Безмолвные голоса

Взошло долгожданное солнце и его лучи прорезались сквозь окна, заросшие ледяными узорами. На улице по-прежнему лежали сугробы: метель, бушевала дольше обычного. Городок Мибоку в прямом смысле, ушёл на дно под плотным завалом. Крыши домов становились хилыми и проламывались: снегу навалило столько, что из дому не выйти. Но, не смотря на это, с восходом едва гревшего солнца, город сразу ожил и зашумел. Симфония звуков, наполнила застывший за ночь Мибоку. Ёкаи разных видов перекрикивались между собой, громко обсуждая, и делясь друг с другом последними новостями. Частой темой для рассуждения и всевозможных сплетен стал скороспешный, но ещё не осуществившейся приход Злого Короля. Большинство всей столь необыкновенной массы, на пугающие предостережения от по их мнению трусов и дураков, отмахивались руками и нисколечко не напугавшись отвечали: - Ну, вы и тупицы! – прохрипел старый серый филин, сбрасывая с себя очередную порцию упавшего с крыши снега. – Как Злой Король попадёт в город? Если мы можно сказать, уже похоронены под этой чертовщиной, то через горы не то что Злой Король, мышь не проберёться. И хватит забивать себе и молодёжи голову всякой ерундой! У нас есть проблемы, посерьёзней. Что-то в этом духе. Как и говорил филин, проблемы были не из лёгких. Зима пришла слишком неожиданно. Мало того, она была ужасно холодной, не говоря уже о метелях терроризирующих город каждую ночь. Запасы истощались, а колодцы с горьковатой водой замёрзли. Торговцы отказывались отправляться в соседние города, ведь за тот крошечный остаток дня, и вечера что оставалось обычно до начала снежной бури, едва могло хватить до пункта назначения. Последние смельчаки отправившееся прошлой ночь, так и не вернулись, а ведь только за ворота зашли. Горожане и раньше не славились духом приветствия и теперь, когда случилось такое, не на шутку озлобились. Что мужчины, что женщины грызлись как собаки. Упрекнуть было просто не во что: голод подобно чуме, поразил весь Мибоку. И пока взрослые пытались скороспешно решить масштабную проблему, дети всех возрастов веселились вдоволь каждый день. Те, кто был постарше, более-менее окрепшим умом понимали, что сейчас не время для радости. Но кого только не мог поманить пушистый выпавший снег! Любые игры стали доступны для детворы. Подобное творилось в Чайном Домике. Маленькие девочки, едва не поддавались соблазну поиграть на улице во время уроков для начинающих гейш. Пока старшая сестрица, непоколебимо расхаживала вдоль учениц и требовательно объясняла, как правильно принимать гостей, маленькие тануки с тоской всматривались в высокие окна, за которыми, блестя в тоненьких лучах, лежали здоровенные сугробы. Пытаясь хоть как-то отвлечься, малышка с пёстрой заколкой в виде цветка сакуры, прочертила в воздухе неизвестный рисунок, за что получила по руке. Быстро прижав покрасневшею ручку, девочка с болью, посмотрела на суровую женщину в длинном атласном кимоно, подчёркнутым бледно-розовым поясом, затянутым в бант. - Если будите и дальше летать в облаках, ничего стоящего из вас не вырастет, - раздражённо высказала гейша, с хмурым лицом без нанесённого макияжа. Она медленно окинула неприветливым взглядом учениц. – Слушайте, внимательно. Я больше чем уверена, что сейчас в ваших пустых головах, настойчиво крутиться мысль: << Да что эта женщина себе позволяет!>>. Когда я была в вашем возрасте, то думала так же. И ещё… Чья-то рука взметнулась в воздух. - Что такое, Юмико? – равнодушно обратилась старшая, к прыгающей в нетерпении девочки сидящей возле расписанных сёдзё. - Сестрица Ацуко, я спросить хочу, - уверено затараторила Юмико, поднимаясь с места. - Ну, спрашивай коли встала, – разрешила Ацуко, с недовольным тоном постукивая веером по ладони. - Я не знаю, как остальным, а мне хочется узнать про Злого Короля, - заключила Юмико. Сидящие рядом девочки испугано вскрикнули, прикрыв раскрытые рты. Но Юмико лишь дерзко хмыкнула, и без малейшего намёка на скромность, затрещала ещё громче: - Все взрослые про него говорят! И я тоже хочу знать, чем так всех