Меня тут не ждали? Вам же хуже.

Утро я встречал на пляже, кутаясь в мех куртки, невольно ежась под порывами ветра. Он поменялся ночью, задул с севера, и сразу заметно похолодало. Уж не знаю, местные ли намолили и Боги откликнулись, помогли, или просто так удачно сложилось. Да, хорошо — дуть будет в спину, и лететь по ветру намного быстрее, и под полным парусом лодка пойдет. Но нос у меня замёрз почти сразу. — Что, птаха, мёрзнешь? — подначил меня подошедший Гиксан. — Увы, не накопил жирка, как некоторые, чтобы зимой не мучиться! — насмешливо фыркнул я. Гиксан заржал, согнувшись и хлопая себя от избытка чувств ладонью по коленям. Невольно и я рассмеялся следом. Этот парень мне понравился. Мы с ним встретились здесь, на пляже, оба явились ещё до рассвета. Здоровенный, немного грузный, с широченными ладонями и короткой шеей — ну просто тюлень, да и только! Но первое впечатление было обманчивым. Гиксан оказался очень ловким и подвижным, добродушным, грубоватым и веселым. Заболтал меня в пару минут, я уже позже поймал себя на том, что хохочу над его побасенками и шутками. У него оказался ужасающий лиданский, просто капец какой-то, но он совершенно не парился по этому поводу и продолжал балагурить, активно жестикулируя. А ещё он совершенно заразительно улыбался, демонстрируя щербинку между верхними резцами. Через час общения мне казалось, что знаю его всю жизнь. А еще он до ужаса напоминал мне Ркатиуша, такой же балагур и весельчак, малость грубиян и задавака, но такой же душка! — Ясного утра всем! — поздоровался Лакатшу, пришедший проводить нас и самолично убедиться, что ничего не забыто. — Ясного, — вежливо улыбнулся я и поежился, неодобрительно глянув на бегущие по небу темные тучи. — Гáнацкеве тáки вáирце, гайце-нати! — рыкнул Гиксан и хлопнул себя по груди. Лакатшу насмешливо задрал бровь и покачал головой. Я, не поняв сказанного, заинтересованно уставился на здоровяка. — Солнце, говорю, ясное нынче! — расплылся тот в широченной лыбе. — Прямо по заказу! Я расхохотался: — Это точно, погодка что надо! — Рад, что настроение у вас хорошее, — сдержанно улыбнулся старейшина. — Всё готово? — Да пусть отвалится мой любимый хвост, если это не так! — с запалом выдал Гиксан, потряся рукой перед лицом. Я снова фыркнул, едва сдержав смешок, уж больно он напомнил мне сейчас знакомых грузинов, хвастающихся очередной штукенцией. — У тебя нет хвоста! — менторским тоном ответил Лакатшу. — А если что-то случится, уши я тебе сам откручу! Гиксан, закатив глаза и махнув рукой, принялся что-то доказывать мужчине, быстро зацокав. Моих скудных познаний в фернавейском было недостаточно, чтобы что-то понять в этой трескотне, так что я отошел в сторону, решив напоследок еще раз проверить свой багаж. Ака-Лия, добрая женщина, ничего не сказала мне по поводу утраченной сумки, без лишних слов выдала новую, набив её вяленым мясом и маленькими сухими лепешками вроде крекеров, только с травками и орешками. Я успел с утра сгрызть парочку, оценил вкусняшку. Чуть крякнув от натуги, я накинул на плечи лямки сумки. Затарили меня от души, даже не знаю, как взлетать буду с такой гирей на шее. Ну да ничего, запас карман не тянет, как говорится, мне неделю крыльями махать, не до охоты будет. Да и на острове придется пару дней обождать, пока Гиксан догонит. — Помочь? — поинтересовался Лакатшу. — Да! — ответил за меня Гиксан и натянул у меня за спиной лямки. Я, не ожидая подобного, дернулся назад и чуть не грохнулся, но Гиксан, хохотнув, придержал меня и закрепил лямки, перекинув края вперед. — Ох, предупреждать надо… — откашлялся я. — Благодарю. Эм… Накатцэ´. — О! Знаешь, да? — довольно