***
Кажется, что юноша за ночь стал более маленьким и хилым, словно уже через пару дней готовый умереть от голода или переутомления. Верну совсем не хотелось его будить: он расценивал это как издевательство над больным, ведь Ян на здорового ну уж совсем не походил. Завтрак был ну очень простой, столь привычный, что мужчина уже не ощущал его вкуса. Обычная яичница, возможно немного поджаренная снизу из-за не очень хорошей сковороды. К этому времени, Вернон отчётливо услышал какие-то скрипы и шорохи из комнаты, где сейчас находился парень. Видимо, тот уже встал с постели. «Что ж, очень вовремя: завтрак готов». И мужчина пошёл встречать гостя, пока тот не натворил чего со страху от пробуждения в чужом доме. Завтрак проходил довольно напряжённо: Ян не доверял Верну, а Вернон старался разгадать суть мальчишки. — Почему я тут? — грубо и невежливо, словно это в его доме находятся посторонние, а не наоборот. — Я нашёл тебя в лесу и принёс сюда, решил не бросать там. — Верн решил говорить правду, только опустив подробности про оборотня. Мальчишка опустил глаза и начал ковырять вилкой жидкие желтки яиц, развозя содержимое по всей тарелке. Его это словно забавляло — наблюдать, как белый белок покрывается жёлтой, липкой субстанцией. — И даже не спросишь, что я там делал? — какие-то нотки игривости появились в голосе парня, что только позабавило хозяина дома, вызвав у него усмешку и желание поддержать странную игру. — А ты разве расскажешь? — его голос полон сарказма, а лицо отражает усмешку, появившуюся несколько мгновений ранее на лице юноши. — Нет. — короткий и информативный ответ. Вернон продолжил смотреть на то, как парень издевается над бедными яйцами. — Лучше просто съешь их, Ян. — сказал он быстрее, чем задумался о том, что парень не представлялся перед ним «официально». — Откуда ты знаешь, как меня зовут? — юноша был похож на маленького ёжика, который при первой же опасности выпустил свои иголки. — Ты мне сам сказал. — Верн оставался спокойным: а что ему, собственно, скрывать? Это скорее парня сочтут свихнувшимся, нежели, что Вернон действительно оборотень. — Когда это? — столько злости и недоверия в голосе младшего, что складывается ощущение, будто имя этого парня — такой большой секрет. — Тогда, когда я тебя, замёрзшего и бессознательного, нёс на своих руках из леса. Ты бредил и что-то говорил. Одно из того, что я понял — тебя зовут Ян. — Верн врал искусно, не было варианта, что его раскусят. — Я не мог этого сказать, тем более без сознания. — Ох да, прости. Каюсь, я следил за тобой уже продолжительное время. Вот так я и узнал твоё имя, а ещё то, что ты предпочитаешь спать голым. — мальчишка впервые за всё утро сменил своё выражение лица сначала на удивлённое, а после и вовсе рассмеялся. Мужчине было приятно слышать этот звонкий, тёплый смех. Он разливался горячей лавой где-то в грудной клетке. Именно сейчас Верн подумал о том, что, возможно, этот парень способен контролировать не только волка, но и сердце самого Вернона. И это до жути пугало его. Что же теперь надо делать? Вернон не желал наотрез привязываться к кому-то. Это больно, это — уязвимое место, а слабым Верн больше не хотел быть.***
Лес встретил оборотня как хозяина, словно он действительно являлся обладателем всех этих земель. Последнее время Верну больше нравилось находиться тут, среди природы, нежели среди людей. Ему вообще начинало казаться, что останься он в обличие волка навсегда — был бы только рад. Также он научился контролировать свою звериную сущность, начинал её понимать, прислушиваться к инстинктам, но всё же не имея власть над ними. Вот только тот мальчишка, Ян, всё никак не выходил из его головы, а сердце волка периодически замирало при мысли о мальце. Иногда появлялось непонятное желание увидеть парня, а также паника и страх, которые не имели обоснования. В один из таких вечеров Вернон пил чай на травах, которые его научил заваривать в детстве дед. Его вкус был слегка специфичным, так что «неподготовленные» могли не понять его полностью: этой горечи, дарящей свежесть, цитрусового привкуса и сладковатого послевкусия. В этот момент появилась паника, которая не поддавалась никакому нормальному