Меня тут не ждали? Вам же хуже.

Очнулся я на берегу. На серый, грязный песок лениво накатывались темные волны, выплевывая хлопья пены. Хмурое, бесцветное небо куталось в свинцовые облака, в прорехах мерцали тусклые звезды. В сумраке было невозможно понять, заря это или уже закат. Весь мир словно выцвел. Выцвел... Как и я. Стал вдруг таким же бесцветным, безжизненным и серым. Как небо. Как море. Как песок. Шевелиться не хотелось. Вообще ничего не хотелось. В голове было пусто. Совершенно. Я не помнил, не хотел помнить, кто я, почему лежу на холодной земле. Ничего не хотелось... Я устало прикрыл глаза. Серая муть баюкала и манила отдохнуть. Что-то холодное невесомо кольнуло спину. Потом - лоб и щеку. Тяжело вздохнув, я шевельнул ресницами. Снег. Начался снег. Крохотные редкие снежинки сонно кружили в воздухе, тонким ковром укрывая пляж. Я закрыл глаза. Пусть снег. Пусть... Тихо, хорошо, сонно... Раздался визгливый клекот. Захлопали крылья. Кто-то с шумом приземлился. И еще. Я недовольно поморщился. Мне было так спокойно... А тут шумят... Резкая боль в голени выдернула меня из сонного мутного болота. Ойкнув, я дернул ногой, подбирая колено к животу, и повернулся на бок, открывая глаза. Три грисакра, здоровенных, по пояс мне каждый, с возмущением заклекотали, запрыгали на месте, хлопая крыльями. Один, самый голодный, наверное, подскочил ближе и попытался клюнуть за другую ногу. Испугавшись, я перевернулся на спину и отполз подальше. Но падальщиков, кажется, это только рассердило, и они не собирались отказываться от возможности пожрать, даже если ужин еще недостаточно сдох. Они взвились в воздух, кружа надо мной, возмущенно крича, то и дело пикируя вниз, целясь когтями в голову. Поняв, что так просто их не отпугнуть, я, пошарив рядом, схватил небольшую деревяшку и, закричав, бросил в того, что ринулся вниз. Попал в широкое крыло. Гриксар кувыркнулся над моей головой и неуклюже упал на песок. Но тут же вскочил на лапы и, хлопая крыльями, начал прыгать на месте, нападая на меня. - Вот же зараза! — в сердцах выругался я. Первый страх отпрянул, и происходящее лишь злило. Ну вот кто их звал? Лежал, никого не трогал! Кое-как встав на колени, я заметил рядом полусгнившую небольшую деревяшку, бывшую, наверное, когда-то доской. Подхватив какое-никакое, а оружие, я осторожно выпрямился, сжимая в руке обломок. - Пошёл отсюда! — замахнулся я на падальщика. — Прочь! Тот заклекотал, низко склонив голову и угрожающе распахнув крылья. Два других гриксара кружили рядом, но не нападали, словно выжидали, чем все закончится. Разозлившись на тупое создание, я, замахнувшись, прицельно кинул палку. Промахнуться с такого расстояния было сложно. Гриксар захрипел, дергая перебитым крылом. - То-то же! — торжествующе ухмыльнулся я. И в этот момент серая тень метнулась мимо, схватив за тощую шею мою добычу. Только перья и взметнулись. Два оставшихся гриксара трусливо скрылись из виду. На пляже остались только я и дикий кот, сарзис, грозно рычащий и всем видом показывающий, что делиться не намерен. - Да жри ты… — махнул рукой и невесело усмехнулся. — Я такое не ем. Живот жалобно крякнул, ясно давая понять, что он против делиться, и птица, вся, вместе с перьями, его вполне устроит. - Блин… Помереть спокойно не дадут... Теперь живи, мучайся... Жрать ищи... — я прижал руки к животу. Руки оказались ледяными. Я весь, оказывается, жутко замерз. Я пару раз подпрыгнул на месте, пытаясь кое-как разогнать кровь и согреться. Кот, настороженно наблюдавший за мной с птицей в пасти, утробно заурчал, напрягшись всем своим небольшим телом. - Не, вот ты нахал! — восхитился я. — Мало того, что мой ужин сцапал, так ещё и ругаешься на добытчика! — меня в ответ обшипели. — Ну и больно надо, — махнул я рукой. — Сиди тут один! От нечего делать я пошел вдоль кромки прибоя. В широких сапогах противно захлюпала вода. С кряхтением усевшись прямо на рыхлый, уже начавший таять снежок, я с трудом стянул мокрые сапоги и