привлекает этот Злой Король. Все, оглянулись на старшую сестру продолжавшею невозмутимо стоять посередке, и сверлящую бардовыми глазами потолок. Казалось, женщина обдумывает ответ на столь неподобающий вопрос. Со всех сторон стали перешёптываться. - Злой Король – это зло воплоти. – Ацуко ответила сухо. Естественно, ведь это вполне логично. – Чем, по-вашему, может привлечь деспот, привыкший получать всё? – малышки затаили дыхания. И только одна Юмико, севшая на прежнее место, недовольно фыркнула. Соседка вежливо попросила её помолчать. – Если кому-то так не терпится узнать по больше и по подробнее, то советую обратиться к нашей непревзойдённой Нацухи, - последние слова Ацуко произнесла с таким тоном, будто речь шла о чём-то мерзком. – Она лично знакома со Злым Королём. Хотя, - продолжила она с неподдельной язвительностью, – думаю, всё это – сплошная ложь. Ацуко оставила в покое потолок и оглянулась на девочек, желая увидеть их одобрение на её слова. Вот только почти каждая невинная душа, с недовольством и не доверием вцепилась в пол. Ученицы, как и другие, уважали Нацухи и восхищались ею. Дело было не только в красоте или гордости. Нацухи излучала ауру уверенности, и легко могла разжечь огонь страсти в каждой, кто в этом нуждался. Порой она бывала очень строгой и до нельзя жестокой, но все эти неотъемлемые качества меркли, как дешёвый бриллиант, стоило старшей тануки улыбнуться. По сравнению с другими, относящимися к ученицам как к вещам, чья очередь стань на замену тем, кто уже не в моде, Нацухи любила каждую девочку как родного ребёнка и относилась довольно соответствующе. Вся забота на неопытных малышах, лежала на её плечах. Ранним утром она собирала всех в большом зале и учила всему, что должна знать и уметь будущая гейша Чайного Дома. Вечером, все слушали истории сказки и все возможные легенды о богах и ёкаях. Ацуко, стукнула веером по белой ладони и, приковав к себе всеобщие внимание, с неприкрытым гневом заговорила: - Я смотрю, мои слова не произвели должного впечатления, - заметила Ацуко, нервно накручивая русый локон на палец. Заколка, удерживающая тугой пучок отстегнулась. Соседка названной Юмико заерзала на месте, не переставая поглядывать в приоткрытые сёдзё. Небольшая щель, не скрыла тёмной фигуры, так внимательно вслушивающуюся в твердый голос, недовольной женщины. - Сестрица Ацуко, - неуверенно заговорила ученица, не спуская встревоженных глаз с кого-то возле дверей. – Там… - Май, не перебивай старших! – возмутилась гейша, прижав вытянутые уши и оскалившись на ребёнка. – Как же хорошо, что сегодня вас буду учить я, - прошипела она, опустив веер и затянув растрепанные волосы обратно в пучок. – Эта недотёпа Нацухи вечно балует вас! Но ничего, со мной не расслабишься. - Да что ты говоришь Ацуко, - неожиданно заговорил так всем знакомый, но до мурашек холодный голос. – А я думала, дети уже не входят в предметы декора. Но, похоже, мы с тобой не достаточно поговорили на эту тему. Всё быстро обернулись на выход. В открытых дверях, всё так же гордо и властно стояла Нацухи в сопровождении всеми известной скромницы Шизуку, и молодой гейши с поразительно кошачьим сходством, покорно опустившей голову, и казалось упорно не желающую встречаться взглядом с побледневшей, как мел от страха Ацуко. - Девочки, - не глядя, обратилась Нацухи к не отошедшим от шока начинающим ученицам. Всё своё зоркое зрение и неотрывное внимания, она сконцентрировала на застывшей гейше. – Все свободны. Шизуку, заботу о них поручаю тебе. Я слышала, что малышей подняли ни свет, ни заря и они даже не ели, - немного подождав, тануки одарила сидящих возле неё детей пылающим огнём ярко-зелёных глаз. – Вы всё ещё здесь? На удивление спокойная Шизуку подозвала к себе рядом сидящих, и постепенно уцепившись друг за дружку, девочки выходили следом за улыбающейся старшей сестрой. Прежде чем уйти, каждая малышка глубоко кланялась насупившейся Нацухи. Маленькая Май, идущая рядом с весело трещавшей Юмико, бросила назад последний взгляд. Входная дверь громко закрылась и больше ни кто не