оскалился здоровяк. — Самую малость, — хмыкнул я и пожал плечами. — Так, здрасьте, до свидания, пошел на фиг. Гиксан заржал, довольно хлопая себя по коленкам. Лакатшу с улыбкой покачал головой и поцокал, но ничего не сказал. — Ладно! — махнул я им рукой. — Долгие проводы — лишние слёзы. Я полетел. — Лети, птаха! — кивнул Гиксан. — Жди сигнала! — он постучал пальцем по широкому браслету на запястье. — Помню, знаю, — я взмахнул рукой с таким же браслетом. Эти штучки ещё вчера Лакатшу передал Гиксану, а тот утром отдал мне мой. Принцип действия у них был примитивный — один сжимал свой браслет, у другого браслет чуть покалывал руку. Радиус действия амулетов — где-то десять километров, но нам этого было достаточно. Мы договорились, что когда Гиксан на своем уйгоце приблизится к острову, то даст мне знать. А уж с воздуха я его замечу, прилечу. Правда, мы так и не решили, как будем переправлять пленника, я ли его перенесу, или получится пристать к острову, отложили этот вопрос на потом. К слову, уйгоц у него оказался суперский. Не знаю, как на Земле звались подобные лодки, когда три лодки соединены в одну, вернее, одна, большая, с трюмом и каютами — по центру, к ней же крепится несколько мачт с разными парусами, и две узких, но такой же длины, как средняя — по бокам. И вся эта конструкция соединена толстыми деревянными балками, по которым резво скакал капитан*. Гиксан сказал, что, если надо будет, на обратном пути он накроет всё сеткой, чтобы неопытные пассажиры не вывалились в пути, но пока он оставит так, как ему привычнее. — Пусть ветра будут щедры к тебе! — напутствовал меня Лакатшу. Я с благодарностью улыбнулся и поклонился. — До скорой встречи! Кэ´циктáави! — махнул рукой Гиксан. — Кэ´циктáави! — махнул я в ответ и взлетел, оставляя позади пляж и две уменьшающиеся фигурки. И успел заметить, как на берег высыпали остальные жители, принявшиеся махать мне руками вослед и кричать напутствия. Я крутанулся в воздухе, помахав им в ответ и ускорился, улыбаясь. Да, я оценил сполна, до чего замечательные люди тут живут. Словно поняли, что меня смущает излишнее внимание, не стали докучать проводами и разговорами. Или, что вернее, послушались своего гайце-нати. Как бы то ни было, мне предстоял долгий путь. Пять дней полета — это много, скажу я вам. Уже на утро третьего дня я понял, что малость переоценил свои силы, но темп всё равно старался держать. Да, я спешил, спешил изо всех сил, благодаря небеса за попутный ветер. Но всё равно было ужасно тяжело. К вечеру третьего дня я пролетел над заливом с другом-сарзисом, но спускаться не стал, понимая, что банально нет лишнего времени на обнимашки с котярой. Утешил себя тем, что обязательно заглянем на обратном пути, ведь спешить уже будет некуда. Заночевал в предгорьях. Утром с новыми силами взял перевал. К вечеру я долетел до одиночного пика, от которого мне надо было повернуть и лететь над морем. Мы специально выбрали такую заметную цель, чтобы мне, не ориентирующемуся в открытом море, было проще найти путь. Гиксан, сетуя на мою бестолковость, как мог, объяснил, как нужно двигаться на восток и где должно быть при этом солнце. То есть утром оно мне светит в харю, в полдень — в спину, вечером — в задницу. Очень образно, что и сказать. Оставалось только надеяться, что я понял всё правильно и, следуя, как и положено, навстречу солнцу, не заблужусь, никуда не сверну и после обеда увижу нужный остров. — Ну что, Данила Батькович, страна смотрит на тебя! Твой подвиг не забудут! — я с важным видом поставил ногу на скальный выступ, под которым нынче заночевал, приняв