легкие, наполненные морской водой

      Маркус ладонью проводит по лицу и дышит тяжело. Это было ново, это было дико, это было завораживающе. Он может поклясться, что слышит, как хохочет над ним русалка, играющая с ним как с куклой. Очаровал, околдовал песней и уплыл, как только дверь в смотровую открылась. А Маркус так и остался стоять с прижатыми ладонями к стеклу, с желанием оказаться там, в воде, подле хвостатого юноши, что завораживает его без конца.       Чего добивался этим Коннор? Он не смог бы все равно утопить Маркуса – в смотровой нет доступа к бассейну, он на верхнем этаже и только там, так к чему была эта песня?       Маркус мучает себя вопросами, пока перелистывает страницы папки с упоминанием песен. Он не знает, что именно ищет, он не знает, хочет ли что-то найти. Вместо этого он смотрит на вошедшего Найджела, тренера Коннора, и раздумывает, стоит ли интересоваться у него, по какой причине русалка выбрала именно это место и именно его, Маркуса.       Вот только все эти вопросы исчезают, когда тренер, этот темнокожий подкачанный мужчина фривольно постукивает по стеклу аквариума. Маркус не уверен, что это движение каким-либо образом приносит дискомфорт русалке, лишь создаёт колебания, привлекая внимание. Вот только Коннор не подплывает обратно, он скрылся и навряд ли вернется сейчас.       – Черт хвостатый, – усмехается Найджел, глядя на Маркуса тёмными глазами. – Только и может, что дразнить.       – Ты тоже слышал это? – Манфред оглядывается на аквариум и чувствует, как внутри него всё вибрирует.       – Песню? Нет, по крайней мере, не сейчас. Но он и мне пел. Утопить хотел, паскуда, – Найджел отдёргивает ворот футболки и показывает старый шрам, может годовой давности. – Подманил к воде и почти утянул, если бы не Хэнк.       Маркус тяжело выдыхает. Он слышал про Хэнка Андерсона – главный морской тренер, что искусно справляется с морскими хищными животными, но который в последнее время все реже появляется в башне. Камски о нём говорил лишь вскользь, но отзывался о нём вполне доброжелательно, в отличие от доктора Ву в его записях. Из его заметок Маркусу было известно, что Хэнк не раз появлялся в башне с сильным перегаром, а порой и вовсе непрофессионально вёл себя на своём рабочем месте. Впрочем, Маркус все равно хотел бы узнать чуть больше о нём, надеясь, что в записях о наблюдениях за Коннором ещё что-то обнаружится.       – Эта тварь залезает к тебе в голову и взбалтывает там все, – произносит Найджел, постукивая пальцем по виску. – Играет с разумом. Осторожнее с ним.       – Он не кажется таким уж опасным, как о нем говорят, – пожимает плечами Маркус. – Он защищается. Нападает, когда ему кажется, что ему хотят причинить вред. Это инстинкт самосохранения, а не жажда убийств.       – Сколько ты здесь? Меньше недели? Я здесь работаю уже десять месяцев и более опасной и хитрой твари не встречал.       Единственное, что делает Маркус – вздыхает и потирает ладонями лицо. Его голова все ещё гудит от этой чарующей песни, от обилия информации из записок доктора Ву, от этой агрессивной подачи со стороны Найджела. Он не может воспринимать Коннора злым, кровожадным зверем, охочим до человечьей плоти, хоть тот таковым и является. Он видел его лишь испуганной раненной русалкой, нуждающейся в помощи.       – Это создание из самых неизведанных глубин океана, неудивительно, что он ведёт себя так вне своего дома, – произносит Манфред, чувствуя, как лёгкое раздражение начинает кипятиться в венах. – Поместить тебя в ту среду обитания, в которой ты не привык находиться, окружить тебя неизвестными людьми, что постоянно проводят на тебе опыты, и берут какие-то анализы, посмотрим, как ты будешь себя вести.       – О, так ты один из этих, – Найджел почти выплёвывает слово, и Маркус без труда понимает, что общего языка они больше не найдут. – Защитник животных. Камски говорил, что ты работаешь в одном из реабилитационных центров для морских млекопитающих. И почему я подумал, что с тобой может быть нормальный диалог касательно этой твари.       