выходил. - Думаю, мы можем попрощаться с Сестрицей Ацуко, - смело заявила Юмико подругам, встряхнув пышной копной не послушных волос цвета мутной реки. - Почему ты так решила? – невинно спросила сидящая напротив Май. Вопрос вырвался у неё помимо воли. Еда не лезла в горло, и Май с тоской смотрела на расписную чашу, до краев на полненную вареным рисом. Юмико удивленно поглядела на соседку и хихикнула. - А ты разве не знаешь Май, что бывает с теми, кто перечит Сестрице Нацухи? - Нет,- ответила Май. Юмико поставила чашу с доеденным рисов на стол и, наклонившись вперёд прошептала: - Сама лично не видела. Но я слышала, как старшие говорили, что те, кому хватает смелости огрызаться на Сестрицу, долго тут не задерживаются. Не знаю, что именно происходит, но явно, что-то не хорошее. Май тяжко взглотнула, и ряд мыслей, до трясучки ужасающих своей реалистичностью, пролетели в её светлой голове. - А можно и я ушки погрею? – подняв глаза, Май Юмико и остальные увидели застывшую в улыбке Шизуку. Она сильно отличалась от-себя прежней, невозмутимой тихони. Уже как несколько дней ходит с распушенными волосами. Тёмные волны, покорно лежали на открытых плечах и закрывали всю спину. А синие глаза, сияли как гладь воды, освещённой лунным светом. И с каких пор, она начала выбирать довольно открытые по меркам заведения кимоно? Мало того, они были довольно, вызывающей окраски. И только по не известным причинам, остро выделялись забинтованные по плечи руки, которыми очень заметно Шизуку старалась не шевелить. – Так что вы там говорили про Нацухи? - Н-ничего! – отрезала Юмико под дружное кивание сжавшихся подружек. Май всё так же не выпускавшая из рук чашку риса решилась сказать правду. Встав на тоненькие ножки, она заговорила: - Мы обсуждали Сестрицу Ацуко. Правду говорят, что госпожа Нацухи избавиться от неё? - Кто такое сказал? – быстро вопросила Шизуку, уже не улыбаясь. - Я не хочу отвечать, - сказала девочка, садясь на место. Шизуку не обладавшая особыми признаками ёкая, ни когда не внушала особого доверия у окружающих. И тот факт, что она прислуживала Нацухи, и ценилась ею больше других, не мог изменить мнения большинства. - Ну, это ваше решение, - мирно произнесла девушка. – Но лучше не суйте свои носики, куда не надо. А я как послушная леди, не буду лезть к вам в души. Договорились? - Ты не ответила на мой вопрос! - оскорблено воскликнула Май. Шизуку развернулась к ним спиной, тряхнув гладкими и блестящими волосами. - В каждом шкафу есть свой скелет, - добавила Шизуку, не оборачиваясь и так, что бы её слышала только эта компания. Девушка приняла их молчание за знак согласия и не торопясь пошла осматривать других девочек, слишком любопытно наблюдавших за их беседой. - Значит, дети уже что-то подозревают? – учтиво поинтересовалась Нацухи, собирая волосы, в хвост, подделывая их украшениями для создания симады. - Лишь те, кто слишком любопытный, - пояснила Шизуку, пряча руки. Видимо меняла бинты. Нацухи проявила уважение и отвернулась к открытому окну. Она смотрела на россыпь звезд, на бледно-белый диск луны, даже на иссохшее дерево сакуры, когда-то цветущие возле Чайного Дома. Но с наступлением зимы изящная талия изменилась в цвете, а ветки стали легко ломкими и когда ветер шептался возле дома, они мучительно дрожали. Холода как такого на удивления не было, и пурги доставлявшей столько проблем тоже. Эта ночь выдастся спокойной. Неподалёку на футоне лениво раскинувшись, лежала малышка Чиба. До этого она весь день, как и всегда, сидела в комнате и рисовала, вслушиваясь в мелодию ветра. Но её прекрасное настроение быстро улетучилось, когда на улице послышались взбудораженные детские голоса. Ученицам разрешили ненадолго побегать и поиграть. Они весело смеялись, кидаясь снежками, кто-то строил снеговиков или ещё какие фигурки: лошадок, олений, птиц и другую всякую живность. Одна парочка, затаилась возле старой сакуры, и ежеминутно оглядываясь на других девчонок, тайно поедали сорванные сосульки. За всем этим наблюдала её мать. Одна из девочек тоже являющееся тануки, заигралась и случайно