горделивую позу. Хихикнув, я поднял руку, изобразив статую а-ля вождь народов. — Эх, и оценить некому! — покачал я головой и спрыгнул вниз. Нацепив приятно полегчавшую сумку и закрепив лямки, я взлетел на пик, примеряясь к направлению. На мою удачу, сегодня ветер проредил густые облака, и меж них было видно поднимающееся солнце. Правда, получалось, что, двигаясь на восток, меня будет сносить северным ветром. Но я решил рискнуть и положиться на удачу — чай, не унесет меня за полдня далеко, увижу остров, лететь-то довольно высоко буду. — Ну, с Богом! — выдохнул я и подпрыгнул, взлетая. К острову я добрался на закате, на одном упрямстве. Не рассчитал, что ветер усилился, и меня слишком сильно унесло на юг. Так и не дождавшись после полудня никаких островов, я немного запаниковал, стал забирать севернее. Через пару часов решил снова повернуть на юг. Потом опять повернул на север. В общем, пометался я знатно. А учитывая, что в открытом море негде передохнуть, можно представить, как я возликовал, увидев на горизонте скалы. Мне уже было совершенно плевать, те ли это острова, что мне нужны, или другие — лишь бы было куда срочно упасть и вытянуть ноги. Потому как спина у меня уже словно закаменела, руки-ноги замерзли напрочь, и я реально боялся свалиться в воду, понимая, что из неё мне ни в жизнь не выбраться, не взлететь. Неуклюже приземлившись на небольшой выступ, я забылся и прислонился плечом к камню, не убрав крылья. В итоге чуть не чебурахнулся вниз, на острые пики, вслед за скалой, срезанной чертовыми бритвами. Кувыркнувшись в воздухе, я плюнул на все, кое-как вполз на выступ обратно и развалился на животе. Сил не было даже на то, чтобы убрать крылья. Спустя некоторое время меня немного отпустило. Мученически застонав, я сложил крылья и попытался пошевелить руками и ногами. Получалось не ахти. Но надо было разогнать кровь, чтобы потом хуже не стало. Перевернувшись на спину, я непослушными пальцами развязал лямки сумки и кое-как стащил её с груди. Внутри зашуршали поломанные лепешки. Я недовольно поморщился: сам, по своей глупости лишил себя вкусняшки. Вот кто мешал мне снять сумку с пуза, прежде чем падать оземь, как лист осенний? Минут десять я, сжимая от боли зубы, упорно пыхтел, выполняя элементарную растяжку, поджимая и выворачивая поочередно руки и ноги. Но это помогло, скрученные спазмом мышцы расслабились, у меня получилось сесть. Выпив последние два глотка воды из кожаной фляжки, я заставил себя сгрызть пару обломышей лепешки. Кряхтя, как старый больной дед, я встал на ноги. Меня немного пошатывало от усталости, но отдыхать пока было рано. Надо было добраться до замка и найти пленника. Поведя плечами, я расправил крылья, закусив губу от боли. Вот что там может болеть, интересно? Если верить Луакцолю, а причин не верить у меня нет, так вот, по его словам, крылья — не часть моего организма, они появляются в миллиметре над кожей спины и приводятся в движение магией и моей волей. Но, тем не менее, спина ныла так, словно я сутки отпахал у зеркала, тренируясь без остановки. Решительно выдохнув, я взмыл вверх. Надо было обследовать остров и найти замок. Я помнил, что с трех сторон замок окружали высокие скалы, с четвертой был обрыв. Так что я решил облететь остров по периметру, надеясь отыскать искомое до наступления темноты. Остров оказался весьма большим. Поневоле стал уверяться, что ошибся, тот то остров мне запомнился как не очень большой и довольно узкий. Я пролетел километров десять, прежде чем в сгустившихся сумерках разглядел неровный огонек. Спустившись ниже, я улыбнулся, с облегчением поняв, что мои подозрения