поспешил натянуть их обратно, вылив воду. Да, сырые. А куда деваться? Босиком бегать по снегу — гарантированно ног лишиться. Еще повезло, что я, валяясь на холодном песке и по колено в воде, себе ничего не отморозил и даже насморка не получил. На пляже было жутко холодно. Легкий снежок закончился, поднялся пронизывающий ветер, на море поднялись волны, с колючими брызгами выплескиваясь на берег. Поежившись, я, наконец, сообразил оглядеться и поискать место для укрытия. Широкую полосу песчаного пляжа словно стеной ограничивал невысокий скалистый обрыв, поросший хвойным лесом, у подножья которого валялись здоровенные глыбы. Было непонятно, откуда они тут взялись, сам обрыв был похож на высокую длинную ступеньку, без выбоин, откуда должны были бы упасть все эти камни. Но зато по этим камням можно было подняться наверх. Мне пришлось изрядно помучиться, прежде чем я залез на обрыв. Сапоги, болтавшиеся на ногах, всё норовили свалиться. Да и замёрзшие пальцы рук я уже почти не чувствовал. Лес оказался сосновым, и высоченные прямые стволы шаатри гордо подпирали небосклон. А ещё тут оказалось заметно теплее, чем на пляже. В высоких кронах пересвистывались птицы, посвистывали и попискивали мелкие зверьки, совершенно не пугаясь и никак не реагируя на моё присутствие, деловито шмыгая вверх-вниз по стволам деревьев. Живот снова жалобно запел. - Да потерпи ты, — я обхватил себя руками. — Сейчас шишек, что ли, поищу... Не все же их сожрали. Или получится поймать кого-нибудь… Попрыгав, пытаясь согреться, я пошёл вперед, глядя себе под ноги. Хвойная подстилка мягко пружинила, и идти было одно удовольствие. Шишек было вдосталь. Красивых, крупных, с мой кулак. Но мне, как назло, попадались только пустые. И зверёныши, словно что-то почуяв, как один куда-то подевались. - Да что же за непруха… — тихонько ругался я под нос, вороша ногами иголки. Раздражённо отбросив шишки прочь, я уселся прямо под шаатри, меж корней, горбами выступающими из земли. И ойкнул, почуяв под задницей острое. - Дуракам везет! — рассмеялся я, любуясь на целую шишку. Найдя остренькую веточку, я принялся выколупывать ядрышки. Наковыряв себе горсточку, приступил к завтраку. На вкус, конечно же, так себе, чуть маслянистые, суховатые, но я и тем был доволен. Кое-как перебив первый голод, я решил заняться поиском теплой норки. Да, на дерево мне не залезть, да и незачем, там холодно, дует и держаться не за что, а вот у корней, судя по всему, может, получится найти что подходящее. В лесу уже заметно потемнело, когда я увидел просто великана среди местных здоровяков. Исполинский шаатри возвышался над всеми местными красавцами, далеко раскинув ветви, словно руки, укрывающие своих детей. Его корни изгибались толстенными змеями, толщиной с меня. Некоторые сильно выпирали из земли, образуя арки. Осторожно приблизившись, настороженно выискивая возможных хищников, я обошёл дерево кругом. И под тремя сросшимися корнями я нашёл то, что искал. Правда, норка, куда я заполз на карачках, была явно обжита, о том говорили специфичный запах, утоптанная лежка и следы когтей. Но, судя по ширине оставленных заточек, зверь был небольшой, и я решил, что смогу с ним договориться. В конце-концов, потеснимся! Свернувшись калачиком, я благополучно уснул, наконец-то согревшись. Разбудило меня сердитое шипение. Мой знакомый сарзис утробно урчал, прижав короткие круглые ушки к голове, и спружинил на передние лапы, как для прыжка. - Привет! — сонно махнул я рукой. — Чего ругаешься? — протянул я ему пальцы, давая обнюхать. Кот недовольно тряхнул мордой, коротко прошипел и ударил лапой по руке, оцарапав когтями. — Блин, а драться зачем? — зашипел я от боли. — Я тоже могу кусаться и царапаться! — мазнул кота по носу выступившими коготками. Тот обиженно уркнул и потёр лапой нос. — То-то же!