попала снежным комом в серьёзную Нацухи. Но гейша и не думала ругаться, она игриво улыбнулась, стряхивая с волос кончиками пальцев свежий снег. И внутри Чибы всё сжалось. Всем было так хорошо, но ей, почему то стало очень противно. Пытаясь усмирить стыд за это эгоистичное чувство, Чиба разорвала так старательно нарисованный пейзаж, но легче от этого не стало. Она не решилась говорить, не стала жаловаться матери, потому что не хотела быть жалкой. Одна мысль о жалости к ней, а её как недавно осознала Чиба, и так было не мало, заставляла ощущать себя ничтожеством. И когда всё закончилось, пришла Нацухи свежая и сияющая от утреннего мороза, а следом в комнату зашла бодрая Шизуку. Обе румяные и промокшие, из-за оттаявшего на их одеждах и волосах снега. Мать не прекращала расспрашивать, почему глаза девочки красные и опухшие, однако Чиба так и не призналась, что проплакала всё утро. Рядом с опущенной чернявой головой звякнул поднос. - Я не хочу есть, - сказала Чиба, не поднимаясь с подушки. - Хватить капризничать, - говорила Нацухи тоном, не терпящим возражения. – Если что-то тревожит, просто скажи мне, а если ничего, то прекрати ныть и ешь. Недовольно промычав Чиба села и с пустотой смотрела на поднос: чаша, наполненная уже как видно остывшим рисом, миска супа, плоская тарелка с обжаренным мясом украшенным зеленью, и глиняная чашка с приятно пахнущим ещё теплым чаем. Вся красочно уложенная еда, не вызвала жадного желая оценить вкус. Мясо и суп ещё не остыли. Только положив в рот оторванное жаркое посыпанное пряностями, Чиба искривилась. И оставив это дело, сложила палочки на миске. - Знаешь, мама есть вещи, которые так просто не скажешь, - заявила Чиба слишком серьёзным для шестилетнего ребенка тоном. Шизуку закончила с руками и слегка усмехнулась. Нацухи прекратив укладывать волосы, нахмурилась: - Не тебе это говорить, - укорила она дочь и после тихо засмеялась. - Мала ещё. Тануки неуверенно глянула на Шизуку закатывающую длинные рукава. - Как твои руки? – спросила она подсев рядом, и осторожно помогая расправить приятную на ощупь ткань. - Нормально, - ответила Шизуку с огорчением. Её локти едва сгибались, а маленькие пальцы и кисть постоянно сводило судорога. – Кожа боле менее зажила, но стараюсь особо ими не пользоваться. Для меня уже терпимо, - когда рукава достигавшие пола скрыли смоченные в особом отваре конечности, Шизуку потянулась за расчёской. Тут она сильно дёрнулась, и болезненно сжалась в юкату украшенную в бело-синий рисунок цветом. - Всё равно, больно. - Не перенапрягайся, - посоветовала Нацухи. – Ложись и отдыхай. Я схожу, проверю, что там другие делают, а ты пока за Чибой присмотришь. Нацухи уже привстала с места, как в дверь настойчиво и неожиданно постучали. - Войдите, - приказала она. Но вместо спокойного и тихого шага, ровной и как положено плоской интонации, словно гром среди ясного неба раздался вопль неконтролируемого ужаса, и вместо интеллигентной походки неразборчивый бег. Девушка, влетевшая на всех парах крепко уцепилась за обескураженную Нацухи. Круглые накрашенные в фиалковый цвет ногти, до крови расцарапали женские плечи. - Что случилось? – испуганно спросила Нацухи, придерживая девушку за локти, не давая ей упасть от мучительной отдышки. - Там… пришёл… - тяжело выдавливала молодая гейша, дыша полной грудью. – Лис. Томоэ! Чиба оторвала взгляд от полного подноса и, не осознавая, что в действительности произошло, оглянулась на тетю Шизуку, в темных глазах которой блестело что-то неоднозначное, граничащей между азартом и тревогой. Лица матери не было видно, но прямая спина скрытая багряным шёлком до самых пяток и всегда казавшееся девочке надежной, заметно напряглась. - Понятно, - сказала Нацухи, безжизненно силой поставив девушку в подобающую стойку. – Приведи себя в порядок, - мрачно произнесла она, сверив впереди стоявшую требовательным взором. – Когда спустишься вниз, скажи всем, чтобы встретили наших гостей наилучшим образом. Если господину Лису или Злому Королю захочется заказать девушку, об этом я должна узнать незамедлительно. И