о том, что я с островом ошибся, неверны, и сейчас подо мной тот самый замок, ну что ошибся с размером - немудрено, толком-то в окно не разглядел, что и как. Во дворе замка горел костер. А раз горит костер — значит, гражданин с кодовым именем «милашка» жив и здоров! Сделав от радости финт, я полетел вниз, намереваясь поскорее закончить со всем и нормально отдохнуть. И со всего размаху я влетел во что-то упругое, откинувшее меня обратно. Покувыркавшись в воздухе и едва не вписавшись в скалу, я поспешил приземлиться на одну из скал, высившихся над замком. — Вот же гадство какое! — возмутился я, глядя на что-то радужное, переливающееся в последних слабых отблесках заката. Это что-то походило на огромный мыльный пузырь. В одном месте переливалось и мерцало сильнее, но сияние понемногу затухало. Задумчиво почесав нос, я понаблюдал ещё немного. Минут через пять всё мерцание угасло. — Ничего не понимаю… Откуда что взялось… Это что же, защита такая? — принялся рассуждать сам с собой. — Или замок другой?.. Не-ет, замок нужный, вона башня срезана… Ладно, попробуем ещё раз. И я попробовал ещё раз. И ещё. И ещё. Но раз за разом упругое нечто отбрасывало меня обратно. В другой раз такая забава мне бы понравилась — что-то похожее на прыжки на батуте, только не на ровной поверхности, а на огромном шаре, — но сейчас мне было не до смеха. Разозлившись, я поднялся повыше, разогнался и с силой вмазался в защиту, прямехонько в центр. Ох я и летел обратно! Кувыркаясь, матерясь и щедро делясь с миром искрами из глаз. — Что за нафиг такой! Чего это меня не пускают! — яростно плевался я, усевшись на какой-то пик, как горгулья из сказок. Чертов купол переливался и сиял, как новогодний фонарик. — Ну-ка, ну-ка… — скользнул я вниз, заметив, что над сломанной башней почти не мерцает небольшой кусочек, метра на два в поперечнике. — Йу-ху! Да! — радостно кувыркнулся я в воздухе. Уж не знаю, я ли эту дырку пробил в прошлый раз, улетая, или просто защита спала из-за разрушившейся башни — но упускать шанс не собирался. Пузырь пропустил меня без помех. А меня пробрала нервная дрожь. Отчего-то с этой стороны купола самого купола и его сияния не было видно, солнце давно скрылось за высокими пиками, и в замке было темно и жутко. Только во дворе всё ещё горел костер, отбрасывая резкие тени на стены. Раздались какие-то удары, потом они стихли. Я, опасаясь неясно чего, уселся на край крыши, не решаясь спуститься, глядя во все глаза вниз. Кто-то зашаркал, явно что-то волоча по земле. Через минуту из двери, что была подо мной, спиной вперед вышел кто-то, волоком таща за собой что-то непонятное на куске ткани. Допер свою ношу до костра, принялся кидать туда свой груз. Костер затрещал, с неохотой принимая подношение. А у меня волосы зашевелились, когда я увидел на краткий миг, что именно кинул в костер неизвестный. Чью-то руку. Насилу сглотнув, я замер, не дыша. Неужели я ошибся и Гнешт выжил? Ой, Матушка родная… И я сам, по собственной глупости сюда вернулся? Меня затрясло нешуточно, в глазах потемнело от страха. Не знаю, что бы со мной сталось, но у неизвестного что-то упало, и он начал громко возмущаться. У меня просто от души отлегло. Во-первых, потому как голос был звонкий и явно молодой. А во-вторых, я увидел, что он уронил. Одного из тех големов, что приносили мне еду и отводили в подвал. Только сейчас они напоминали здоровенных кукол. И одна из таких кукол вывалилась с самодельной волокуши. Парень же, яростно ругаясь на неизвестном мне языке, принялся рубить голема топором, закидывая в костер запчасти. Вдруг у него слетело что-то с волос, и они в момент