легкие, наполненные морской водой

      

4 года спустя

      Солнце этим днём пекло невообразимо сильно, но даже в такой хороший день людей на улицах было удивительно мало. Все прятались от удушающего пекла в своих домах и не спешили показываться. Возможно, лишь туристы, в чьих запасах было не так уж много времени на отдых, бродили сейчас среди душных улиц города. Подобная жара – довольно редкое явление в этом округе, и, пусть она и задержится здесь всего на пару дней, как утверждают синоптики, легче дышать от этого не становится. Сухой воздух будто выжигает лёгкие и распаривает трахею. Сухой воздух кажется опасным и способным убить. Но пока все выживают, вот только у Маркуса Манфреда прибавляется работы.       Такую жару животным трудно переносить: они ищут укромные места и пытаются спастись от палящих лучей, что осложняет каждый аспект его рабочей деятельности. Будучи морским биологом, он с трудом может заняться изучением миграции рыб, потому что те в горячих потоках воды, нагретой солнцем, ведут себя иначе. С другой работой, в реабилитационном центре «Иерихон», основанном для помощи морским животным, тоже не все так ладно. Тюлени переносят эту жару довольно тяжело; им требуется намного чаще менять воду в бассейнах, чтобы та не нагревалась, и порой, когда доходит до перегрева, то беднягу приходится помещать в отдельный отсек, где за ним нужно постоянное внимание, которого, увы, сейчас почти не хватает на всех. В «Иерихоне», конечно, помимо него работают ещё трое, но это мало чем помогает – их питомник довольно вырос за последние годы.       Маркус вздыхает и откидывается на спинку своего стула, потирая пальцами глаза. Стакан холодного чая со льдом не спасает; не спасает, кажется, ничего в этой каморке, выделенной под кабинет. Здесь будто специально жара накапливается, и Маркус не знает, что ещё сделать, чтобы выжить сегодня. Проводить рабочие часы в научном центре ему не нравится, но это приходится делать – за посещение ставится своеобразный плюс в личное дело.       Маркус любит свою работу, какой бы она не была: муторной, когда приходится порядка нескольких часов проводить на судне, собирая сетью рыб, а потом, разделяя их по категориям, записывать их характеристики и новые свойства при миграции на нерест. Или тяжёлой, когда приходится перетаскивать больных нерп и искалеченных дельфинов на носилки и в резервуар, и делать это быстро, чтобы животное не паниковало и не задохнулось без воды; чтобы чувствовало себя в безопасности. А порой эта работа бывает даже грустной, когда, после того, как животное поправилось, восстановив свои силы, его нужно отпускать. Не все из их подопечных были дикими; есть и такие, как тюлень Лэсли, что покидать свой бассейн отказывается и возвращаться в дикую природу не хочет.       Маркус помнит, как к ним из морского заповедника доставили белуху, чей спинной плавник был поврежден. Они с ребятами тогда помогли животному, но его реабилитация заняла чуть больше времени, чем они предполагали. И именно тогда Маркуса удивило то, что люди из главного морского заповедника города выбрали именно их для оказания помощи, – их организация была не самая популярная в городе. Позже один из волонтеров поделился с ними общим мнением, что ходит среди работников заповедника, что ветеринарная помощь в отношении морских обитателей, у них, в «Иерихоне», самая лучшая. Это до сих пор радует Маркуса, потому что помогать животным для него правда является любимым занятием.       В последнее время к ним даже начал обращаться местный океанариум, и пусть Маркус не одобряет содержание диких животных в ограниченных условиях для показа их на публику, он прекрасно понимает, что большинство из них уже не сможет выжить в открытом океане. Сейчас большая часть животных, что находится в аквариумах и бассейнах, живет в неволе почти с самого рождения. Они просто не адаптированы для дикой природы.       Мобильный пиликает негромким входящим сообщением, и Маркус приоткрывает глаза, глядя на имя отправителя. Норт. Норт.       – Черт!       Юноша не глядит на содержание сообщения, примерно представляя, что именно там увидит. Он быстро подскакивает на ноги и захлопывает крышку ноутбука, яро умоляя всех богов, что существуют в этом мире, чтобы старая рухлядь не решила перезагрузиться завтра, когда он придёт и продолжит писать отчёт о макрели и синем тунце.       Благо, что Центр находится не на другом конце города, и Маркус добирается до него меньше, чем за полчаса, приостанавливаясь, чтобы отдышаться, прежде чем войти.       «Иерихон» не выглядит чем-то особенным или удивительным; он больше походит на обычную ветеринарную клинику, с одним исключением, что здесь пахнет рыбой постоянно. Проходя мимо регистрационной и минуя маленький коридорчик, он находит в комнате для отдыха девушку. Норт сидит на диване и смотрит на него грозно, явно намереваясь испепелить взглядом. Джинсовые шорты оголяют её загорелые ноги, и хоть Маркус и знает, что обычно Норт в таком виде не ходит, сейчас слишком жарко даже для неё.       Он коротко выдыхает, скидывает ключи с мобильником на стол и старательно делает вид, будто ничего не произошло.       – Привет, Норт.       – Ой, даже не думай, Маркус, – она подскакивает с дивана так, будто поплавок выскакивает из воды. – Ты опоздал на целый час!       – Как будто ты не провела этот час с удовольствием вместе с Марти, – усмехается Маркус, приводя, без сомнений, веский довод – у Норт особая слабость к их новому пациенту, дельфину Марти. – Как поживает Лэсли, ей уже лучше?       – Ей – отлично, в отличие от тебя, придурок! – Норт с размаху ударяет Маркуса в плечо, спешно хватает свою сумку и уже не с такой злостью добавляет: – У меня были дела!       – Во-первых, ай! – с лёгкой усмешкой произносит Маркус, потирая плечо. – А во-вторых, раскидывать вещи Джоша по пляжу за то, что он забыл поменять воду в бассейне, не относится к категории важных дел.       На это Норт ничего не отвечает, лишь средний палец ему показывает и затягивает хвост посильнее на затылке. Хоть она и говорила, что спешит по делам, уходить она все же не торопится, глядя на то, как Маркус стягивает с себя футболку, собираясь переодеться. Она глядит на его широкие плечи и смуглую кожу равнодушно, скорее даже с некоторым вызовом, будто для самой себя, чтобы разрушить стереотипы о смущающихся девицах. Норт тяжело смутить, но Маркус никогда и не пытался, по крайней мере, не таким способом уж точно.       – Есть какие-то новости? – спрашивает он, замечая заминку девушки у двери.       – Да, вообще-то, есть, – она потирает устало лоб. – За Робби на этой неделе никто не придёт, ему придётся побыть здесь ещё. И тебе Карл звонил. Сюда. Может быть, тебе следует выбросить телефон за ненадобностью? Он все равно не особо полезен, как я посмотрю, ты ведь не отвечаешь на него.       Маркус тут же вытягивает сотовый, взглянуть на список неотвеченных звонков, и впрямь находит среди них номер Карла. Тот звонил ему трижды. Возможно, это и впрямь было важно, раз художник решил позвонить в Центр. Перезвонить ему Маркус думает чуть позже, когда более-менее переведёт дыхание после такого спешного прибытия в «Иерихон».       Он кивает Норт в благодарность и прощается с ней, оставаясь в Центре один. Сейчас лето, и не каждый из их команды может позволить себе частые смены, потому для них уже вошло в привычку работать поодиночке. Хотя, каждый раз, когда появляется новый питомец, на смену выходят все, чтобы познакомиться с животным.       Это странное ощущение – находиться в непосредственной близости с дикими животными; с теми, кто должен бороздить просторы океанов и нырять под ледники. Выходя к самому большому бассейну, что у них есть в Центре, – немного покатому, но больше подходящему на водоём в дикой природе, чем на сооружение созданное руками человека, – Маркус приседает у самой кромки воды и опускает в неё босые ноги. В отдалении он замечает Тикки и Лэсли – те нежатся в прохладной воде, ещё не успевшей прогреться под солнцем, и, видя Маркуса, тюлени приветственно тявкают ему. Лэсли тут же перекатывается со своей уютной лежанки в воду и гребёт к нему, то ли поприветствовать его лично, то ли учуяв запах свежей рыбы, ведро с которой он принёс с собой.       – Привет, девочка, – Маркус улыбается тюленю и гладит ее по шее, после чего уже натренированно прикладывает ладонь к её ласте, которую она к нему тянет. Их своеобразное рукопожатие. – У тебя все хорошо, да? Норт ведь не станет мне врать?       Лэсли ещё пару раз довольно тявкает и морду укладывает на плечо Маркуса, щекоча вибриссами его щеку. Она в бодром настроении, и сомнений нет, что то состояние, которое оказывала на неё жара, сейчас сошло на нет. Это радует Маркуса – он довольно хорошо сдружился с Лэсли и ему приятно знать, что сейчас она в порядке. Оглядываясь, он находит взглядом и Робби с Марти – дельфины мирно плавают в своём бассейне в нескольких метрах справа от Маркуса. В этом месяце у них питомцев больше чем обычно, и, признаться, Маркусу это даже нравится – оживление здесь будто согревает его изнутри.       