ещё предупреди старших, чтоб они проследили за теми, кто помладше. Не дай бог панику наведут. А всех учениц отправить в комнаты. - Но Сестрица Нацухи, - начала девушка, дрожа как запуганный кролик. – Злого Короля с ним нет. Женщина нахмурила брови. - Как его нет? Этот Лис совсем один? Гейша кивнула. - Странно, - негромко проговорила Нацухи глубоко задумчиво всматриваясь в пол. Встряхнув голову, а вместе с ней настойчивые мысли, зеленные глаза прямо впились в широко распахнутые серо-агатовые, напоминавшие прозрачный вечерний дождь. – Ладно. Прикажи Мацури и Химе встретить его. Я скоро спущусь. И не бегай! – крикнула она, когда подручная не разбирая дороги, выбежала в коридор. - Вот же не воспитанная, - проворчала Нацухи беззлобно. Проверив ещё раз себя, в вытянутом зеркале поправив прическу и натянув на приоткрытую грудь кимоно цвета алой зари, и украшенной белым, огибающим всё тело драконом, Нацухи посмотрела на Шизуку и Чибу отражающихся в зеркале. – Я вернусь, как только смогу, - сказала она и, развернувшись, предупредила интонацией императора отдавшего важнейший приказ: - Чиба чтобы ты не услышала и… хотя неважно. Просто не выходи отсюда. Слегка покачиваясь, рассчитывая только на обнажившееся из под юкаты ноги, Шикузу привстала и выпрямив спину тихо зашагала следом за Нацухи, перед уходом бросившей последний полный тоски взгляд на своё горячо любимое, и единственное чадо. Оставшееся одинешенька, в похолодевшей и как казалось, потерявшей уют комнате, Чиба недовольно отодвинула от себя поднос, едва не уронив чашу с чаем. И как обычно с ней остался не заменимый, а скорее единственный друг – ветер. Верный друг мягко зашептал. Есть то чем Чиба гордилась, из-за чего могла без труда задрать нос в честь своего непревзойдённого таланта -понимание ветров. Их было очень много, и все абсолютно не похожие друг на друга. Кто-то был теплее и ласков на слова, а другой холодный одинокий как айсберг среди огромного океана, но мог поделиться сказаниями куда более интересными. И плевать Чиба хотела, что другие этого не слышат. << Просто у меня есть талант, а у них нет!>> - думала Чиба улыбаясь. Тот ветер ушел ещё на закате. Новый,не охотно заговорил с ней, и на вопрос о Злом Короле быстро утих. Девочка разочарованно отошла от окна. И её что-то безжалостно ударило. Спина дико горела. Сидя на коленях едва сдерживаясь чтоб не расплакаться от такой неожиданной боли, Чиба повернула голову к окну. Распахнутое и заваленное недавно спокойно лежавшим снегом, теперь крупными комами застелившим подоконник и пол. А смолкший собеседник гулко загудел, предупреждая о приближающейся беде. Томоэ медленно поднимался по ступенькам на третий этаж, следуя за девушками, косившимися на него перепуганными глазами. Он упорно делал вид, что не замечает их страха даже девушки, заметившие его в коридорах, разбегались в разные стороны. Ни такого приветствия ждал Лис. Из-за чего тонкие губы плотно сжались, образовав хмурую дугу. Он не задавал вопросов пока шёл по скрипучим ступеням. И в долгожданной комнатке, объятой домовым теплом, и запахом цветочных масел требовательно прозвучал интересующий пришедшего Лиса вопрос: - Где ваша управляющая? Девушки переглянулись. - Прошу простить уважаемый, но наша Хозяйка… - Сейчас здесь я!- прогремел голос за спиной Томоэ. Да, всегда тактичная знающая, когда появиться. За столько лет не утратившая нахваленной всеми красоты. Сколько Томоэ себя помнил, она как одинокая и дикая роза среди процветающих дешевых сорняков. У сорняков только количество да цепкие лозы, а у холодной розы острые шипы. Ни кому не позволяла приблизиться и сорвать. От этого она становилась ещё желанней. - Хозяйка отправилась по делам в другой город. Но из-за погодных условий, вернётся не скоро, - Нацухи продвигалась на встречу Томоэ, совершенно не обратив внимания на удивлённых гейш. – Так что хозяйкой здесь на данный момент являюсь я. Чего не будь, желаете? – спросила она, но не опустилась до поклона перед могущественным Лисом. – Саке? Девушек? - Хотелось бы с тобой поболтать, - непринуждённо