— поучительным тоном постановил я. — Так что давай дружить. Я тебе птицу — ты мне норку. Вместе теплее. И веселее. Разве нет? — осторожно почесал сарзиса по щеке, у самого носа, среди топорщащихся усов. Тот удивленно округлил глаза, свёл их к переносице, тряхнул ушами. И, подумав, явно решил не ссориться и чуть задрал голову. Я, понятливо усмехнувшись, принялся чесать под челюстью и короткую, пушистую шею. — Вот и умница! Ты же у нас кот? Сарзис молча вертел головой, довольно фыркая, подставляя под почесушки уши, лоб и шею. Потом плюхнулся на спину, разрешая почесать толстое пузико. Вопросы с полом отпали. У меня в животе снова заурчало. Несчастные шишки благополучно переварились. Я удручённо вздохнул. Жрать хотелось неимоверно. Я подполз ближе к сарзису, усевшемуся на пушистый зад, уткнулся лбом в мохнатый лоб, почесал обеими руками за плюшевыми ушками. - Вот ты счастливое создание... Пожрал — и спать! Чтобы и мне такого сожрать, а? Кот выдохнул мне в лицо, лизнул и выполз наружу. Я пополз следом, надеясь если не пожрать, так хоть попить, благо с родничками тут проблем не было, я их с десяток насчитал, пока искал убежище. В лесу заметно посветлело. Я, несколько удивленный тем, что проспал всю ночь, отправился к ближайшему родничку. Напившись и найдя ещё пару шишек, я вернулся к норе. Сточив все ядрышки из одной, я вспомнил, что наверняка местные чикчи, пушистые хвосты которых то и дело мелькали среди высоких веток, должны были делать запасы к зиме, зарывая их у корней. Мои предположения оказались верными. У основания третьего шаатри, раскопав труху и иголки, я нашел несколько шишек и горсть сухих ягод. Возликовав, я, кое-как промыв ягодки в родничке, всё слопал, довольно облизнувшись. - Мало, но вкусно! Еще грибочков бы... — я задрал голову, высматривая на ветках искомое. Ведь, кажется, их хлопотливые чикчи накалывают на ветки и оставляют сушиться. Но везение закончилось, и мне ничего похожего на грибы не попалось. Пришлось возвращаться обратно. У корней шаатри резвился сарзис, играя с какой-то полудохлой зверушкой. Я с улыбкой уселся на корточках неподалеку, прислонившись спиной к дереву. Кот, заметив меня, уркнул и, подхватив в зубы добычу, подбежал ко мне. Потерся башкой о мои колени и бросил тушку мне под ноги. - Это ты мне? – удивился я. Сарзис фыркнул и улегся рядом, грея пушистым боком, принимаясь умываться и вылизывать свой нос. – Спасибо, – потрепал его за ушами и потянулся к зверенышу, взяв его за шкирку. Я знать не знал, как называется мой обед, и мне было, честно говоря, совершенно плевать. Жрать хотелось просто дико. Зверёк вяло трепыхнулся, жалобно пискнул. Поморщившись, я свернул ему шейку. Немного подумав, выпустил коготь и принялся сдирать с тушки шкуру. Получалось не ахти. Даже не ожидал, что со столь мелкого существа может быть столько грязи. Ещё я, дурында, по неопытности резанул слишком глубоко и, вместо того, чтобы осторожно разрезать живот и выкинуть внутренности, нечаянно разодрал дурно пахнущие потроха. - Блин, ну чего ты мне не сказал, чтобы я подальше от норки нашей ушел? — удрученно вздохнул я, любуясь на результаты своих трудов. Да, с разделкой тушки я справился. И в итоге оказался весь в крови, шерсти и дерьме этого мелкого засранца. Ещё и землю всю кругом испачкал. Поморщившись от гадливости, я встал и пошёл искать родничок побольше и подальше от норы. Заодно нашёл местечко, где закопал растерзанную шкурку и потроха. Кое-как умывшись и вымыв мясо, я вернулся к дожидавшемуся меня коту. - Ну что, приступим к трапезе? — подмигнул я хитро прищурившемуся сарзису. Тот муркнул в ответ и продолжил вылизываться. — Чистюля какой... Так... С чего начать? — задумчиво взвесил в ладони обед. Без шкурки мяса в звереныше оказалось с нос сарзиса. Но делать было нечего: манна небесная падала где-то в других краях, и благословенный огонь не спешил сойти с небес, дабы я мог поджарить мясцо. Оставалось только сожрать сырым, без соли. Устроившись поудобнее на мягкой куче иголок, что намело меж корней шаатри, я впился зубами в тощую ляжку. Зря я переживал. Оказалось очень даже ничего. Мясо было мягким, сочным