распушились, превращая его в одуванчика. Тот взвыл и, с силой бросив топор в сторону, пустился на колени, принялся шарить руками по земле. Смотрелось это нереально: темная в ночи фигура и сияющие от света костра волосы. Хихикнув, я подался назад. И неосторожно что-то задел в темноте. Звяк в ночи получился оглушительный. Парень моментально напрягся, уставился вверх, безошибочно найдя меня взглядом. И, пока я собирался с мыслями и приветственными словами, он кинулся к топору и метнул его в мою сторону. От встречи с предками меня спасло везение, не иначе. Топор с низким гулом воткнулся в полуметре от меня. — Ты очумел, что ли, полудурок?! На кого батон крошишь, сукин ты сын?! — озверев, взвился я с места и махом слетел вниз, схватив парня за грудки. — Я его, понимаешь ли, спасать несусь, крылья ломая, а он меня топорами встречает? — Охренеть - не встать! — выдал этот чучел и заржал. — Дебила кусок! — сплюнул я и оттолкнул его от себя. Меня ещё маленько потряхивало и жутко захотелось выпить. Вдруг до меня доперло, что, пересравшись, я ругался на самом что ни есть русском. И ответили мне тоже на русском. Что было невозможно. Почти. — Переводчик где? — тряханул я парня за плечо, решив сразу всё прояснить. Тот всхлипнул и глянул на меня более осмысленно. — Чё? — Переводчик, говорю, где? — Где я в этих ебенях тебе переводчика возьму, спасатель? — ядовито фыркнул он. — Переводчик — это серьга, кулон, кольцо. Есть? — Зачем? — удивленно уставился на меня. Я не менее удивленно глянул на него. — Вот только не говори мне, что ты по-русски шпрехаешь. — Ты знаешь, что-то я тоже как-то малость охренел, впервые за три десятка лет родную речь услыхав. Думал, совсем с катушек слетел. Уж привык как-то на аэрвэли изъясняться. — Даниил Стрельцов. Здесь — Ниэл Жеарси, — протянул я ему руку. — Павел Шаповалов. Здесь — Мишаоуш, — чуть скривился он, представляясь, но руку пожал. — Мишаоуш? Необычное и красивое имя. — Ну-ну… Мне тоже нравилось, пока не понял, что оно значит… — горько усмехнулся он и махнул рукой: — Погоди, надо закинуть остальное, и можно идти отдыхать. А то иначе к утру прогорит, а у меня со спичками засада. — Эти големы так хорошо горят? — Големы? Это ты про тутукеш, что ли? — пнул он какой-то кусок, оказавшийся ногой куклы. Я брезгливо поморщился. — Горят и ладно. Пфаоэре аои… Эм, прости. Что-то типа пластика, горят, дымят и воняют. — Ясно, — кивнул я. — Аои… Это на аервели, что ли? Не знал, что на Вессе говорят на таком, лиданский знаю, фернавейский чуть, кцоарвейский еще есть. — А Весса — это что? — Как — что? — я аж поперхнулся от удивления. — Мир так зовется, что не знал? — Пф, откуда? — поморщился он. — Не понял… — мотнул я головой. — Тебе же не десять лет, чтоб такое не знать? — Если ты думаешь, что меня куда-то выпускали и что-то объясняли, то ты ошибаешься, — мрачно хмыкнул парень. — Даже так… Н-да… — Вот тебе и н-да. Лиоэш-ше, — махнул он рукой и пошел к двери. — Пошли, жрать хочу. И поговорим нормально. Расположились мы на кухне. С запомнившегося мне прошлого раза сейчас тут было значительно чище, в углу стоял заправленный топчан. Здесь было достаточно света, и я наконец-то рассмотрел парня. Худой, ниже меня на полголовы и очень миловидный. Милашка и есть. Одуванчик колючий. — Так ты тут обитаешь? — Эссей. Да. Наверх как-то не хочется, — хмуро бросил Павел и занялся очагом. Я снял сумку и выложил остатки мяса и лепешек на стол. — Держи. Чем богаты, тем и рады. — О, мясо! Вот праздник-то! — искренне обрадовался он. — А тут что, запасов нет? — Нет. Только круп немного. Не знаю, откуда раньше доставали еду, я не нашел