ответил, будто не увидел того нахального тона в желчи её мелодичного голоса, словно не разглядел иронии ярко цветущей в зелени божественных глаз. Стол казался ему приветливей, чем та особа проклинающие его существо одним взглядом. На приглашение сесть рядом и отпить приличного сорта саке, гейша отмахнулась. Как от насекомого. - Прошу прощения за дерзость, но я не позволяла гостю обращаться ко мне как к женщине близкой связи, - говорила Нацухи открыто, ни капельки не стесняясь того кто перед ней. Насмехалась, старалась, унизить перед девками, стоявшими позади и разинувшими рты от такой неожиданности. Томоэ простил ей грубость, ведь темно-красная помада так соблазнительно лежала на капризных губах. – Однако, если соизволите заплатить за меня, думаю я смогу позволить такое обращение. Монеты со скоростью проливного дождя и звенящим звуком падали, на пол засыпав собой и часть стола. Одна золотая кругляшка, падая, откатилась от кучки и прямо на встречу молоденьким гейшам, жадно вцепившимся в блестящие золото. Залог их жизни и их смысл. - Девушки, вы можете идти,- твердо проговорила Нацухи. – И не мешайте моему уединению с гостем. Тоже самое скажите остальным. Всё ни как не поделившие монету, но быстро пристёгнутые голосом уважаемой сестры, гейши поклонившись скрылись за седзё с изображением взлетающего в бесцветное небо журавля. Она обещала сесть и позволить многое в обмен на куски метала на которые даже взглянула, а откинула голой щиколоткой, как будто это мусор и близко не стоявший с деньгами. Села рядом вот только к предложенному саке не притронулась. На вытянутую руку демона смотрела с неприятьем. Он протягивает ей алкоголь, а не благоухавший всеми яствами яд. Всё такая же неприступная, глаза лишь сменились, радужка гревшая своим светом невинные души. Ото льда застывшего в них ни осталась и следа. - Чего гость хочет? – спросила Нацухи, плавно изгибаясь и откидывая с плеч кимоно. Тонкая шейка стала беззащитна перед мужскими взором. – Хотел говорить, так говори. Вместо слов одно действие. Когтистая рука Томоэ, без разрешения скользит по чувствительной коже, как по талому льду. От шеи к плечам, от них к слабой руке. Сковав длинными пальцами шёлковую ладонь, мужчина с непривычной для ёкая нежностью целует изящные пальцы. Нацухи ёжиться но, не выдёргивая кисть, кои фаланги познали тайность этих любящих всем сердцем губ. - Нацухи, - недовольно произносит её имя Томоэ, отстраняясь, но руку женщины старательно не выпускает. – Почему ты взяла именно такое имя? – спросил он, перебирая хрупкие пальцы. – Твоё настоящие мне нравилось больше. - А мне нет, - раздражённо выдыхает и высвобождает руку от плена. – Ты забыл? – почти надрывно, мускулы лица дрожат, и взгляд тускнеет, глядя на стол засыпанный горсткой монет. – Тогда я решила раз и навсегда покончить со своим прошлым. Неважно имя или воспоминая, я избавилась от всего, что тяготило меня долгие годы. - И потому сбежала от меня? – тяжко осведомился Томоэ, прильнув к пиале сделав крошечный глоток. - К чему этот бесполезный вопрос? – её голос вдруг прорвался мстительной свирепостью. – Зачем спрашиваешь, если знаешь ответ? Я бежала ни от тебя, а от него, – сказала Нацухи и к неожиданности Томоэ сама потянулась за пиалой. – Ни как со мной наиграться не мог. Я из его постели, можно сказать, не вылезала. – Томоэ наполнил пустую пиалу и резкий запах ударил Нацухи в нос. – Каждую ночь одно, и тоже. Я устала, понимаешь? Лис Томоэ вскинул на неё печально осведомлённый взгляд. Делить такую женщину было страшным преступлением для него, как для мужчины. Нацухи была его трофеем. - Ты не сказала мне ничего о случившимся, - гейша примолкает и со звоном ставит пиалу на стол пролив, не допитый алкоголь. – О той ночи, что провела с ним. - Я ни говорила, ни слова когда меня ничего не знающую привели к нему. Я не могла сдержать криков, но не просила помощи, когда он брал меня силой. Я не стала жаловаться и терпела каждую ночь совершенного надо мной насилия, - Нацухи наклонилась к нему, впилась в ворот кимоно и прильнула всем разгорячённым