и чуть солоноватым. Облизнувшись и вылизав пальцы, я блаженно вздохнул, складывая руки на животе. - А жизнь-то налаживается! — зевнул я. И ойкнул, прикусив неожиданно острым зубом язык. Резко выпрямившись, я полез пальцами в рот. Резцы и клыки оказались острыми и, кажется, треугольными. И, пока я щупал зубы, резцы под пальцами поменялись, став снова обычными, плоскими. — Вот это фокус! — восхитился я. — Даже не знал, что такое у меня во рту! Сарзис в ответ зевнул, выставив на обозрение свой набор охотника, словно бахвалясь, мол, у меня всё равно лучше. Рассмеявшись, я потрепал его по холке. Я выспался, наелся — что ещё надо для счастья? - Спать будешь, тварь ночная? — улыбнулся другу. Тот фыркнул и пихнул меня лапой. — Ну и спи. А я пойду, пройдусь. У меня-то нет такой шкурки, как у тебя, может, попадется что подходящее. А то ведь замерзну, если снег сильнее пойдёт. Ещё раз почесав кота под челюстью, я встал и отправился на разведку. Неспешно прогуливаясь, я добрёл до обрыва. Полюбовался на заснеженный пляж. Поёжился под порывами ветра, зябко обнимая себя за плечи. Да, как-то не располагал мой наряд - драная рубаха да штаны - к зимовке. Ещё хорошо, что в лесу пока заметно теплее, даже снега нет, только на самом краю. Возвращался я не с пустыми руками. Почти на самом обрыве росла высокая трава, сейчас выбеленная дождями и ветрами. И я её набрал целый стог. Решил, что часть на пол норы постелю, а часть переплету тонкими гибкими ветками, как циновку, вместо плащика буду носить. Пока я ходил, в лесу снова сгустились сумерки. Сарзис ещё спал, и я не стал лезть к нему. Усевшись в полюбившийся уголок, я приступил к нехитрой работе. Когда кот, зевая, выбрался наружу, у меня была готова половина циновки, получилось где-то два локтя шириной и четыре длиной. Вышло не очень красиво, зато мягко. А если ещё и поспать пару ночей на ней, окончательно приминая, будет вообще здорово! - Удачной охоты, друг! — улыбнулся я и почесал за ухом доверчиво подставившегося кота. Он лизнул меня в нос и убежал. А я решил, что надо будет с утра, пока не слишком рассвело, сбегать на пляж и посмотреть, как можно добраться до гнездовий гриксаров. Кажется, ещё на скалах я видел птиц помельче, они ныряли в воду, падая вниз, сложив крылья, и вылетали из воды с рыбой в клювах. Надо будет сделать подарок славному сарзису. Палок-то и камней на пляже более, чем достаточно. Собью парочку, пока птицы сонные с утра. С этими мыслями я устроил себе лежанку и, свернувшись клубком, уснул. Так мы и жили. Я приноровился с утра, затемно, бегать на пляж за птицами. Иногда сарзис встречал меня у обрыва и с азартом ловил сбитых мною птиц, перехватывая их в воздухе. Правда, не всегда нам везло с добычей. Но тогда я спускался к воде и искал ракушки. Кот их не очень жаловал и всегда удивленно смотрел, как я, вскрыв панцирь, со смаком всасывал нежное мясцо. Правда, к ним не хватало чего-нибудь кисленького, но я не расстраивался. Будет лето — найдется что повкуснее. А пока мне вполне всего хватало. Сарзис баловал меня мелкими грызунами, которых я наловчился свежевать за пару ударов сердца. Теплая травяная накидка, доходившая до колен, грела тело и душу. Да и компания у меня имелась, что надо. Ну и что с того, что кот не разговаривал? Фыркал он весьма красноречиво! Пару раз на море бушевал шторм, да такой, что снега намело даже в лесу, на час хода от пляжа. А после он и вовсе лег белым покрывалом. Снег так и не растаял, и мне пришлось с сожалением распрощаться с шишками и сушеными ягодами. Правда, кое-какой запас я насобирал себе в норке, но понимал, что надолго его не хватит. Однажды сарзис разбудил меня посреди ночи. Я, привыкший уже, что ночью почти всегда сплю один, сильно удивился. - Что такое, Сари? — привстал я с лежанки, сонно потирая глаза. Кот требовательно уркнул и потянул меня за штанину. — Иду, иду, не рви мое рваньё! — шлепнул его по носу. Тот несильно прикусил мне руку и потянул за собой. Ночь