, баюкая в руках кружку с давно остывшим кофе.       В конце концов он присоединился к остальной стае, но прошло добрых двадцать минут, прежде чем он сумел пошевелить своими застывшими мышцами, сумел перестать стискивать свой язык зубами и позволил ему исцелиться. Тот факт, что за это время никто не входил на кухню, почти однозначно означал вмешательство мисс МакКолл, и в другой день Тео был бы унижен этим. Но эта часть его — жесткая, стратегическая, которая помогала уничтожать других людей и самого себя, — сейчас казалась опустошенной и оцепеневшей, и по большей части он был просто благодарен.       Когда он, сполоснув рот от крови в кухонной раковине, вошел в столовую, стая разбрелась по ней и гостиной, а повсюду были разбросаны пустые тарелки и недопитые кружки с кофе и соком. По комнате плыл легкий разговор, ее пронизывали запахи еды, кофе и теплых после сна тел. Тео принял тарелку, которую ему протянул Кори, — нагруженную кучей разной еды и накрытую сверху еще одной перевернутой тарелкой, чтобы не остыло, — тихо поблагодарил и присел рядом с ним, когда Кори подвинулся ближе к Мейсону, чтобы освободить ему место на их воздушном матрасе. Лиам, растянувшийся на полу перед ними, за которым пристально — едва ли тайно — наблюдали Скотт и Дерек, посмотрел на него и отвел взгляд, но когда он отошел, чтобы налить еще одну кружку кофе, и вернулся, то сел достаточно близко к Тео, чтобы плечом касаться его ноги.       Тео до сих пор чувствует фантомное тепло на своей голени, когда сидит на крыльце и продолжает катать кружку в руках, туда и обратно, туда и обратно. Если он постарается, то сможет услышать, как разные члены стаи внутри пытаются застолбить себе место в ванной и планируют забрать одежду и машины, разбросанные по всему городу, и как мисс МакКолл громко обрывает их, чтобы сообщить, что никто никуда не поедет, пока весь беспорядок не будет прибран. Тео знает, что она не имеет в виду его, потому что, когда час назад он пробормотал, что пойдет подышать воздухом, и Стайлз, достаточно знакомый с правилами мисс МакКолл, чтобы осознавать, что грядет после завтрака, начал протестовать, мисс МакКолл просто покачала головой, сказала, что Тео помог ей готовить, пока они все еще были в коме, и выпихнула Тео за дверь.       Лиам наблюдал за ним все время, что он шел к выходу, и его взгляд ощущался физически, как зуд между лопатками Тео. Но он ничего не сказал, и когда Скотт присел рядом с ним, пробормотав что-то ему в ухо, Лиам опустил глаза, кивнул и поднялся, чтобы последовать за Скоттом к задней двери, где ждал Дерек. Тео слышал, как они втроем отправились в заповедник, и надеялся, что у Скотта и Дерека есть на это право; что, какой бы у них ни был план, Лиам вернется, меньше пахнущий отчаянием, — пусть оно и стало приглушенным, Тео по-прежнему чувствовал его острый привкус на задней части горла.       Даже отвлекшись на свои мысли, он все равно замечает, как открывается передняя дверь и через нее выходит Скотт, который пахнет лесом, потом и волчьей формой Дерека; пахнет как кто-то, кто только что пытался выжать все соки из Лиама и, возможно, даже преуспел. Тео наблюдает за Скоттом, пока тот подходит и с тихим вздохом падает на ступеньку рядом с ним.       Несколько минут они сидят в тишине, прислушиваясь к звукам стаи внутри дома и звукам остального мира снаружи, а потом любопытство, горящее в груди Тео, побеждает.       — Как он?       Скотт не колеблется, что Тео воспринимает как хороший знак.       — Лучше. Все еще переживает, но, думаю, пробежка помогла. — Затем выражение его лица становится немного диким, и легкий намек на красноту облизывает его зрачки. — Но слова о том, что мы не отпустим Монро просто так, пожалуй, помогли больше.       