телом. Её сжатые губы искали ответа в его неприветливых губах. Демон ответил. Не знал, этого ли ответа она так желала. Он желал и это неоспоримый факт. Мирное блаженство длилось не долго. Нацухи не позволила себе окунуться в дёгтевый омут, из которого выхода уже не будет. Гейша не искала его любви тогда, не ищет и сейчас. В глазах Лиса она всего на всего, деревенская простушка без имени и рода. Он неустанно повторял, что такая красота не пристойна для девки из не от куда. Потому забрал деревенскую, нелюдимую и колючую себе. А после отпустил. Тогда ночью их глаза встретились, слились воедино став бешеными бирюзовыми волнами. Наготу не скрыло изорванное, подаренное от всего сердце карминовое кимоно. Лунный свет, ливший из раскрытого от занавесок окна, ясно осветил помятое лишённое сил хрустальное тело. Двуспальная кровать, ныне не спрятанная от посторонних глаз высоким балдахином, с такой легкость раскрыла тяжёлую правду, так старательно скрывавшуюся за влажными, от недавних поцелуев устами. Она лежала одна. Того кто был рядом не было, но простыня сохранила живое тепло. Удушливый запах страстной ночи, отравил каменные стены и въелся в мраморный пол. Это не первый раз. Он не узнает, почему и при каких обстоятельствах. Просто махнёт рукавом, развернется, серебряные волосы прощально блеснут в соединение с луной. Глаз не видно. Спешивший покинуть отвратные покои Томоэ, не посмотрел на вытянутую руку. Так и не увидел молившие о прощении, залившееся горькими слезами юное лицо. - Почему ты пришёл один? – Нацухи не отказалась от его объятий. – Где Акура-оу? Имя Брата, сказанное блестящими губами, снова в голове ёкая стали закусанными и исцелованными, как в тот последний раз их встречи. Томоэ погладил её по волосам тёмным и пышным. - Мы разделились, - нехотя ответил Томоэ. Необыкновенный голос Лиса явно, что-то сдерживал. Недовольства? Злость? – В горах случился обвал. Я уцелел, но снег отрезал меня от остальных, и что с ними стало, я не знаю. Она презрительно фыркнула: - И ты даже не попытался их найти? Мне казалось ты хороший друг. - Я замечательный друг, - жестоко подтвердил Томоэ. – Разве я виноват в том, что этот дурачёк не слушает моих советов? Я не хотел быть похороненным заживо, потому и ушёл к утру, ведь метель стихла. Ты, его ни как не забудешь? – прошипел он, угрожающе стиснув руки на стройной талии. На миг его синие глаза помрачнели, и он посмотрел на купленную собеседницу с яростью. - Я не смогу забыть, - шепнула Нацухи ему в ухо. – Умру, но не забуду. Этот дьявол давно вырезал своё имя в моем сердце, как и ты, - сказала она с легкой тенью грусти и оглянулась назад. – Знаешь, после первого раза он на удивление был добр со мной. Избивал по случаю плохого настроения, однако бывали моменты раскаяния. Я притворялась, что сплю, а он бережно проводил рукой по моим волосам и что-то бормотал себе под нос. - Прекрати! – крикнул Томоэ, опуская белёсую голову. – Тошно слушать! - Почему? – изумилась Нацухи, чувствуя острие ногтей впившихся в её спину. – Ты бы делал со мной тоже самое, разве нет? Просто досадно, оттого что Акура опередил. – Нацухи смотрела поверх лисьих ушей на недоступное глазу нечто. – В отличие от Злого Короля ты сдержанней потому и не насиловал меня, хотя мог. Я же видела, как горели твои льдины при виде моего обнажённого тела, вот только Лис казавшейся мне непреклонным тираном не прикасался ко мне, стоило только закричать или пустить слезу. Я не могла понять, что с тобой не так. Демон Лис невесело усмехнулся. - Он сказал, что я не интересую тебя как женщина, а потому спокойно может присвоить себе. Грех девке в кровати сидеть, если ею все равно не пользуются. Ничего не ответил на услышанное. Ослабил хищную хватку, отпустил и отошёл к окну. Призрачно, почти недосягаемо простой скрип, но тяжестей ступающих ступней не слышно. Прямо как в их прощальное столкновение. Отмахнул и теперь уходит, не поворачиваясь, желая скрыться от чистых и проницательных как пробивающиеся весенние побеги глаз. - Акура-оу придёт сюда, - со вздохом, скрытно скрепя ровными