обоснованию. Это словно инстинкт самосохранения, который проявляется у загнанного в ловушку зверя, но сейчас Вернону ничего не угрожало. Мысли возвращались к болезненному мальчишке, словно всё это беспокойство относилось к нему. Зверь внутри никак не мог найти покой, словно крутясь внутри мужчины, разрывая своими когтями шею, горло изнутри. Это чувство сводило с ума, заставляя чуть ли головой об стол не биться. Вернон всё никак не мог избавиться от этого чувства, сидя на одном месте, в большом старом кресле, сжимая дрожащие пальцы в кулак, а бледные губы — в тонкую линию. Волк победил, заставляя мужчину сорваться с места. Как только тот встал, появилось странное чувство лёгкости. Предметы вокруг выглядели странными, такими, какими они были в детстве, при живом деде. Но у Вернона не было времени рассматривать вдруг изменившуюся обстановку вокруг. Ему надо было идти — он не знал куда, зачем, но боль внутри только возрастала с каждой потерянной секундой. Открыв дверь на улицу, мужчина уже не мог сдерживать зверя внутри себя, превращаясь в оборотня. Волк мгновенно побежал. Тело действовало отдельно от разума человека, точно зная куда надо было бежать. Лес. Именно сейчас он выглядел жутким, тёмным и словно непроходимым. Верну казалось, что земля жидкая и что он тонет в ней, а разные ветви то и дело оплетают лапы волка, стараясь задержать его или же вовсе погубить. Весь воздух был пропитан запахом крови, что её вкус ощущался даже в пасти монстра. Но в этот раз зверю это не нравилось: он словно с ума сходил от этого вкуса, двигаясь резче и дёрганее. Вернон всё время смотрел по сторонам, пока лапы шли, словно сами по себе. Он даже не сразу понял, отчего остановился. Посмотрев вперёд, Верн увидел кого-то, сидящего под деревом. В серебряных лучах лунного света мужчина смог различить тонкие, но чёткие черты бледного лица Яна. Его маленькое тельце, одетое во что-то довольно прохладное для данной погоды, лежало почти что естественно, если бы хотя бы периодически двигалось, хотя бы от вдохов. Но не было ни единого движения. Запах крови мутил разум, от него становилось намного хуже — тошнило. Глаза парня закрыты, а губы слегка приоткрыты. Вернон даже не сразу замечает, что всё вокруг залито кровью. Словно всё это появилось в один момент. Так же, как и другой волк, тот самый, которого он давно видел в лесу, тот, чьё поведение отличалось от остальных. Более разумный. Оборотень. Кажется, внутри зверя Вернона что-то оборвалось. Другой оборотень был в крови — его лапы, морда, пасть… Ян уже давно не дышал, это было очевидно. Верну стало тяжело дышать, он до сих пор помнит этот звонкий тёплый смех, который греет изнутри. Даже складывалось ощущение, что мужчина слышит его даже сейчас. Второй волк лёг рядом с телом, посмотрев на Вернона безучастным взглядом, положив морду на скрещенные лапы. Вернон мог бы контролировать своего зверя, но он не хотел. Он сам лично кинулся вперед. Разорвать эту тварь — его собственное желание, а не зверя. Ему было больно, словно умер не Ян, а он сам. Оборотень кинулся в драку, вгрызаясь в шею Верна, но боли тот не чувствовал, лишь злость, ненависть, граничащую с сумасшествием. Кровь текла, окрашивая шерсть в тёмно-бордовый, места, которые в ней были испачканы, начинало холодить. У Верна уже не осталось сил, а на его враге словно не было ни одного повреждения, хотя мужчина точно помнил хруст его шеи, но тому словно всё равно: он стоит, возвышаясь над Верноном, а в его глазах — насмешка. Последнее, что видит Верн перед тем, как закрыть глаза — бледного мальчишку, которому должно было быть холодно от ужасного ветра, который продувал даже шерсть оборотня. Верн открыл глаза в кресле, том самом странном кресле, которое потёрто в некоторых местах. На столе перед ним не было ни кружки, ни чая. Мужчина схватился за свою шею, но с той всё было в порядке. Вся мебель была прежней — старенькой, пережившей многое за своё существование. Зверь внутри замер, словно прислушиваясь. Верн чувствовал его, его ощущения, инстинкты и страхи. Зверь и сам был в тупике. Ничего этого не было: ни леса, ни второго оборотня, ни безумного страха за жизнь мальчишки, ни самого мёртвого Яна. Всего лишь сон.