складов. Кругом грязь и разруха. — Наверное, через Переход, — пожал я плечами. — Какой еще переход? — обернулся он, глянув на меня через плечо, отвлекшись от кастрюли. — Самый что ни есть обычный. Маги же, открыть — раз плюнуть. Я не умею, увы. Не дорос. Погоди, я не понял. Ты старше меня и не знаешь таких простых вещей? — Это… — скривился парень и пробормотал что-то мелодичное. — Кошмар какой-то… — Знаешь что, давай-ка по порядку, — я задумчиво постучал пальцами по столу, собираясь с мыслями. — Начнем с начала. Вернее, с моей истории. — Да! — оживился Павел. — Интересно будет узнать, откуда тут землянин взялся. Тоже инопланетяне похитили? — хихикнул он. — Можно и так сказать, — улыбнулся я. — В общем, до двадцати пяти лет обитался в Москве. Родители у меня замечательные были, поддерживали во всем. Я занимался любимым делом, танцевал, с гастролями ездил. — Так ты этот… — он изобразил пальцами какой-то знак, я такого не видел. — Балет, что ли? — А, нет, не классика. Всего понемногу, хотя начинал с классических. Ну, вальс, квикстеп, фокстрот, танго, потом рилл пошел, хип-хоп немного, — заметив непонимание в его глаза, удивился: — Что, не слышал никогда? — Пф, откуда? — Да? Ну, неважно. В общем, хорошо жил, по миру покатался, в сети свой блог был, на Ютубе канал Илюха замутил… А потом, в один прекрасный день… — Вот вроде по-русски, но половину не понял, — развел он руками. — Ну, блог — это как он-лайн журнал, чтобы сразу с читателями общаться, а на Ютубе выкладывали видео выступлений. — Всё равно не понял. — Ну ладно, неважно. Важно то, что в один прекрасный день все поменялось. Не знаю, как описать… Словно какая-то мировая тоска навалилась, кошмары снились каждую ночь, и вообще, всё из рук валилось. А потом… Поехал я за город, заказ был, на дне рождения выступить к богатеям одним… И не доехал. Вернее, доехал, но не туда, куда планировал. Каким-то чудным образом на Вессу приехал. Попал в какой-то межмировой Пролом и вырулил на Пустошь. Ну, а там повезло добраться до Храма, помогли, поддержали, — улыбнулся я, вспоминая свои первые минуты тут. — В общем, без инопланетян справились. Павел, забывшись, пропел что-то на аэрвэи, но поправился: — Чудно очень. Странно очень слушать всё. По миру катался. Свой телеканал имел, журнал. С богачами знался. Ты тоже богатый был? — Ну, на жизнь хватало, — поскромничал я. — Оусиэ… Слов не хватает. У меня ничего такого не было. Жили просто и бедно… Все так жили. Москва… Я туда не попал. — А тебя когда забрали? — В восемьдесят девятом. Кажется. — А-а, ясно. С тех пор, считай, четверть века прошло… Многое изменилось. Стоп. Я в восемьдесят девятом родился. В смысле, на Земле появился. — А что, есть разница между родился и появился? — насмешливо фыркнул Павел. — Родился я на Вессе, как и ты. В тот год меня выкрали на Вессе и на Землю увезли. Но об этом я узнал уже тут. — Что значит «как и ты»? Глупости говоришь. — Ничуть не глупости. Уж ты-то сам должен был догадаться, что в… Сколько тебе сейчас? — Сорок один. — Так вот, в сорок один трудно выглядеть на семнадцать, если ты землянин. Там нет магии, пустой мир. В общем, давай расскажу тебе всё по порядку, что и как. Ты не перебивай. Вопросы потом задашь. — Эссей. Согласен. Тогда давай поедим сперва, все готово, — поставил он кастрюльку на стол. Я невольно принюхался: пахло очень даже ничего. — Не сердись, как это… Чем богаты! — Ты что! Пахнет здорово! Ещё и горячее — просто класс! Я же месяц, как сбежал отсюда, в лесу жил, мясо сырое ел, шишки грыз. Так что не привередлив в еде. — Оэ вейи! Это… Приятного аппетиту! — Спасибо, тебе тоже, — улыбнулся