Тео чувствует, как его собственные инстинкты просыпаются, отвечая на ауру альфы, которая исходит от Скотта и которую он, вероятно, даже не осознает. Но в следующим миг Скотт моргает, на его лице появляется ошеломление, как будто он только что удивил самого себя, и эта свирепая аура постепенно пропадает, пока он снова не становится просто Скоттом. Он слегка смущенно улыбается Тео, а потом тянется вниз, срывает горсть травы и начинает методично ее кромсать, стебелек за стебельком, разрывая ее на части человеческими ногтями.       — Ты ведь слышал, не так ли, — осознает Тео после еще несколько долгих секунд наблюдения за Скоттом и попыток расшифровать нерешительность, которую он чувствует в нем; это не вопрос.       Скотт краснеет, и его руки дергаются, рассыпая горсть травы.       — Да, я слышал, — морщится он. Тео чувствует странное веселье из-за того, что Скотт явно разочарован в себе, поскольку подслушал разговор между своей матерью и кем-то, кто однажды — без преувеличения — убил его. — Я не хотел, прости. И я не думаю, что кто-то еще слышал; Стайлз отвлек Дерека, а все остальные были слишком сосредоточены на еде.       Тео кивает, но обнаруживает, что это беспокоит его куда меньше, чем должно. Вероятно, он чересчур измотан, чтобы как следует почувствовать унижение, но почему-то Тео не думает, что дело не только в этом. Он смотрит, как Скотт срывает еще одну горсть травы, опускает взгляд на свою кружку с холодным кофе, на свое отражение на поверхности. Затем он вздыхает, опускает кружку, откидывается на крыльцо и поднимает глаза к небу.       — Прощение от твоей матери, — беспечно произносит Тео, не зная, откуда взялось это желание избавить Скотта от томительной нерешительности, почему он хочет успокоить его. — Должен признаться, такого я не ожидал. — Он делает паузу, раздумывая, и добавляет: — Хотя мне кажется, я наконец-то понимаю, откуда у тебя этот нелепый оптимизм.       Он ожидает ухмылки или, возможно, тихого смешка, когда Скотт примет критику со своим обычным добродушием. Но когда после затянувшейся тишины он смотрит на Скотта, выражение у него на лице нечитаемое. Он встречает взгляд Тео, и тот, готовый снова отвернуться, замирает, завороженный напряженностью в его глазах.       — Это не оптимизм, — в конце концов говорит Скотт, отводит взгляд, прерывая зрительный контакт, и кривит губы. Тео приходиться моргнуть, мысленно встряхнуться; он немного сбит с толку из-за того, что Скотт так быстро превращается в альфу и обратно.       Тео изучает его и понимает, что задел за живое; рана до сих пор открытая, если не кровоточащая. Скотт смотрит на улицу, но Тео знает, что он видит не джип Стайлза и не листья растущего через дорогу дуба, безмятежно колышущиеся на ветру. Запах Скотта стал резким, немного огорченным, и Тео внезапно начинает гадать, каково это — быть истинным альфой, когда все вокруг разваливается на части, и морщится.       — Это не оптимизм, — тупо повторяет Скотт, отбрасывая изуродованные остатки стебельков травы, которые он измельчал. — Это самозащита.       Он не удосуживается объяснить, но неприятная правда в том, что Тео это и не требуется. Однажды — не так уж давно, на самом деле — Тео намеренно, безжалостно поковырялся в слабостях Скотта, пока тот не истек кровью, давил на них, пока тот не развалился на части. Поэтому Тео знает, что, когда Скотт говорит: это самозащита, он имеет в виду, что его кровоточащее сердце постоянно у всех на виду, и Скотт это знает. Что люди — в том числе его стая, его самые близкие друзья — ошибочно принимают за интуицию или силу истинного альфы то, что чаще всего является мягкой, отчаянной человеческой уязвимостью; что Скотт не хочет жить в мире, где только худшее в людях имеет значение, поэтому он и не живет.       Тео также знает, что он не был первым, кто обернул эту черту против Скотта.       Но Тео знает и много других вещей, значительное их число было изучено, когда он находился у ног его стаи — иногда в буквальном смысле, — так что он снова поднимает глаза к небу и говорит, намеренно не глядя на Скотта:       — Ну, что бы это ни было. Говорю как кто-то, кто был на другой стороне: это эффективно.       