зубами. – И я встречу свой конец, как подобает гордой женщине. – Томоэ не обернулся. Сжал в пальцах курящую им трубку. – Но, прежде, я хочу тебя попросить. - Ты не того просишь, - шипит как разозлённая лисица, и так же оскалившись сжал подоконник до хруста, вонзившись острыми когтями. Нацухи практически не видя, со звоном падающих монет, отодвигается от стола ставшим жутким пропитанным страхом, так давно мучающим гейшу. Так же не заметно идёт к нему. Не может обнять, но руки тянет и одергивает в последний момент. Не выразить ту боль мучительно стискивающую грудную клетку. В потоке одиночества, не слышно сбивчивого дыхания пытающегося прорваться, испустить вопль. Как два мертвых светлячков, не способных радовать светом своих душ. Ни кто не говорит и ни отвечает. И мужчина, и женщина, близкие не телом, а душой оказались чужими. Разделяла боль скорой разлуки, избежать которой невозможно. - Пожалуйста, Томоэ, - Нацухи не теряла самообладания, старалась, давилась из последних сил воли. Всё так же, стоя, отдельно не пуская себя к нему. – Мне больше не кого, просить. Пожалуйста! - Если хочешь спасти свою жизнь, так и скажи, - говорит с полуоборота, как может только Демон Лис Томоэ: требовательно, не жалея, резко. – Ещё не поздно! Плюнь на этот дом, на девушек, за которых отвечала, Акура все равно ни кого не пощадит. – Нацухи отворачивается, потому что понимает. Как стыдно и непростительно! Она страстно хочет согласиться и сбежать с ним. Ожоги стыда, испепеляют внутреннюю часть головы, разъедая череп и добираясь до мозга. Не заметила, как прижалась к упругой груди, не смогла приказать телу оставить соблазн. Мысленно просила не отпускать, молила прижать согреть. Не отдавать на растерзание Злому Королю. - Нет Томоэ, - ровным голосом отговорила Нацухи. Больше, она не проявит слабость к нему как к мужчине. В знак своего решение грубо отталкивает и, не отворачиваясь, всматривается в синеву зимних айсбергов пытаясь найти драгоценное.- После стольких лет я не уйду. Раньше от меня отказались все, а я не откажусь от тех, кому нужна. Злой Король придёт, и убьет меня, я это знаю. Демон не сможет простить мне измены, и предательства и потому я останусь. Стойко приму свою участь покончу совсем. А тебя я попрошу лишь об одном. – Нацухи отступает на шаг. Её взор тверд как гранит и остер, как лезвие молодого клинка. И подобно клинку, зеленое пламя нанесло глубокую душевную рану. Крови само собой нет, но есть то, что больнее и оно сочиться из открытой язвы. – Есть жизнь и она дороже моей собственной. Сохрани её. Что Лис мог противопоставить этому? Увы, ничего. Для неё был важнее кто-то другой, чем она сама? Ни такой он помнил девушку с другим именем. Томоэ не мог и не пытался понять её стимула к самопожертвованию. Выбор ведь так прост. Но одно неизменно: Акура-оу так просто не отстанет. Велика вероятность, что он не узнает бывшую наложницу, делившую с ним одну постель, однако король демонов без труда поймёт, какую ценность имеет Нацухи в глазах Томоэ, а всё что становилось ценным для него, Акура по дурной привычке отбирал и присваивал себе, либо просто ломал и выкидывал. Эта женщина не грязное хаори и неизношенное кимоно из дорогого шелка. Акура не сможет сообразить, и не думая сломает. - Так-так Томоэ. Меня бросил, а сам с проститутками развлекаешься? Не дурно. За парой заболтавшихся ёкаев по мере приближения, вырастает полная бешенства и лютой почти изголодавшейся по свирепости тень. Тяжелый сапог, вступивший вперед томным эхом разрушивший покой, каблук придавливает надежду, а клокочущий смех заставляет вздрагивать и бежать, желая спастись от чудовища, облачённого в чёрное. Нацухи не сдержаться от его вида. Вся грязь прошлого… она не исчезла, поняла тануки. Его искажённые губы, бледное лицо с красовавшимися тенями, тело, не изменившееся за эти годы и в её памяти. - Акура-оу… - Нацухи забыла себя, не слышала собственного голоса, когда назвала вошедшего, пожирающего её такими же золотыми, как монеты глазами демона по давнему имени, надеясь больше не произносить как злосчастное табу.