я, приступая к нехитрому ужину. — Слушай, а ты наверху не смотрел, в комнатах не осталось ничего выпить? Ужасно хочется… — Не нашел, — равнодушно пожал он плечами. — А что? — Странно просто… Я помню, что в последний вечер Гнешт с бутылкой заявился… Потом и Нилауш подтянулся. — А ты не знаешь, куда они делись? А то месяц тут сижу, с ума схожу. Сначала злился, не понимал, отчего не выпускают. Потом, спустя неделю, когда от голода живот свело, решил через окно вылезти. Ну, думал, побьёт опять — и ладно, зато поем. А оказалось в замке никого нет, и чучела эти замерли, кто где стоял. — Так ты, что же, наверху не был? — Где? — В башне. — Поломанная которая? Нет. Лестница упала вся. — Ясно. Тогда и не ходи, не надо. — А что? Это ты её поломал? — Так вышло, — поморщился я. — Знаешь, когда прижмёт, некоторые летать учатся. — Не знаю, — невесело усмехнулся парень. — Меня по всякому прижимало, но летать не научился. Терпеть разве что. — А как ты вообще с Нилаушем пересёкся? — решил закинуть я удочку, оставив разъяснения на потом. — Тогда думал — случайно, сейчас не знаю… — умолк Павел. Я его не торопил. Он задумчиво возил ложкой по тарелке, размазывая кашу. — Знаешь, я почти забыл ту жизнь. Мы жили в теплом городе… Как это… Теш… Тешкет, что ли… — Ташкент? — Наверное. Помню, жарко очень, красиво. Дома такие… Узоры… — Павел мечтательно прикрыл глаза. — Мама с детьми маленькими занималась. Чужими, воспитатель была. Папа… Не помню. Вроде рисовал что-то… Слово такое… Чертил, вот. На день рождения отправили меня в лагерь, на море. Чёрное. Здорово было, весело очень. Смех, игры, море… А когда вернулся, оказалось, что они погибли. Пошли в горы. Чи… Шигам, нет, Чигам, Чиган, Чимган, да, Чимган. Надо же, вспомнил, — грустно усмехнулся он. — Засыпало их. Дождь был, гора сползла. Вот так… А мне четырнадцать лет, родных нет, кроме них, вернее, есть, далеко, город-птица… Орёл, кажется. Ну, меня в детдом отдали. А там… Плохо там. Я сбежал. Пару лет гулял. Страна большая. Я на поезде, в товарном вагоне катался. От востока до запада катался. Зимой в деревнях у бабушек добрых жил. Летом к морю ехал. Там народу много, всегда есть что поесть, где поспать. Музыка, все красивые, весёлые. Здорово было. К таким же пацанам, бездомным, не хотел. Злые они какие-то, жадные. Гоняли меня, страже пару раз сдавали. Ну, а я наученный уже. Из детских домов почти сразу убегал. А потом как-то прям посреди улицы мужчину увидел. Такой… Такой опрятный, хорошо одетый, богато очень, аккуратный весь. Я, помню, ещё удивился: лето, жара, а он в костюме, словно в кабинете. Он на меня так посмотрел и говорит, мол, ну, что, долго ещё бегать будешь? Пошли, говорит, со мной. А я и не возразил даже. Пошел, как щенок за мамкой… Ты знаешь, — вздохнул он и поёжился, исподлобья глянул на меня каким-то больным взглядом побитой собаки. — Спасибо уже за то, что заставил вспомнить. Я же не помнил, забыл. Как ходил с ним… Года три, точно. В странные города приезжали, со странными людьми встречался. Мне тогда это казалось таким… Таким важным. Я себе казался важным, серьёзным делом занимался, хорошему человеку помогал. Считал его большим человеком. Как это… Сейчас… — потер он лоб, поморщился. — Законник… В законе… Что-то такое. — Вор в законе, что ли? — Да, кажется, так. Но я же ничего не знал, вообще. Даже не понял, что мир уже другой. Сейчас знаю. Потом… — он смутился, покраснел. — Не знаю, как сказать. — Не надо ничего говорить, — усмехнулся я, сжал его руку. — Я понимаю. Нилауш — сильный разумник, маг разума, менталист. Внушить может что угодно. Испытано, поверь. — И он тебя тоже, да? — виновато