ещё не закончилась, только-только посветлел горизонт. Но в лесу было довольно света от белого искрящегося снега. Сарзис, убежавший довольно далеко, остановился, недовольно взмякнул и потряс головой. Мне пришлось ускориться. Он привел меня к скале, что одиноким зубом торчала посреди леса. Я сюда не ходил, хватало еды и на побережье. Это мой охотник каждую ночь обегал свои угодья, весьма обширные. Храбрый и отважный, он отгонял всех крупных хищников, порой возвращаясь по утрам помятым. Подождав, пока я догоню его, он полез наверх. Мне ничего не оставалось, как, собравшись с силами, карабкаться следом. На высоте примерно моего роста обнаружился лаз, довольно узкий и низкий. Но у меня получилось пролезть, только немного порвав накидку, уже третью сплетенную по счету. Увы, слишком быстро они истрепывались. - Ну, что там? — влез я в какую-то пещерку, крохотную, с низким сводом. Сарзис, оскалившись, зашипел на что-то в углу. — И что? — отодвинул я его морду, загораживавшую проход. В углу, в куче веточек и травы оказалась чья-то кладка. — Яйца... Фигасе, какие здоровые! — удивленно присвистнул я. Яйца неизвестной твари оказались с два моих кулака, нежно-салатовые в рыжую крапинку. Я потрогал их — они оказались тёплые, словно мамка только-только покинула их. — Слушай, — глянул я строго на сарзиса, — если ты хочешь сожрать яйца, то это без меня. Там внутри детки, они ещё живые... Да и мать наверняка недалеко улетела! Кот тряхнул головой и, снова прихватив штанину, потащил меня к выходу. За порогом он не успокоился и побежал куда-то в сторону, требовательно посматривая в мою сторону, словно проверял, иду ли я за ним. Мы обежали почти полскалы. Вернее, бежал кот, а я осторожно переступал по казавшимся неустойчивым камням. Сарзис подбежал с краю и уселся на пышный зад, нетерпеливо перебирая лапами. - Что такое? — приблизился я осторожно и посмотрел вниз. — Ох, ё! — схватился я за голову. Внизу, на камнях, лежало изломанное тело крупной змеи с крыльями и рядом — такое же подратое тело крупного, почти черного, кота, побольше моего сарзиса раза в два, с длинным хвостом и острыми ушами. — Это что же такое получается! Этот гад, — ткнул я пальцем в сторону, — решил поохотиться на зиарца? На мать, которая охраняла кладку? Вот же ж... Погоди... — я потряс головой, внезапно разболевшейся. В мозг жадно впились сотни иголочек. — Зиарц... Зиарц?.. Это что же это такое... Зи... З-зиарц... Ш... Шан? — пискнул я и с размаху упал на подломившиеся колени. Шан... Рил... Льиор... Воспоминания хлынули на меня, как водопад из прорвавшейся плотины, жестко сминая жалкие щиты, что бедный разум поставил на память. Перед глазами мелькали лица родных и друзей, места, наш остров, моя башенка, наш дом, наш... Наш малыш, яркой звездочкой слепящий глаза, наш малыш, который из-за меня... Я задыхался, царапал руками грудь, выл и рыдал, не в силах справиться с обуревавшими меня чувствами. Голова просто лопалась от боли, казалось, еще немного — и она просто взорвется! Жаркий язык лизнул щеку, и я, всхлипнув, вцепился в сарзиса руками, утыкаясь лицом в теплую шкуру. Кот, недовольно встряхнувшись, боднул меня и прикусил плечо. - Ты прав... — пробормотал я, кое-как утеревшись и успокоившись. — Дела не ждут. Надо забрать детенышей. Ты молодец, — обеими руками потрепал сарзиса за ушами и, покачиваясь, встал на ноги. В кладке было четыре яйца. Я осторожно переложил их в подол рубахи и, поддерживая снизу, чтобы не порвалась, осторожно полез вниз. К норе мы добрались без приключений. Переложив яйца на свою часть подстилки, я принялся сооружать гнездо, отказываясь думать и вспоминать. Сейчас главным было позаботиться о детенышах зиарца. - Всё, спать, — улегся я рядом с гнездом, переложил яйца и, устроившись на боку, обнял его руками и ногами. — Доброй ночи. Ты молодец, Сари, спас их. Ступай на обход своего хозяйства, не переживай, я позабочусь о мелких. Сарзис, склонив голову набок, глянул на меня, явно сомневаясь в моих силах, но фыркнул и убежал. Я провалился в сон. ...