Он больше ничего не произносит и уходит довольно спешно, оставляя уставшего и морально выматывавшегося Маркуса одного.       Манфреду кажется, будто все его дни смешиваются в одно: он не помнит, когда его день начался и с трудом понимает, когда он собирается закончиться. Маркусу тяжело во всех смыслах, и он не уверен, что вообще понимает, что происходит. Он помнит лишь русалку с чёрным изящным хвостом, где чешуйки переливаются красивым кобальтовым. Во всех его мыслях отрывки из записей Чарльза Ву, в его голове отголосок песни, что Коннор пел ему, в его расписании почти не остаётся места для того, чтобы вдохнуть – там лишь дни, в которые его ждёт русалка. И сейчас Маркус завыть готов, потому что эту ночь он проспал от силы три часа и сейчас уже в более бодром состоянии стоит на причале , опустошая уже вторую чашку с кофе.       Он с трудом вырвался из башни, уговорив Камски, что отработает своё отсутствие в одну из ночей. Это, конечно, не столь важно, но Элайджа настоятельно рекомендовал, чтобы Маркус закончил всё в срок. Каких-либо рамок он парню не устанавливал, но и подвергать опасности своего хвостатого подопечного ни в коем случае не хотел. Каким бы здоровым Коннор не выглядел, он все ещё был болен по меркам специалистов. Маркусу лишь оставалось выяснить причину и заняться лечением, если таковое необходимо. Обучением русалку дышать Маркус собирался заняться чуть позже, но пока даже не представлял особо, что именно будет делать.       Замечая приехавших Саймона и Джоша, Маркус коротко выдыхает, уже примерно представляя, что услышит – он не появлялся в центре уже около трёх дней, и это было довольно заметно, как ему казалось. С русалкой он совсем не успевал заглянуть в Иерихон, почти забыл о нем и сейчас чувствовал такую волну вины, что первые минуты разговора с друзьями даже взгляда не мог на них поднять. Сами же парни будто и не были особо обижены из-за отсутствия Манфреда в центре. Они, наоборот, встретили его облегченными улыбками и короткими объятиями.       Причал порта Ривервью расположенный на заливе Хиллсборо был не особо велик. Он не сравнится с портом на Палм-бич или с портом в Джексонвилле, но даже он был довольно хорош. Сюда не причаливали круизные лайнеры, лишь небольшие грузовые суда, катера и яхты, оттого особого ажиотажа на этой пристани никогда не было.       Сейчас океан переливается приятным лазурным цветом, вперемешку с небесно-голубым, а полуденное солнце оставляет блики на гладкой поверхности, и обширный залив кажется тихой гаванью в этот жаркий день. Здесь, на пристани, запах чистый и свежий, запах свободы и лёгкости. Маркус любит океан самой трепетной любовью, которую человек только способен испытывать. Он в бесконечном восторге от нахождения рядом с водой, рядом с этим безграничным простором – кажется, будто в этом тихом спокойном штиле можно растворить все свои тревоги, отпустить их плыть по прозрачным водам.       Маркус глядит на водную гладь залива и представляет, как где-то далеко, где-то в самом сердце океана резвятся киты, выпуская фонтаны воздуха из дыхала, а подле них юрко плавают русалки, поглаживая своими тонкими бледными руками серую кожу на спине китов. Он представляет, как чёрный с переливом синих чешуек хвост Коннора показывается над водной гладью, шлепает по ней, поднимая шквал брызг, и исчезает, чтобы вновь показаться. Маркус хотел бы увидеть Коннора в его стихии, в морских водах, а не в бассейне, на свободе, а не в стеклянной клетке.       Он хотел бы так много всего, но едва ли может хоть что-то.       – Как идут дела с таинственной новой зверушкой? – интересуется Джош, пока они ожидают прибытия судна со спасёнными нерпами.       Они редко поднимают тему этой новой работы Маркуса, зная, что тот ничего не скажет, но любопытство все равно никуда не девается, и Манфред прекрасно понимает это. Он старается не рассказывать о том, что видел русалку, что слышал песнь её, что касался хвоста дивной красоты. Он с трудом удерживает себя от того, чтобы даже Карлу не проговориться, когда тот звонит, чтобы узнать о делах сына.       – Вполне неплохо, как мне кажется, – уклончиво отвечает Маркус, не отрывая взгляда от залива.       Его не покидает чувство, будто он уже больше недели не был на свету, что, как и Коннор, он проводит свои дни в сиянии искусственных ламп и бесконечного полумрака серых стен нижних этажей башни Киберлайф. Его не покидает ощущение будто он, наконец, вырвался на свободу, будто задышал с новой силой, будто сильную болезнь перенёс и, наконец, чувствует себя здоровым. И ему так грустно. Ему так грустно, потому что Коннор, эта бедная русалка, живет так уже больше трёх с половиной лет. Потому что не имеет больше возможности даже мельком взглянуть на океан.       – Ты в порядке? – Саймон плеча касается и вырывает из тяжёлых мыслей, что обуревают Маркуса. – Выглядишь довольно бледным.       Манфред не уверен, что ответить на это, потому что нормально себя он чувствует с большой натяжкой. Его терзают мысли о том, как несчастна русалка в неволе. Его больно кусают мысли о том, как опасно и кровожадно это существо. Его тревожат мысли о том, как сильно его тянет к этому прекрасному созданию.       – Все нормально, не о чем беспокоиться.       Иного ответа у него нет, потому что Саймону ни к чему знать обо всем том, что у него на душе. Ни к чему вязнуть в этом всём, как в этом увяз сам Манфред. Потому он лишь слабо ему улыбается, перекидывает руку через его плечо и чуть ближе к себе притягивает.       Джош на них даже не смотрит, спускаясь спешно к причалу, когда небольшое судно приближается, чтобы пришвартоваться. Их исследовательский корабль довольно малых габаритов, но вполне укомплектован для длительных плаваний. Часто ребята из Иерихона тоже отправляются в плаванье, по работе и просто для исследований, но в этот раз экспедицией руководят их хорошие друзья, Джерри и Руперт. Раненых нерп они обнаружили в водах моря Бофорт, где на них напала стая косаток. Два тюленя были серьёзно ранены и самостоятельно восстановиться не смогли бы, потому парни и решили доставить их в реабилитационный центр.       Пока Джош встречает старых знакомых и справляется о плаванье, Саймон вновь оборачивается к Маркусу, что только собирается взойти на борт судна.       – Маркус, послушай, если та работа тебе в тягость…       – Все нормально, правда. Я просто не выспался, – отмахивается Манфред. – Даже Карл так не беспокоится, как это делаешь ты.       – Карл просто не видел тебя, – вздыхает блондин и больше тему не поднимает, спускаясь в трюм, чтобы осмотреть раненых животных.       Маркус ворочается в постели и в который уже раз тяжко вздыхает. Сон никак не идёт к нему, а если парень и прикрывает глаза, то видит лишь черно-синюю чешую. Маркус глубоко увяз и не заметил этого, а сейчас ему кажется, будто воздуха в лёгких не хватает, будто весь тот запас, что собрал на побережье залива, уже иссяк, оставив в лёгких лишь пустоту. И Маркусу кажется, будто его уже не вытянуть, будто он тонет сейчас, медленно погружается под воду и с ужасом ожидает своего конца, потому что если не вода, что затопит его лёгкие, то несомненно русалка, что вопьётся своими острыми зубами ему в шею. Маркусу сложно представить Коннора хладнокровным убийцей, но записи доктора Ву звучат более чем убедительно.       “Объект RK800 опасен для человека. Тесного общения с особью желательно избегать, как показал нам опыт. Один из наших тренеров, М.Х., погиб сегодня, пока старался обучить русалку ближнему контакту. Объект сбил его с помоста в бассейн, и помощь была уже бесполезна. Следует отметить, что наша чудесная особь в целом ведёт себя послушно и даже с мистером К. она более сговорчива. Возможно, что его агрессивному поведению что-то способствует.”       Маркус ладони прижимает к лицу и прячется в них, будто надеясь так укрыться от мыслей. Сколько человек погибло от рук Коннора? Все ли его нападения были лишь самозащитой? Что, если он и впрямь опасен, а Маркус, как последний идиот, его жалеет?       – Даже самые опасные хищники не нападают на людей без причины, – шепчет себе под нос Маркус, как мантру, переворачиваясь на бок и подпирая рукой подушку.