посмотрел на меня. — Нет, не тоже, — качнул я головой. — В этом плане повезло. — Ясно… — опять повесил он голову. — Так я и жил. Взаперти. Раз в пять лет мы переезжали. Я спал в это время, просто однажды просыпался в новом доме. И ведь устраивало все… Сейчас странно, а тогда счастлив был, думал — люблю, любим… Ой! — он испуганно взглянул на меня. — Не бойся, я не собираюсь тебя осуждать. Тут это в порядке вещей. В смысле, что в личную жизнь не лезут. Если по любви — то с кем хочешь. — Понятно… А потом однажды я опять проснулся в новом месте. И… Ты знаешь, что-то странное началось. Я как-то в один миг ясно понял, что Нилауш — гнида и тварь, каких поискать, и за что его люблю — непонятно… И люблю ли… И что мир больше и лучше, чем четыре стены, за которые я даже не думал выглянуть. А потом вдруг появился второй. Гнешьт. Нилауш стал нервный… Злой такой. Побил меня. Он и раньше бил. Но извинялся, я прощал, не сердился. А теперь… Как я его ненавидел! У меня после того как белое с глаз упало! — он помахал рукой перед лицом. — Пелена? — Да! И я как очнулся. И убежал. А на улице — паук! Ты подумай! Огромный ездовой паук! Всё другое! Я вдруг понял, что это не может быть Землей. Ну и… — смущенно улыбнулся он. — Того, упал. — Чего стыдишься-то? — фыркнул я. — Я тоже, в первый раз пшессов увидав, в обморок грохнулся. А дальше? — Да ничего… — скривился Павел. — Как я понял, Нилаушу плевать было на мои метания. Он всегда знал, где я. Потому как ошейник надел, как на пса… Ты за порог — и он душит, пока обратно не вернешься… — тяжело вздохнул. — Месяц назад я проснулся тут, — он показал пальцем наверх. — Стало совсем плохо. Словно дышать нечем. У меня и раньше такое было. Мы сразу переезжали, и мне становилось легче, все проходило. А тут — некуда деваться. Еще и Нилауш со своей… — скривился парень. — И так тошно, а после него жить не хочется… — Всё, всё, — я пересел и обнял его одной рукой. — Больше он никому ничего не сделает. Надеюсь, ему у чертей весело, как и дружку его. — Так он умер?! — радостно встрепенулся парень. — Вернее некуда, — кивнул я. — Могила у них знатная, — показал я пальцем в сторону разрушенной башни. — Так это ты их! — восторженно воскликнул он, прижав кулаки к груди. — Ну, если честно, я не хотел. Думал, что просто сбегу. Но они… В общем, тогда у меня крылья окончательно раскрылись, и я их порезал. И башню заодно. Очухался уже над морем. Едва не утоп. Но выбрался. Потом мне сказали в Храме, что я не один такой у них сидел, что надо срочно возвращаться, спасать, и срочно… — Каком храме? — удивился парень. — Ты верующий, что ли? — Короче! — хлопнул я ладонью по столу. Павел подпрыгнул на месте. — Разговор предстоит непростой. Надо найти что выпить. И вообще. Нажремся на радостях. — Чему радоваться-то? — язвительно фыркнул он. — Не знаю, как ты сюда смог залезть, но выбраться из замка невозможно, я все облазил! — Так по воздуху же! Говорю же — крылья есть! А по морю группа спасения плывет, по воде медленнее, чем по воздуху. Но послезавтра, думаю, доплывет. — Ояти-ирре! — выдал он и хлопнул глазами, явно половину не понимая. — Короче, не бзди! — решительно встал из-за стола. — Уверен, что где-то у них есть заначка. Не бегали же они, в самом деле, каждый раз, как приспичит выпить, на Большую землю?! Так что сейчас всё будет! — махнув рукой, я вышел в коридор, оставив парня подбирать челюсть. Настроение у меня было замечательное. Я долетел, «милашка» жив-здоров и даже в своем уме, Чип без Дейла спешит на помощь — красота, да и только! Осталось только воплотить неистовую мечту — нажраться до состояния нестояния.