Мне снился яркий день, мы плыли на яхте, Шан с котиком деловито спорили о чем-то, стоя у руля, мы с рыжим балдели на плотике. Рядом сидел бдительный Ваерраш, то и дело бросающий взгляды в воду. Там резвился огромный змей, выписывая круги и вензеля, красуясь перед женихом. Наконец Льиор не выдержал и, задорно рассмеявшись, сиганул в воду, подняв кучу брызг. Я, облитый с головы до ног, вскочил, показушно возмущаясь... Мокрый шершавый язык лизнул лицо, и я проснулся. Сарзис, внимательно уставившись на меня, требовательно уркнул и боднул башкой в плечо. - Всё, я в порядке, — горько усмехнулся я. — Доброе утро. Вздохнув, я улегся обратно. Потрогал яйца в гнезде. Они оказались замечательно теплыми и живыми. Еще раз вздохнув, я перевернулся на спину и вытянул ноги. Сарзис, потоптавшись немного, свернулся рядом. Затылок еще немного ныл, как от старой ссадины. Но я был в своем уме и полной памяти. Да, я вспомнил всё. И свою жизнь на Земле, и внезапный переезд на Вессу, и мужей, и Искру, и друзей... И последнее моё похищение. Не знаю, куда именно занесла меня судьба, судя по снегу и усиливающемуся холоду — куда-то далеко на юг, в другое полушарие. Ведь на Жеарси начинался последний месяц весны, а тут зима на подходе. Не очень понятно, сколько прошло времени. Если судить по тому, что помню, то где-то две недели я провел в замке и, кажется, месяц — тут, в лесу, в компании душевнейшего кота. Итого — как минимум полтора месяца... Пол-то-ра ме-ся-ца! Это было просто уму непостижимо. Я даже представить боялся, что пережили мои родные, с ног, небось, сбились, а я тут, беспамятный, в Робинзона играю! Осторожно встав, чтобы не наступить на кладку и кота, я накрыл яйца циновкой, чтобы не остывали, и выполз наружу. Я не переживал, что они остынут в мое отсутствие. Природа мудра и наверняка обо всём позаботилась, ведь мать-зиарц не всегда грела кладку, иногда и вылетала на поиск еды. Если честно, я всегда считал, что змеи и снег несовместимы, но зиарцы не были змеями как таковыми, скорее уж, родичами драконов. Да, читал, что они теплокровные и наполовину магические твари, но вот что могут жить в столь холодных краях, я не знал. Как бы то ни было, я был благодарен погибшей. За то, что встреча с ней пробудила мои воспоминания. Холодный воздух прояснил гудевшую голову. Оглядевшись, я полез наверх, на полюбившуюся ветку, с которой открывался замечательный вид. Сейчас, вспомнив всё, я не удивился своей тяге к вышине. Стоит только мою башенку вспомнить. И тут нашёл себе «башенку». Как не удивлялся коготкам и зубам, которыми так замечательно получалось рвать сырое мясо... Ведь говорил же Шаикцель, что пусть не получится мне в тарикаци обернуться ещё лет двадцать, но некоторые черты у детей бесконтрольно проявляются, те же коготки, мягкие, детские, совсем как у меня, и небольшие зубки. Но тогда, бесконечно далекой осенью, этот разговор показался мне надуманным и странным, я никак не мог принять мысли о собственных превращениях, это было дико и чуждо, несовместимо со мной. Ан нет, на самом-то деле вышло всё совсем иначе! Только стоило забыть про культурные заморочки — так и когти вылезли, и зубы. Подумать только, я — и жрал сырое мясо! И ведь вкусное... И по лесу не блуждал ни минуты, чётко понимал, где море, где нора, где птицы гнездуются, а где трава ещё осталась... Смешно сейчас вспоминать, как я капризничал и морщил нос, когда мужики на охоту звали, отговариваясь своим топографическим кретинизмом и катастрофическим неумением ориентироваться в лесу. Поняв, что я трусливо и малодушно оттягиваю неизбежное, в то время как мои мужья и близкие с ума сходят, разыскивая меня, я полез вниз. Привычно выдохнув, я расслабился и прикрыл глаза, раскрываясь для мира. И замер, не веря сам себе. - Да что за такое! — закричал я и со всей дури вмазал кулаком по дереву. И взвыл, баюкая руку, дуя на сбитые костяшки. А орать было с чего. Ничегошеньки