В любое другое время то, как Скотт дергается, чтобы посмотреть на него, и его полный замешательства взгляд были бы комичны. Но здесь и сейчас Тео сохраняет легкую, расслабленную, непринужденную позу, позволяя Скотту слушать его спокойное сердцебиение, изучать его неизменный запах. Это такая неожиданная смена ролей, что Тео приходится сдержать недоверчивый смешок; краем глаза он видит точное место, где всего несколько часов назад стояли они с Лидией, когда она разрешила ему то же самое.       А потом момент разом рушится, и Скотт смеется, может быть, растерянно и немного недоуменно, но легко, вернувшись в свое нормальное состояние. Тео не может не усмехнуться ему, чувствует, как запах Скотта очищается, выравнивается; едкий привкус огорчения сменяется чем-то более мягким. Скотт ухмыляется в ответ и снова тихо смеется, кивает в знак молчаливого признания.       Затем Скотт оживляется, и уши Тео тоже улавливают внезапный взрыв шума. Внутри, в нескольких футах от закрытой двери, члены стаи с приглушенным стуком натягивают обувь и некоторые, как в случае Стайлза, ругаются; они находят звякающие ключи и договариваются, какая машина куда едет.       Когда Тео прищуривается, Скотт дергает головой в сторону передней двери и объясняет:       — Все собираются захватить немного сменной одежды и снова встретиться здесь. Мы с Дереком и Лиамом утром проверили периметр города и уверены, что Монро и все ее последователи сбежали, но…       Но Скотт предпочтет держать стаю поближе, и Тео уверен, что многие ее члены хотят того же самого. Игнорируя сосущее чувство в груди, Тео тянется к своей заброшенной кружке с кофе и поднимается на ноги.       — Я тоже должен идти, — тихо соглашается Тео, уже мысленно вычисляя, сколько у него уйдет времени, чтобы дойти до больницы и забрать пикап, и как далеко он сможет уехать с текущим количеством бензина; может быть, достаточно далеко, чтобы оказаться вне досягаемости Монро и ее оставшихся охотников, если будет придерживаться проселочных дорог и не попадет в полуденную пробку.       Он настолько увлечен своими мыслями, что пропускает что-то, что говорит Скотт, который тоже встает на ноги.       — Что?       Скотт, сейчас полностью отвлекшийся на Малию, вышедшую из передней двери, бросает на него взгляд.       — Я сказал, что это хорошая идея. Больница удивительно строго относится к гостевой парковке. Можешь припарковаться перед домом Джеймсонов, они уже привыкли, что у моего дома всегда миллион машин.       Поскольку Скотт уже повернулся, чтобы поцеловать в щеку Малию, которая намеренно врезается в него, он пропускает озадаченное выражение лица Тео. Зато Дерек, который стоит всего в паре футов позади Малии и явно слышал этот разговор, выглядит так, словно он точно знает, о чем думает Тео, и прежде чем Тео успевает ответить Скотту, он кивает ему на джип Стайлза.       — Пойдем, — легким тоном говорит он, но под этим чувствуется непоколебимая сталь. — Стайлз подвезет меня до моей машины, а потом я могу отвезти тебя к больнице, пока он поедет к себе домой.       Тео пристально разглядывает его, но Дерек не моргает, даже когда через дверь со шквалом резких жестов вылетает Стайлз, заканчивающий натягивать куртку и достающий ключи из кармана джинсов. Дерек просто ждет, наклонив голову; смотрит на Тео вопросительно, с вызовом и ждет.       Чтобы снять напряжение, Стайлзу спустя полминуты приходится налечь на гудок; он с раздражением высовывается из открытого окна.       — Что это за игра в гляделки? Давай, поехали, картошка фри спиральками будет на обратном пути после того, как я высажу тебя у твоей дурацкой машины.       Дерек приглашающе вытягивает руку: после тебя, и Тео… Тео понятия не имеет, что еще ему делать, поэтому он идет.