Петунья Эванс была по-житейски умна

До клиники Петунья не дошла как раз вовремя — наручные часы показывали шесть, а из раскрытого окна слышался неспешный разговор: — Ты думаешь, кто-то мог узнать? — произнесли женским голосом, и Петунья тут же поняла, что это, скорее всего, миссис Грэйнджер. — В конце-концов, она ходит в садик, Джин, — ответил ей мужской голос, скорее всего, принадлежавший её мужу. Петунии затормозила. Подслушивать было неправильно, совершенно невежливо, могло привести к множество разнообразных проблем. Она сама всегда это понимала, и собиралась внушать сыновьям. Вот только в данный конкретный момент удержаться от подслушивания не удавалось никоим образом. Грэйнджеры явно обсуждали дочь, приватно, не подразумевая, что кто-то станет их подслушивать. И могли произнести нечто такое, что в разы облегчило бы Петунье дальнейшие переговоры. — Ты знаешь, я была против. — Ей надо учиться взаимодействовать с людьми, хочет она того или нет. Изоляция в её случае не приведёт ни к чему хорошему, ты же сама это понимаешь. — Но если симптомы будут прогрессировать? — голос у миссис Грэйнджер был явно взволнованным, Петунья, казалось, перестала дышать, чтобы не упустить ни единого слова. — Уже прогрессируют, учитывая, что кто-то заметил. Иначе зачем было жаловаться? Мистер Грейнджер молчал, а Петунья удивлённо перебирала в голове обрывки фраз. Пожаловались — это явно про них, про социальную службу. Кто-то пожаловался, и они приехали. Это была самая простая часть, здесь Петунья прекрасно понимала, о чем идёт речь. Вот только все остальное оставалось загадкой. Нет, все же она не была врачом, но Гермиона показалась ей абсолютно нормальным, вполне себе здоровым ребёнком. Так о каких симптомах шла речь? И зачем было изолировать ребёнка? Тут уж Петунья была совершенно согласна с мистером Грейнджером — изоляция не пошла бы на пользу никому, тем более — маленькой девочке, которой именно сейчас надо играть с другими детьми, социализироваться, учиться взаимодействовать с ровесниками. Что же всё-таки случилось? Мистер и миссис Грейнджер молчали, и Петунья аккуратно, чтобы в опустившейся тишине не было слышно шагов, подошла к двери и открыла её. Девушка-секретарь приветливо улыбнулась, немедленно заявив, что мистер и миссис Грейнджер сейчас свободны, и она немедленно спросит у них, готовы ли они пообщаться с представительницей социальной службы. Петунья хотела было попросить представить её по-другому, не как представительницу социальной службы, а просто как «миссис Дурсль», но секретарь успела убежать. В чем-то Петунья была согласна с напарницей: вот уже второй раз она сталкивалась с ситуацией, что в богатом районе далеко не все рады видеть представителей социальной службы. Тут они не избавление, а те, кто обычно приносит лишние проблемы. Стало обидно, сама Петунья считала свою работу очень важной для общества. Секретарь прибежала уже спустя пару минут, а за ней вышел и мистер Грэйнджер, участливо пригласивший Петунью в свой кабинет. Миссис Грэнджер уже находилась там. Сев на предложенный стул и во второй раз отказавшись от кофе, Петунья поняла, что необходимо начинать разговор. Он уже был тщательно продуман и представлен, проблема была лишь в том, что после подслушанного казался совершенно не подходящим. Петуньи планировала начать с того, чтобы показать заботу о Гермионе, как бы невзначай упомянуть о том, что она сама мать, и понимала, насколько иногда бывает тяжело воспитывать ребёнка с магическим даром. А уже на вопрос про магию, который, как она надеялась, должен был последовать, объяснить про сестру, магический мир и Хогвартс, в которой дети должны были отправиться в одиннадцать лет. Вот только все сразу пошло не по плану. — Я хотела бы поговорить с вами про Гермиону, — Петунья улыбнулась. Но мистер и миссис Грейнджер улыбки не поддержали. — Как вы могли бы описать характер вашей дочери? — Она у нас ужасная непоседа и выдумщица, — ответила миссис Грейнджер, обменявшись взглядами с мужем. — Все время во что-то играет, представляет, что она фея… — Недавно даже придумала целую историю про маленьких человечков, которые живут в норах, в городском парке. Мы думаем отдать её в театральную студию, вдруг когда вырастет, она сможет встать великой писательницей? — немедленно подхватил мистер Грейнджер. — Да, я понимаю, о чем вы говорите, — кивнула Петунья, не понимавшая решительно ни единого слова. Девочка, которую она видела всего пару часов назад, и которую воспитательница при ней называла Гермионой Грэнджер, ничем не была похожа на выдумщицу и непоседу. Скорее уж она была слишком спокойной, слишком вдумчивой для ребёнка, которому и пяти не было. Даже книга, которую она читала — ну и не читала, а листала, это было неважно — была не сказками, а самым настоящим реализмом: Джеральд Даррелл, «Моя семья и другие звери». Так получается, родители врали? Или просто хотели выпроводить её побыстрее? Но какой в этом смысл? Наоборот, заметив несостыковку, каждый порядочный работник соцслужбы должен был выяснить, в чем проблема, и почему родители ведут себя настолько подозрительно. Как относятся к ребёнку? Комфортно ли ему в семье? Нет, Петунья не разделяла мнение напарницы, что в подобных районах ситуация в семьях могла быть ещё хуже, чем в неблагополучных кварталах, куда их обычно вызывали. Но всё же, подобные коллизии между словами и реальностью заставляли задуматься. — А что вы могли бы сказать по поводу Дина Шора? — решила перевести тему Петунья. Каковы отношения между ним и вашей дочерью? Решив, что перед тем, как делать какие-то выводы, надо попробовать узнать побольше информации, Петунья перешла к формальный части разговора. Она была уверена, что родители немедленно начнут жаловаться на драчливого мальчишку, не дающего проходу их дочери. Но те снова её удивили. Вместо хоть каких-то объяснений, они вновь переглянулись, и миссис Грэйнджер удивлённо спросила: — А кто это?