у меня не вышло. Ну вот совсем! От слова "абсолютно"! Словно я не Хранитель, а пенёк березовый, дальше носа не видящий. Не желая так просто отступаться, я, психуя и злобно шипя сквозь зубы, скинул накидку прямо на снег и, тряхнув головой, выпустил крылья. Те послушно распахнулись за спиной. С жалобным скрипом за спиной застонали шаатри. - Да ядрён-батон! — взвыл я и поспешил убрать крылья. Да только поздно: три вековые сосны уже покосились, ровненько срезанные чуть ниже середины, норовя придавить идиота-Хранителя, ещё у двух осыпались боковые ветви. Плюясь на собственную беспечность и безответственность, я побежал вперед. На мое счастье, сосны так и не упали, застряв между стволами соседок. Но сердитый щебет и визг я слушал очень долго. Добежав до обрыва, я уселся на самый край, сгорбившись и свесив ноги вниз, подставляя лицо под холодный ветер. - Эх-хе, Ниэл Жеарси, в юношестве Стрельцов, как выбираться будешь-то? — невесело усмехнулся я. — Всё у тебя не как у нормальных людей... Вроде Хранитель, вон, сарзис меня сразу как возлюбил и остальные зверята привечали, как своего. Ну, кроме грисакров, но у тех ума с ноготок... А мир, как раньше, принять не можешь. И Берег Матушки закрыт. Так, Даня, вспоминай, ты её ничем не мог обидеть? — нахмурившись, задумался я. — Нет вроде... Так в чём же дело? Не понимаю... — вздохнув, вцепился я в волосы. Пальцы запутались. Поморщившись, я потрепал пучок и плюнул. Если честно, то не помнил, когда связал их в узел на затылке. Просто забыл о них. Ещё и не мылся толком месяц... И теперь у меня на голове было настоящее форменное гнездо, с веточками, иголками и травинками, перьями и шерстью сарзиса. — Короче, Данилыч! — я решительно встал, хлопнул себя по ляжкам. — Надо искать людей. Крылья есть, так что долетим. Сегодня тренируемся — завтра вылетаем! К тренировкам я приступил немедленно. На холод я не обращал внимания, до того разгорячился предстоящим возвращением домой. Крылья послушно распахнулись за спиной. Я, глянув назад, удовлетворенно присвистнул: они стали шире на пол-ладони и длиннее на пару локтей. Они так и остались чуть розоватыми, но меня причины смены их окраса уже не пугали. Луакцоль упрямо твердил мне, что всему своё время и не надо спешить, с глупой настойчивостью ломая нежные детские крылья. Но ещё я понимал, что он принимал меня за неразумного мелкого глупыша, которого не стоит сильно пугать, потому как и так психованный. И посему очень может статься, что он просто не сказал, что для того, чтобы сделать крылья крепче, надо омыть их кровью. Ведь с меня стало бы пожертвовать собственной рукой для того, чтобы летать. Так что всё сложилось как нельзя лучше. И я на свободе, и те сволочи больше не будут коптить небо. Ведь Гнешта я очень качественно построгал на гуляш, меленько так. И Нилаушу досталось напоследок. Жаль только, что и не помучились, гады, перед смертью. Меня-то они милостиво просветили о планируемых способах моего умерщвления, чтобы их гадский ритуал прошёл как следует. Взмахнув пару раз крыльями вверх-вниз, с удовольствием послушав низкое гудение и отметив четкую, слаженную работу, я подпрыгнул и взмыл вверх. Получилось на удивление естественно и легко, словно летать под облаками — для меня самое обыденное занятие. Или же организм, с перепугу перестроившись тогда, в замке, принял все изменения как должное? Мне такой расклад только на руку. Удивляться всему уже нет сил. Сделав пару кругов пробных над пляжем, я, убедившись, что крылья слушаются безоговорочно и не откажут в ответственный момент, полетел вдоль моря, к югу. Нет, я пока не собирался улетать, это была всё ещё тренировка. Ну и разведка. Вдруг повезет, и я замечу дым от труб или стены города? Спустя час я развернулся и полетел обратно. К югу горы становились выше, пиками поднимаясь из воды. Теперь надо было узнать, может, севернее горы сходят на нет. Мои предположения оказались верными. Севернее скалы сменялись холмами, то зелеными, поросшими