Лэсли фыркает ему в шею, и парень понимает ее намёк – рыба. Он протягивает ей одну сельдь и та довольно пыхтит, радуясь лакомству. Сам же юноша поднимается и, проходя между бассейнами, достаёт, наконец, телефон. Он не хочет отвлекать Карла, но и волновать его долгим ожиданием тоже не хочет. Его приемный отец хоть добр и мягок, словами может уколоть довольно резко и больно, если его разозлить. Маркус, конечно, не испытывал подобного на себе никогда, но и начинать тоже не хочет.       – Что-то случилось, Карл? – после второго гудка спрашивает он, когда на другом конце поднимают трубку.       – Ох, Маркус, нет, мальчик мой, все хорошо, – мужчина не звучит негативно, это радует. – Я хотел узнать у тебя, как продвигается работа в Центре, ты не сильно загружен?       – Не совсем, – бросая одну сельдь в бассейн, где Марти тут же ловит ее, поднимая всплеск брызг, говорит молодой человек. – Точнее, у нас здесь вроде как завал, но не такой, чтобы поднимать панику. Сейчас жарко и нужно регулярно менять воду, это единственное, что можно считать нагрузкой. Ты хотел подселить ко мне кого-то?       – Нет, не в этом дело, – Карл замолкает на мгновение, будто раздумывая над чем-то, и это слегка настораживает Маркуса. – Один мой знакомый интересовался, может ли кто-то из вашего Центра прийти и посмотреть на его животное. Ему кажется, что оно заболело.       – Карл, в городе много хороших ветеринаров, – вздыхает юноша, передавая пару рыбин неповоротливому тюленю Тикки. Тот благодарно тявкает и фырчит, хлопая ластой по правому боку. Это вызывает улыбку у Маркуса.       – Да, но не все они специализируются на морских млекопитающих, – вставляет мужчина и тихо добавляет: – Тем более, ему нужен лучший.       – Ты говоришь так, потому что я твой сын, – усмехается Маркус, но на сомнительное предложение соглашается все равно. Ну, не может он бросить животное, когда тому нужна помощь. – Ладно, но сегодня у меня получится только после шести.       – Я думаю, что для него не имеет значение, во сколько ты приедешь. Я даже полагаю, что после того, как я ему отзвонюсь и скажу, что ты согласен, он пришлёт машину за тобой.       Это слегка удивляет Маркуса, но он не спорит – возможно, что так даже лучше. Он ещё хочет спросить, что за животное ему нужно будет осмотреть, и насколько сильно оно травмировано, какие симптомы у него, но не успевает, потому что Карл уже прощается. В целом вся эта затея довольно сомнительная – если животное придётся перевозить сюда, он должен знать, как оно относится к другим представителям фауны, какие его повадки, насколько оно дикое. Вот только Маркус тут же себя отдёргивает – привык уже думать в том ключе, что морские млекопитающие это лишь габаритные животные, и совсем забывает, что это может быть что-то небольшое, что-то вполне даже безобидное.       Дельфин Марти звонко рокочет и делает кувырок, окатывая Маркуса водой и довольно подпрыгивая. У кого-то сегодня явно хорошее настроение.       – Эй! Это не смешно!       Помещение это походит на комнату для допросов, обставленную в куда более роскошном стиле, но все же ощущение того, что она предназначается именно для того, чтобы заваливать вопросами, у Маркуса не исчезает. Вот только он не чувствует себя здесь неловко или неуютно, возможно, даже наоборот – сейчас он должен задавать вопросы. Перед ним сидит высокий мужчина с бледными впалыми щеками, аккуратно зачёсанными назад волосами и при костюме. Здесь работает кондиционер и вопросов о том, как этот человек справляется с такой жарой в этом коконе из одежды, у Маркуса не возникает. Хотя возникает иное ощущение – будто провинился в чём-то, и сейчас его непременно будут отчитывать, каким бы выигрышным его положение не было.       – Мистер Манфред, простите за мою настойчивость, но это необходимость, а не наша прихоть, – настаивает мужчина, успевший представиться Джейсоном Гроффом. – Поймите нас правильно, это политика компании.       Он придвигает бумаги ближе к Маркусу, и тот вновь пробегается по ним взглядом. Соглашение о неразглашении информации.       – Мистер Грофф, простите за мою настойчивость, – Маркус делает ударение на последнем слове, негласно указывая, что тот явно уже превышает свои полномочия, – но я не вижу необходимости в том, чтобы что-то подписывать. Вы выказали просьбу, чтобы я провёл обследование и, если будет необходимость, вылечил ваше животное. Я подчеркиваю, просьбу. Я не обязан ничего подписывать.       – Верно, вы не обязаны, – дверь за спиной Маркуса приоткрывается с небольшим щелчком и голос юноша без сомнений узнает. Не раз слышал этот вальяжный тон в гостиной отчима, когда у того было открытие выставки. – Но мы все же будем настаивать.       – Мистер Камски, – Маркус растягивает губы в улыбке и пусть она чуть фальшива, но все же в какой-то степени искренняя. – Я надеюсь, что вы не занимаетесь ничем незаконным, и у вас в подвале не спрятан какой-нибудь кит, занесённый в красную книгу.       Элайджа мягко смеётся, похлопывает Маркуса по плечу и, опираясь бедром о стол, произносит несколько загадочно:       – Нет, конечно же нет. Возможно, это даже лучше любого животного, что вы могли представить себе, молодой человек. Но нам все равно нужна ваша подпись, потому что этот вид очень редок. Признаться, я бы не стал впутывать в это вас с Карлом, но с нашим прошлым ветеринаром, который осматривал мое чудо… С ним случилось небольшое несчастье. И теперь нам нужен новый, и поверьте, мы как раз в поиске. Но это существо так внезапно заболело, что медлить нельзя. Я не хочу, чтобы оно умерло.       – Существо? – хмурится Маркус, все ещё застрявший на словах, что с прежним ветеринаром произошло несчастье. – Вы держите здесь хищника? По его вине вы ищете нового ветеринара? Поэтому нужно подписывать все эти бумаги?       Маркус глядит вновь на документы и тихо цокает языком себе под нос. Нужно было сначала все выяснить, а потом соглашаться. Он ведь не думал, что здесь его могут попросить осмотреть опасное животное. Он не думал, что, возможно, именно из-за того, что животное опасно, осматривать его больше не может прежний его ветеринар.       – Если вы держите здесь хищника, неудивительно, что он болен. В неволе они перестают есть и могут погибнуть в течении двух недель.       – О, вы, верно, говорите о большой белой акуле? Как там ее называют? Белая смерть, акула-людоед, кархародон кархариас, – Элайджа названия, будто конфеты, на языке прокатывает, и Маркус уже представляет, как в одном из огромных бассейнов, что находятся на нижнем ярусе башни Киберлайф, мечется этот страшный хищник с острейшими зубами и глазами бусинами. Несчастный бедный хищник, который не должен жить здесь, ограниченный стенами аквариума.       – Ну, что ты, Маркус! – Элайджа похлопывает его по плечу, внезапно слегка соскальзывая с официального тона, и жестом указывает следовать за собой. – Я прекрасно знаю, что эти удивительные рыбы – исчезающий вид, и как бы сильно я не хотел себе такую, я тоже знаком с тем, что они не могут выжить в неволе. Мой хищник… несколько иного рода.       Камски ведёт за собой по коридорам, и мистер Грофф следует за ним молча, даже не поднимая взгляда на Маркуса. В его руках все те же документы, которые так и ждут подписи, и Манфред даже уже не так непреклонен, потому что любопытство уже начало брать верх. Элайджа идёт впереди, и его лёгкие тёмные брюки в сочетании с шелковой чёрной рубашкой, что расстегнута лишь на половину пуговиц, выделяют его тонкий стан среди серых и белых стен башни. И Маркусу любопытно, что именно подобное животное делает здесь. Они ставят на нем опыты? Или оно просто живет здесь, потому что бассейны здесь больше?       – Скажите, вам ведь приходилось работать с хищниками? – тормозя перед дверью, вновь в официальном тоне интересуется Элайджа.       – Я… Не совсем. В нашем питомнике никогда не задерживались хищные особи. Но я не могу сказать, что не встречался с ними. Акула Мако. Она подавилась рыбой-ежом, – произносит Маркус, припоминая этот случай. – Она не могла питаться из-за этого и, возможно, умерла бы дня через три, если бы мы не вытащили рыбу.       – Не боитесь острых зубов?       – Зачастую животные понимают, когда ты пытаешься им помочь, – пожимает он плечами, но все же вытягивает руку, показывая шрам на ладони, – но некоторые все же остаются хищниками и пытаются защититься. Их не нужно бояться. Всегда стоит помнить, что они напуганы не меньше.       Элайджа довольно улыбается, будто именно этого ответа и ждал, но Гроффу кивает он все равно, вновь поднимая тему подписания соглашения. Тот подходит к Маркусу, протягивая документы, и, прежде чем молодой человек успевает возразить, Камски добавляет:       – Мистер Манфред, – говорит он тоном, внезапно незнакомым Маркусу, – что, если я скажу вам, что есть такое существо, что опасней любой акулы, что прекрасней любого драгоценного камня , что загадочней самых глубоких морских далей? Что, если я покажу вам существо, увидеть которое вы и не мечтали?       У Маркуса дыхание перехватывает, почти сбивает сердечный ритм и он смотрит на Камски взглядом полным внимания, потому что внезапно ему хочется увидеть то, что настолько захватывающе, настолько уникально.