хвойным лесом, то черно-белыми, где лиственные деревья уже укрыли свои голые ветки до весны. Еще дальше виднелась полоса чего-то белого, то ли заснеженной реки, то ли полей. Разобравшись с направлением, я вернулся к месту взлета. Да, я нашел с воздуха праотца-шаатри, но не рискнул садиться в лесу, опасаясь, что крыльями снова покалечу деревья. Бежать до убежища всего час, как раз согреюсь. Вернувшись, я первым делом проверил яйца. Они чуть остыли, но не критично. Сарзис тихо посапывал, свернувшись клубком. Я понимал, что мне придется забрать с собой нерожденных детенышей. Сарзис, высиживающий яйца, — это просто нонсенс. Да, он сообразил позвать меня на помощь, но на этом все. Даже сейчас он устроился как можно дальше от кладки. Но я не переживал особо по этому поводу, был уверен, что на Жеарси от них не будут шарахаться. Зря, что ли, Шан со своей бандой прежде ловлей диковинок занимался. Наверняка знает, как их лучше устроить. А после, как подрастут, выпустим на все четыре стороны. Мне было немного грустно оттого, что придется проститься с моим другом, принявшем меня и позаботившемся, как о своем котенке. Но тут был его дом, его вотчина, и тащить дикого кота в незнакомое место, совершенно ему неподходящее, только потому, что мне жаль с ним расставаться — увольте. До темноты я провозился с переноской, кое-как приделав к небольшой циновке ручки и переплетя края, превращая её таким образом в корзинку. Сарзис, зевнув и чихнув, потянулся, встряхнулся, игриво куснул меня в плечо и убежал на охоту. Сгрызя пару шишек из запаса, я свернулся рядом с кладкой. Надо было набраться сил для полета. Я проснулся на рассвете. Сарзис резвился у входа в нору, снова играя с завтраком. - Привет, — махнул ему рукой. Тот муркнул и подтащил мне свою добычу. — Спасибо, — почесал его меж ушей. — А я улечу сегодня... — вздохнул, грустно улыбнувшись. — Ты мой спаситель, ты знаешь это? И мне даже нечем тебя отблагодарить... Разве могу напоследок сбить для тебя парочку птах поупитанее. Сарзис облизнулся и вскочил на ноги. Я, усмехнувшись, пошел к пляжу. Кот, нетерпеливо оборачиваясь, трусил рядом. Зверька я съел на ходу, совершенно не заморачиваясь по поводу сырого мяса и грязных рук. Ну и что с того, что память вернулась? Неужели я должен, как прежде, морщить нос и ждать, пока мне кто-нибудь что-нибудь приготовит? Так я с голоду скорее подохну. Последняя охота была удачной. Мне удалось сбить трех горластых и весьма упитанных птичек, сарзис тут же перекусывал им шейки, чтоб не трепыхались. Одну он сожрал прямо на пляже. Оставшихся доверил мне отнести к норе. Там мы честно поделили трофеи. Пока я разделывал птицу, выдирая перья, кот умял свою долю и с голодными глазами облизывался на мою. Пришлось отдать ему крылья и спинку. Я есть пока не хотел, но ляжки и грудку нанизал на гибкие ветки, намереваясь захватить с собой. На морозце они замерзнут и не протухнут. Еще немного поколебавшись, я собрал остатки ягод и шишек, завязал их в узелке. Запас карман не тянет, вдруг до ближайшего города или деревеньки лететь не один день? Так хоть будет чем червячка заморить. Вскоре яйца были со всей осторожностью уложены в корзинку, туда же отправился узелок. Мясо я, подумав, убрал туда же. Сарзис, сыто зевая, уткнулся мне в колени. - Ну что же, друг... — я опустился на колени, обнимая его. — Вот и всё... Оставляю тебя одного на хозяйстве. Поручаю тебе самое важное задание - найти себе по весне кошечку покрасивее! А я обязательно приду к тебе в гости. Но это уже летом, не обессудь. Хочу с твоими котятами поиграть, — улыбнулся я. — Спасибо тебе за всё... Крепко обняв его напоследок, я пошел к берегу. Сарзис грозно рыкнул напоследок и, зевнув, скрылся в норе. Вот и попрощались. Теперь только вперед. Распахнув крылья, я взмыл вверх, оставляя позади очередной кусочек жизни. ___________ шаатри — сосна чикчи — белки, черно-серые сарзис — родич манула, светло-серый, в пятнышках грисакр — птицы-падальщики